Учебник русской истории - Сергей Платонов

§ 79. Положение сословий. Иноземцы в Московском государстве

Служилые люди жаловались на то, что их поместья находятся в беспорядке: владеют ими часто люди, не способные к службе или не имеющие права на поместное владение; крестьяне не сидят на местах и не работают на помещика, а бродят с места на место и мало пашут. Правительство заботилось о том, чтобы привести в порядок дворянское землевладение. Оно разбирало дворян по «статьям»: выбрасывало вон из службы неспособных и сгоняло их с поместий; исправным увеличивало поместья и давало денежное жалованье; вдовам и сиротам умерших на службе дворян давало небольшие участки земли «на прожиток». В конце концов, через 15–20 лет работы, дело увенчалось успехом, и поместное землевладение было более или менее устроено (1636). Отношения помещиков с крестьянами уладить было труднее, потому что ничем нельзя было заставить крестьян оставаться в разоренных поместьях и вотчинах. Они искали мест, где им было лучше, и шли в богатые имения бояр и монастырей или же убегали в казаки на Дон. Был тогда дан указ, что землевладельцы могут искать своих крестьян в продолжение не пяти лет (как было установлено при Борисе Годунове), а десяти и даже пятнадцати. Но это мало помогало, и дворяне не переставали просить о бессрочном прикреплении крестьян к их землям безо всякого права перехода.

Податные люди в городах и областях, как мы знаем (§ 55), составляли податные общины, которые сами собирали через выборных земских старост свои подати. При царе Михаиле, когда подати по необходимости были тяжелы, много тяглых людей, в особенности в городах, уходило из тягла или старалось так или иначе уменьшить свою подать. Одним из способов уйти из тягла было «закладничество». Тяглый человек «закладывался» за какого-либо «беломестца», то есть вступал в зависимость от такого землевладельца (боярина, монастыря), который вовсе не платил податей со своих владений. Тяглец или продавал, или отдавал в залог свой двор боярскому или монастырскому приказчику и тем его «обелял», а затем и сам становился боярским или монастырским человеком, «закладчиком», и продолжал жить на своем дворе, но уже не считался членом общины и не платил со своим «миром» никаких государевых податей. Закладничество было страшным злом для тяглых общин, потому что отнимало у них земли и плательщиков. Чем больше уходило из общины людей, тем труднее было прочим тянуть тягло, и оставшиеся горько жаловались на свое разорение, прося государя прекратить закладничество. Но это было нелегко, так как закладчики умели соблюдать законные формы и прибегали к разным тонким уловкам. Поэтому при царе Михаиле с закладчиками ничего поделать не могли. Были и другие способы «избывать» тягла и если не совсем от него избавляться, то уменьшать его. Так как подать тогда собиралась с «паханой земли», то стоило лишь уменьшить свою запашку, чтобы платить государству меньше. К сокращению запашки располагали и смуты: как враги внешние, так и свои казаки постоянно топтали посевы, жгли и грабили запасы. Крестьяне поэтому стремились пахать возможно меньше и искали обеспечения в других промыслах. Правительство терпело от этого прямой убыток, потому что не получало такого дохода, на какой рассчитывало по старине. Чтобы выйти из затруднения и увеличить свои сборы, оно стало назначать подати не с земли, а с двора. Каждый крестьянский двор должен был уплачивать известную сумму, независимо от того, какая у него запашка. Дворы же бобыльские, непашенные, платили обыкновенно половину того оклада, какой назначался на двор крестьянский. Так постепенно совершалась важная реформа: место поземельной подати заступала подворная.

Нуждаясь постоянно в средствах и не собирая достаточно денег с населения, еще не оправившегося от бедствий смутного времени, московское правительство думало получить большие выгоды для себя и для народа от торговли с иностранцами в Архангельске. Чтобы привлечь иностранцев, особенно же англичан, в Белое море, царь Михаил дал им большие льготы (1614): англичане совсем беспошлинно, а голландцы с малою пошлиною могли торговать не только в самом Архангельске, но и в прочих городах Московского государства. Торговля от этого действительно оживилась; в государстве появилось много иностранной серебряной монеты (именно среднеевропейских талеров, которые назывались «ефимками» и ходили по полтине). Но все выгоды от этой торговли оказались на стороне иностранцев: они забрали в свои руки внутреннюю московскую торговлю и так затеснили русских купцов, что те не переставали горько жаловаться и просить о том, чтобы иностранцев удалили из государства. Однако государь не мог удовлетворить таких просьб. Необходимость заставляла его постоянно прибегать к иноземцам. Вместе с европейскими купцами в Москву приглашались с Запада всякие знающие люди. Иностранные офицеры обучали московских людей военному строю и устраивали в Москве регулярное войско, целые полки «солдат», «драгун» и «рейтар»: войны смутного времени показали необходимость такого войска. Иностранные техники пытались искать в разных частях Московского государства золото и серебро, медь и железо. Они устраивали даже заводы для обработки найденных железных руд; таковы заводы, оружейные и литейные, Виниуса и Марселиса в Туле. Иностранные доктора лечили царскую семью и московскую знать и завели в Москве первую казенную аптеку. Иностранные мастера всякого дела призывались в Москву ко двору на хорошее жалованье; от имени государя в Москву приглашали даже ученого астронома и географа голштинца Олеария, говоря, что в Москве и «такие люди надобны». Словом, после тяжелых уроков смутной эпохи москвичи поняли необходимость практических заимствований с запада и невыгоды прежней обособленности и отчуждения от иноземной культуры. В конце царствования Михаила в Москве, в подмосковной немецкой слободе, жило уже до 1 тыс. протестантских семейств из разных европейских стран. (С католиками москвичи боялись иметь дело из-за острой религиозной розни.) При таких условиях для царя Михаила было трудно решиться отнять торговые привилегии у англичан и голландцев.

§ 80(1). Война с Речью Посполитою 1632-1634

После многих лет мирной работы над восстановлением порядка в государстве московские государи решились возобновить войну с Речью Посполитою за Смоленск. Поводом послужила смерть короля Сигизмунда (1632) и наступившее в Польше «бескоролевье»: до избрания нового короля поляки и литовцы не могли воевать. Московское войско, состоявшее из новых полков иноземного строя и из старых дворянских ополчений, численностью всего в 32 тыс. человек, пошло к Смоленску, взяло много мелких городов на границе и осадило Смоленск. Так как Смоленск был чрезвычайно сильною крепостью, то осада затянулась надолго, несмотря даже на то, что во главе московских войск стоял тот самый боярин Шеин, который в смутное время был воеводою в Смоленске, геройски защищал его от короля Сигизмунда и знал хорошо как город, так и его окрестности. Через восемь месяцев осады на помощь Смоленску успел явиться вновь избранный король польский Владислав Сигизмундович. Он не только отбил русских от крепости, но и окружил их самих в их лагере. Утомленные долгою войною, московские войска не могли выдержать натиска свежих войск Владислава, и Шеин вступил в переговоры с королем. Он согласился отдать полякам все свои пушки и обоз и уйти в Москву (1634). За это бесславное отступление он был в Москве казнен как изменник, вместе со своим товарищем, вторым воеводою Измайловым. Война продолжалась, но без всякого нового успеха для Владислава. Поэтому летом 1634 г. он начал переговоры о мире. На пограничной речке Поляновке съехались московские и польские послы и заключили «вечный мир». Смоленск и прочие города, захваченные Сигизмундом в смуту, остались за Речью Посполитою. Но Владислав отказался от всяких прав на Московский престол и признал Михаила Федоровича царем. Вскоре затем поляки возвратили в Москву тело умершего в Польше царя Василия Ивановича Шуйского и тело его брата Дмитрия.

§ 80(2). Взятие Азова донскими казаками (1637) и осада Азова турками (1641–1642)

Только что окончилась война с Владиславом, как стала грозить война с Турцией и татарами. Крымские татары не переставали тревожить южные границы Московского государства, а донские казаки, при первом удобном случае, выходили по Дону в Азовское и Черное море и грабили турецкие и татарские поселения по берегам. Московский государь по этому поводу сносился с крымским ханом и турецким султаном; обе стороны жаловались на грабежи, но унять их не могли. Для того, чтобы не пускать татар внутрь государства, московские власти на украине и на диком поле продолжали строить города и укреплять границы, как делалось это до смуты при Грозном (§ 61). А турки, имевшие в устьях Дона свой город Азов, настроили около него укреплений и совсем закрыли казачьим ладьям выход в море из Дона. От Азова стало казакам тесно. Они собрались с силами и пошли на Азов войною (1637). После короткой осады город был взят и население в нем вырезано. Казаки засели во взятой крепости и послали в Москву известие о своем подвиге. Однако царь Михаил посмотрел на это дело как на опасное самовольство казаков, которое могло навлечь на Москву вражду сильного султана, и потому не поддержал казаков. В 1641 г. большое турецкое войско явилось отбирать Азов у казацкого гарнизона; но казаки держались с отчаянным мужеством и отстояли Азов. Турки ушли с большими потерями; а казаки, понимая, что им одним не удержаться в Азове, если турки возобновят свои нападения, отправили в Москву послов с просьбою о помощи. Они молили государя принять Азов под его высокую руку и прислать им людей, денег и запасов. Дело было сложное. В Москве желали взять Азов: это был важный военный и торговый пункт. Но взять Азов значило навлечь на себя войну с турками, врагом сильным и опасным. Царь прибег к земскому собору. В январе 1642 г. собрался земский собор и согласно высказался за то, что Азов надо бы было принять. Но в то же время все земские люди, и служилые, и тяглые, объясняли государю, что им очень трудно служить и платить, так как они разорены тяжелыми повинностями и угнетены дурною администрацией. Они очень жаловались на московских чиновников, дьяков, говоря, что они для земских людей хуже турок и татар: «Разорены мы пуще турских и крымских бусурман московскою волокитою и от неправд и от неправедных судов». Узнав настроение собора, государь отказался от мысли взять Азов, считая дело слишком трудным и рискованным. Он приказал казакам покинуть Азов. Те вышли из города, разорив его до основания, и Азов снова стал турецким. Так окончилось Азовское дело.