Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе - Роберт Рождественский

Горы

Горы —           там, где планетанаморщилалоб…

Упирается в небозастывший галоп.Брови        глухо навислитам,куда забреливсе бессонные мыслиуставшейземли.Здесь увидишь в подробностяхоткровение ветра.Здесь       щербатые пропасти, —как безумиевека!Здесь, —            ворча и ворочаясь, —по тропкам неистовым,по завалам пророчествпродираютсяистины.Здесь туманы                  колдуют,здесь мирнерушим…Но обвалы              стартуютот самых вершин.

Тишина

В траве – тишина,в камыше – тишина,в лесу – тишина.Так тихо,            что стыдно глаза распахнуть                                                  и на землю ступить.Так тихо,            что страшно.Так тихо,            что ноет спина.Так тихо,            что слово любое сказать —                                                 все равно что убить.Визжащий,               орущий,                          разболтанный мир                                                   заболел тишиной.Лежит он —спеленут крест-накрест                               ее покрывалом тугим.Так тихо,            как будто все птицы                                       покинули землю.                                                              Одна за одной.Как будто все люди                          оставили землю.                                                Один за другим.Как будто земля превратиласьв беззвучный                  музей тишины.

Так тихо,            что музыку надо, как чье-то лицо,                                                         вспоминать.Так тихо,            что даже тишайшие мысли                                                 далеко                                                          слышны.Так тихо,            что хочется заново                                     жизнь                                             начинать.Так тихо.

«В остывающей золе…»

В остывающей золеискры обнаружились…Люди спали                 на земле,будто к ней прислушивались.Говорила им оначто-то очень важное…В реках          стыла                  глубина.Шли туманы ватные.В дальней,              сумасшедшей мглемиргроза раскачивала…Люди спали                 на земле,а земля рассказывала.Говорила, как могла, —монотонно,буднично, —про куницу,                про орла,про медведя бурого.И про то,            как спит марал,зябко вскинув голову.И про то,            где есть уран.И про то,            где – олово.Про горячие ручьиаж до Ледовитого!..Тайны главные свои, —не стерпела, —выдала…Из-за сопок вылез день.Солнце в море парилось…

Люди встали.У людейза ночь          дел              прибавилось!

«Дождь не шел (разве так идут?!)…»

Дождь не шел                   (разве так идут?!), —так наваливаются,крича,всей наукою —                    на недуг,всею правдою —                       на палача,ледокольной мощью —                                на льды,головой хмельной —                            на столы…И слепые столбы водыбыли каменны и круглы.Мир      уменьшился,опустел.И казалось:в мире пустомждет хозяйка                 прихода гостейи до полночи моет дом…Пот —         вода,и слезы —              вода.Сквозь песок —                     вода,сквозь сердца…

Так когда же, земля,когдаты отмоешься до конца?

«Доживает свое квартал…»

Доживает свое                   квартал.Доживает.Дошептывает.Тяжело распластавруки опустошенные.Все разъято,                распято.В прихожих —                    туман паутин.На обоях —                квадратные пятнасбежавших картин…

Доживает квартал.Деревянная песенка спета.Есть раздольекотам, —их глазищи               пылают                         победно!По гостиным вчерашним,где пыли махровой полно.По раскрытым чуланам,в которых —                 как после Махно!

Доживает квартал.Дремлют лестницы шаткие.И по лестницам,                      как по склада́м,ковыляет шамканье.Бормотанье,                покряхтыванье,чертыхаясь,               ползет из угла:«Вольнодумцы проклятые…Ладно!Ваша       взяла!..»

Ай бо!

Нас встречали, будто свадьбу,ту,   что ждали целый век.Нам кричали:                  «Ай бо!..»                              «Ай бо!..»«Ай бо!..»«Белый человек!..»«Ай бо!..» —                крик до одуренья.«Ай бо!..» —                всколыхнулся день.И глядела вся деревняна диковинных людей.«Ай бо!..» —                вздохи-пересуды…А мальчишки на мостутак шикарно белозубы,словно —             лампочки во рту.«Ай бо!..» —                пискнуть не забыли…Сквозь тропическую слизьай бо,серые от пыли,по Нигерии тряслись.

Было душно.Было банно.И, предчувствуя предел,мы сидели              в недрах барапосреди сплошных Отелл.«Ай бо!..» —                слышалось вдогонку…

Рынок        жару поддавал!Пышнотелая торговкавоспевала свой товар.Нам он был не нужен вовсе.Но смешила без конца, —как в Одессе,                 на Привозе, —яростная хрипотца.И наваливалось лето.И лежал базар,                    сочась.было очень много света.Много солнца…

А сейчасесть официант стерильный.И на столике – цветок.Есть размеренный,                         старинный,европейский холодок.Есть приземистое небо.И глядящий круто вверх —белый        от большого снегаай бо —белый человек.

Голос африканского поэта

Испуг читаю                 в ваших синих взорах.Слова читаю:                  «Боже, пронеси!..»У нас,как у испытанных боксеров,почти у всех —                     приплюснуты носы.И взгляд упрям.И губы – в изобилье.На внешность                   я не жалуюсь творцу.Ведь если б вастак терпеливо били!Так тщательно                   хлестали по лицу!Так показательногноили в трюмах!..

Но в гуле             изменившейся судьбыдля вас —велеречивых и угрюмых,мы до сих пор —                       как беглые рабы!..Мы не забыли вашего урока,цветистых притч                       о зле и о добре.Мы – черные.Как пашня.Как дорога.Мы – черные.Как чернь             на серебре…

И над планетой —                         вечною и бедной —я возношусвой обожженный торс.И свято верю в то,                         что дьявол —                                           белый.И в то,         что черный —                            бог Исус Христос.Запомните,глаза привычно пяляв торжественность                        соборной полутьмы:чернеют не от временираспятья!

Они      хотят быть черными.Как мы!..

До гроба буду                  белою воронойя – черный —в ваших пестрых городах.И все-таки, —                   грозой пророкотав, —взойдет мой голоснад землей огромной!

«Клубок дала волшебница…»

Клубок дала волшебница.– Иди за ним! —промолвила…

Тайга о чем-то шепчется.На большаках —промоины.Река грозит порогами.Пугает небо ямами.Бежит клубочектропками,где змеи           бредят ядами.Спешит клубочек-искоркато льдинами,                 то сопками.И вдруг посмотрит искоса:иду ли я,способен ли?По краешку,                над пропастью,над суетой,над робостью,над позднею охотою,над сытою зевотою.То по асфальту                     бодрому,по отблеску,по отзвуку.То в гору —                будто по́д гору,то по́ морю —                    как посуху.По тундрам подмороженным,по осыпям,по насыпям,по городам взъерошенным,по островам неназваннымклубок веселый                    катится…

«Надо верить в обычное…»