Бенефис Лиса - Джек Хиггинс

— Более чем кстати, — сказала Сара категорично. — Как однажды сказал мне Гарри, Дагел Манроу ненавидит оставлять свободные концы. Это всех устраивало. «Ди-Дэй» приближался, и Эйзенхауэр был доволен, что Келсоу вернулся живым. Наши люди из разведки не хотели усложнять жизнь Роммелю и тем генералам, которые участвовали в заговоре против Гитлера.

— Они почти преуспели, — напомнил я.

— Да, бомба в июле того же года. Гитлер был ранен, но выжил.

— А заговорщики?

— Граф фон Штауффенберг и многие другие были казнены, некоторые из них самым жестоким образом.

— А Роммель?

— За три дня до покушения на жизнь Гитлера, машину Роммеля обстреляли из пулемета с низко летящего самолета Союзников. Он был очень серьезно ранен. Хотя он был вовлечен в заговор, в практическом смысле он ничего не делал.

— Но его все равно взяли?

— Не сразу. Кто-то не выдержал гестаповских пыток и назвал его. Однако Гитлер не хотел скандала, связанного с заключением в тюрьму величайшего немецкого героя войны. Ему был дан шанс покончить с собой и обещание не преследовать семью.

Я кивнул.

— А что стало с Хофером?

— Он погиб в тяжелом бою около Кана, спустя недолгое время после вторжения.

— А Хью Келсоу?

— Он уже не мог вернуться в строй полностью. Нога так и не восстановилась. Но его инженерный опыт пригодился еще в марте сорок пятого при форсировании Рейна. Он погиб при взрыве, при производстве работ на проклятом мосту в Ремагене. Кровавая западня.

Я поднялся и подошел к окну, стал смотреть на дождь, думая обо всем, что узнал.

— Поразительно, — сказал я. — И самое поразительное, что это оставалось так долго неизвестным.

— Для этого были причины, — сказала Сара. — Связанные с Джерси. Этот остров был освобожден девятого мая 1945 года. Через пару месяцев будем праздновать сороковую годовщину. Здесь День освобождения является важным событием.

— Могу себе представить.

— Но после войны было трудное время. Обвинения и встречные обвинения тех, кто подозревался в сотрудничестве с врагом. Гестапо выследило некоторых людей, написавших анонимные доносы на соседей и друзей. Эти имена были обнаружены в архивных делах. Был создан государственный комитет по расследованию.

— И что он нашел?

— Я не знаю. Эта информация засекречена на сто лет. Вы не сможете прочитать их рапорт до 2045 года.

Я вернулся к камину и снова сел.

— Что случилось с Элен де Виль, Галлахером и Гвидо?

— Ничего. Никто из них не попал под подозрение. Гвидо был взят в плен в конце войны, но Дагел Манроу позаботился о том, чтобы он был выпущен почти немедленно. Муж Элен, Ральф, вернулся совсем больным. Он был ранен во время операции в пустыне. Он так и не смог поправиться и умер через три года после войны.

— Элен и Галлахер поженились?

— Нет. Звучит глупо, но мне кажется, что они слишком долго знали друг друга. Она умерла от рака легких десять лет назад. Галлахер пережил ее на несколько месяцев. Ему было восемьдесят три, но он до конца оставался настоящим мужчиной. Я была с ним до конца.

— Я хотел спросить, нельзя ли взглянуть на усадьбу де Вилей и на Сентябрьский прилив?

— Я не уверена. Джерси сильно изменился со времени окончания войны. Теперь мы один из наиболее важных мировых банковских центров. Здесь огромные деньги и полно миллионеров. Одному из них принадлежит теперь усадьба де Вилей. Возможно, мне удастся что-то организовать, но я совсем не уверена.

Я не задал еще самого важного вопроса, и Сара Дрейтон это, конечно, знала. И ожидала.

— А вы и Мартиньи, что было с вами?

— Я была награждена орденом за военные заслуги. Естественно, основание для награждения не было приведено. В силу каких-то причин свободная Франция одарила Croix de Guerre, за проявленное мужество перед лицом противника.

— А американцы? Они тоже как-то отметили?

— Господи, нет, конечно! — Она рассмеялась. — С их точки зрения весь эпизод выглядел крайне неудобно. Они предпочли о нем забыть как можно скорее. Дагел Манроу дал мне работу на Бейкер-стрит. Я ничего не могла бы рассказывать, даже если бы и хотела. Напомню, что он сделал меня офицером женского вспомогательного подразделения ВВС.

— А Мартиньи?

— Его здоровье ухудшалось. Постоянно беспокоила рана в груди, полученная во время операции в Лионе, но он тоже работал на Бейкер-стрит. Он был очень востребован после «Ди-Дэй». Мы жили вместе. Снимали квартиру недалеко от места работы.

— Вы были счастливы?

— О, да! — Она кивнула. — Это были лучшие месяцы моей жизни. Напомню вам, я ведь знала, что они не будут длиться долго. Он нуждался в большем.

— В действии?

— Точно. Он в нем нуждался, как некоторые нуждаются в спиртном. Это его и доконало. В январе сорок пятого в контакт с британской разведкой вступила группа немецких генералов с тем, чтобы ускорить окончание войны. Дагел Манроу состряпал план, по которому Арадо из Эскадрильи самолетов противника, пилотируемый добровольцем, с Гарри в качестве пассажира полетел в Германию. Как вы знаете, самолет имел немецкие опознавательные знаки, а они оба были в форме Люфтваффе.

— И они не долетели?

— Нет, они долетели. Приземлились на другом берегу Рейна, где встретились с заинтересованными лицами, и вылетели обратно.

— И пропали?

— Была дана директива командованию истребительной авиации, чтобы их ждали. Но по досадной случайности сообщение не было передано пилотам одной единственной эскадрильи. Грубая ошибка какого-то клерка.

— Боже мой! Какой тривиальной может быть иногда причина катастрофы, — поразился я.

— Это точно. — Она кивнула. — Из записей следует, что Арадо был атакован Спитфайром около Маргета. Видимость в тот день была очень низкой, и пилот потерял их в низкой облачности. Тогда решили, что они упали в море. Теперь нам известна истина.

Мы помолчали. Она взяла из корзины несколько поленьев и подбросила в огонь.

— А вы? Как вы это пережили?

— Пережила. Я получила государственную стипендию и поступила на медицинский факультет. Тогда, после войны, они проявляли щедрость к отставникам. Получив диплом, я вернулась в старый Кромвель и в течение года работала в качестве семейного врача. Это как-то помогало. Для меня ведь там все и началось.

— И вы никогда не были замужем. — Это было утверждение, а не вопрос, и ее реакция меня удивила, хотя мне следовало бы догадаться.

— Бог мой! Что вас привело к этой мысли? Гвидо регулярно приезжал в Лондон. Он мне забыл сказать только одну вещь: насколько богата семья Орсини. Пока я училась, он каждый год делал мне предложение, а я отказывала ему.

— А он возвращался и снова пытался?

— Между другими браками. Он был уже трижды женат. Наконец, я сдалась, поставив условие, что буду продолжать работать врачом. Его фамильная усадьба находилась в предместьях Флоренции. Я была партнером в сельской врачебной практике в течение шести лет.

— Так вы, действительно, графиня?

— Боюсь, что так. Графиня Сара Орсини. Гвидо погиб в автомобильной аварии три года назад. Можете вы себе представить человека, который в шестьдесят четыре года участвовал бы в гонках на Феррари?

— Судя по тому, что вы о нем рассказали, это как раз не удивительно.

— Этот дом принадлежал моим родителям. Я всегда скучала по нему, поэтому решила вернуться сюда. Для врача на таком острове, как этот, проще пользоваться девичьей фамилией. Иначе, местные опасались бы ко мне обращаться.

— А вы и Гвидо? Вы были счастливы?

— Почему вы спрашиваете?

— Потому что вы вернулись сюда после стольких лет.

— Но этот остров — место странное. Он имеет такое свойство. Он притягивает людей обратно, иногда через долгие годы. Я не старалась найти что-то, что я потеряла, если вы это имели в виду. По крайней мере, я так не думаю. — Она покачала головой. — Я нежно любила Гвидо. Я родила ему дочь, потом сына, нынешнего графа, который звонит мне из Италии дважды в неделю и умоляет приехать и поселиться у него, во Флоренции.

— Понятно.

Она поднялась.

— Гвидо относился с пониманием к тому, что называл призраком в моей машине. К факту, что Гарри никогда не будет забыт. Тетя Элен говорила мне, что есть разница между увлечением и любовью.

— Она же говорила, что Мартиньи не для вас.

— Тогда она была права. То, что разладилось у Гарри в психике, мне было не под силу наладить. — Она выдвинула ящик письменного стола и достала пожелтевший листок бумаги и расправила его. — Это стихи, которые он выбросил в день нашего знакомства, в коттедже, а я спасла.

— Можно мне прочитать?

Она подала мне листок, и я быстро его прочел.

«В полночь вокзалы зловещи. Адресата нет у надежды. Пора пересесть в поезд нужного назначенья. Теперь не время для местных, давно отошел последний. Никак не вернуться обратно, туда, откуда уехал».