Русско-турецкая война 1686–1700 годов - Андрей Геннадьевич Гуськов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выходец из Крыма М. Плисенко сообщал в марте 1688 г., что зимой крымские стада были «зело… нужны», страдая от недостатка кормов. За Перекопом на р. Молочные Воды кочевали отдельные крымские улусы. Также для охранения и сбора вестей хан выслал за Перекоп некоего султана с небольшим войском[469].
Несмотря на то что угроза татарского нападения была слабой, гетман принял свои меры предосторожности на случай появления ханских отрядов у границ Малой России. Мазепа послал универсалы с призывом быть готовыми к выходу в поле в случае тревоги в Миргородский, Полтавский, Переяславский и Гадячский полки. Кроме этого, на малороссийском пограничье были размещены наемные гетманские формирования: полк И. Новицкого — в Лукомле, некоего Михайла (вероятно, М. Положиченко) — в Варве, компания Гордицы — в Переяславле, часть полка Г. Пашковского — в Киеве, пехотный полк П. Кожуховского — в орельских городах. Все они должны были находиться в боевой готовности «до самого розлития вод»[470].
В итоге крупного набега крымских татар на русское и украинское пограничье, который можно было бы ожидать в качестве возмездия за открытие Россией прямых военных действий против Крымского ханства, не произошло. Отчасти, возможно, это было обусловлено внешними причинами — сменой османского султана и неуверенностью Селим-Гирея в прочности своего положения на крымском троне. Московским властям это должно было придать уверенность и в планировании новых крупных акций на юге, так или иначе угрожавших положению в регионе Крыма и Порты. В описываемое время разработка таких планов шла полным ходом.
Разработка планов кампании 1688 г.
Еще в сентябре 1687 г., вскоре после возвращения В. В. Голицына в Москву, шведский резидент в Москве К. фон Кохен сообщал о планах нового большого похода на Крым «ранней весной» следующего года во главе с самим «генералиссимусом». При этом планировалось избрать новый, видимо, более удобный путь и иной способ доставки войска: «пехота отправится по Днепру на судах, а конница сухим путем». Кохен ожидал скорого объявления о новых налогах «с крестьян и мещан» на будущую экспедицию[471]. Однако уже в ноябре он же сообщал о планах строительства крепости на р. Самаре, «на которой будут расположены царския войска, под предлогом препятствовать крымским татарам производить набеги на Украйну». По информации Кохена, весьма было распространено и мнение, что крепость строится по подсказке нового гетмана Мазепы, чтобы «держать в повиновении казаков и отрезать всякия сношения их с татарами». Теперь шведский дипломат сомневался, будет ли организован большой поход, о котором он писал раньше[472].
21 января в Малороссийском приказе был издан царский указ окольничему Л. Р. Неплюеву и его товарищу, думному дворянину Г. И. Косагову, быть «на… великих государей службе с полками в Крымском походе для промыслу над крымскими юрты и над городами, а с ними в полкех быть ратным людем конным и пешим по росписи», причем Косагову указывалось быть «с полком в Запорогах по-прежнему»[473]. Планировалось, что в кампании примет участие и гетман Мазепа с «полками малороссийскими», о чем ему была послана грамота 6 февраля[474].
Неожиданно на этом фоне выглядит сообщение К. фон Кохена, что 28 января последовало официальное объявление о новом большом походе на Крым. Большой полк («московская рать» у Кохена) должен был якобы возглавить сам В. В. Голицын и его сходные воеводы боярин И. Ф. Волынский, окольничий В. А. Змеев; войска Новгородского разряда — боярин А. С. Шеин и его товарищ князь Ф. Ю. Барятинский; Рязанский разряд — князь В. Д. Долгоруков; Севский разряд — окольничий Л. Р. Неплюев и Г. И. Косагов; низовские рати («казанцев и астраханцев») — И. Ю. Леонтьев. Под страхом смертной казни все «рати» должны собраться за месяц (!) в Сумах, Обояни и Рыльске, а всем военачальникам якобы приказано ехать наперед, «чтобы собрать сложенное в прошедшем году в украинских городах оружие, привести его в порядок и раздать войскам»[475]. В основном указанная роспись воевод дублировала прошлогоднюю схему. Более того, срок сосредоточения войск был очевидно нереальным, поскольку к первому Крымскому походу было указано готовиться еще в сентябре 1686 г., и даже в этом случае войска выступили с опозданием. Нам не удалось найти подтверждение указу от 28 января в документах Разрядного приказа или иных ведомств, более того, есть достоверный указ от 21 января, касающийся действий только ограниченного контингента войск (см. выше). Известие Кохена, таким образом, ложное, но оно, по всей видимости, отражает дискуссии в правительстве касательно дальнейшего ведения войны. В. В. Голицын пытался настоять на организации большого похода, однако его позиция вызывала недовольство правящей верхушки (в том числе и потому, что время для его организации уже ушло), поэтому в текущем году было решено ограничиться локальными операциями. Косвенно об этом свидетельствует и сам Кохен, указывающий на «совещание» по поводу дальнейшего участия России в войне, на котором патриарх Иоаким и вовсе выступил за направление основных усилий на взятие Азова[476].
Наконец известие Кохена не подтверждает дневник П. Гордона, фиксировавший все важнейшие новости военного характера. 9 февраля шотландскому офицеру было приказано составить план крепости, которую предполагалось соорудить у впадения р. Самары в Днепр, а уже на следующий день он представил «планы различных моделей или размеров»: на 2 и 1,2 тыс. сажен в окружности. Сам Гордон выступал за меньший, считая, впрочем, что и этот будет «слишком велик», представив также варианты укрепления с пятью, шестью и семью больверками «согласно малой королевской мере», а также еще один — с девятью больверками «по большой королевской» мере. 16 февраля из Москвы выехал Л. Р. Неплюев, которому предстояло руководить строительством нового «города»[477].
В это же время переговоры касательно плана будущей кампании прошли с польским резидентом Ежи Домиником Довмонтом. Еще 24 февраля польская сторона вновь попыталась навязать России план короля Яна Собеского, заключавшийся в ударе российских войск на турецкие крепости на Днепре и Очаков, затем на Крым одновременно с походом польско-литовской армии на Каменец-Подольский. 5 марта российская дипломатия вроде бы выразила согласие на поход к днепровским городкам, а также заявила о намерении строительства самарской крепости. В ходе этих встреч, а также более раннего раунда русско-польских переговоров (в декабре 1687 г.) состоялся уже традиционный обмен обвинениями в несоблюдении условий военного союза. Речь Посполитая выражала недовольство свободным передвижением татар из Крыма в Белгородскую орду; Россия указывала, что часть крымцев
