Железом и кровью - Александр Меньшов

Минуту её взгляд испепелял меня.

— Дай мне руку, — вдруг сказала женщина властно.

Я повиновался.

— Хм… Твоё будущее очень туманно… не надейся, что Компас Покровителя укажет тебе верный путь. Ты играешь со своей судьбой.

— Кто вы? Вещунья? — спросил я сбитый с толку, глядя в её темно-серые глаза.

В ней сквозила какая-то нервозность и напряженность. Отрывистость фраз выглядела скорее приказами.

Её зрачки сузились до нормальных размеров, и женщина улыбнулась, но как-то хищно. Её пухлые алые губы некрасиво скривились, и она ответила:

— Можно и так сказать. Меня зовут Елизавета Барышева.

Это мне ничего не сказало и, кажется, она это поняла.

— Я Предсказательница. Великий Айденус тому свидетель. Я не каждому говорю его будущее…

— А чего же мне так повезло? — я начинал понемногу приходить в себя.

— Видно твоей судьбе так было угодно, чтобы ты нашёл меня и узнал…

Она замолчала, словно подбирала слова.

— Своё будущее? — спросил я серьезно.

— Почти. Как говорят гибберлинги: «Твоя Нить Пути ещё ткётся».

— То есть это вариант моего будущего. И какой он?

— Твой талант понадобится всем: и людям, и эльфам, и даже гибберлингам. Все они тебя попросят о чём-то важном. И если ты всё выполнишь, то узнаешь своё прошлое.

— Не многовато ли платить за такую тайну? — забрал я руку назад. — На всех, поди, меня и не хватит.

— Шути, шути. До встречи, Бор, — моё имя Елизавета произнесла с какой-то подковыркой. Она развернулась и пошла к башне.

— Да, — вдруг остановилась и посмотрела на меня, — совсем забыла: Церковь тебе не поможет. Можешь пока не спешить к покаянию.

Люди вокруг расступались, давая ей дорогу.

Я стоял ошарашенный. Больше всего меня поразило то, что она знала моё имя. Я стоял на площади, глядя вслед Барышевой и пытался понять, что собственно происходит.

И вдруг подумалось, что стоя здесь, я выгляжу какой-то комашкой, ничтожным жуком.

Мимо проехал какой-то важный эльф. Он не скрывал презрения, глядя на мой «моряцкий стиль» одежды.

Я огляделся: здесь у Башни Айденуса, Верховного Мага всего Кватоха, не было даже бродяг и попрошаек. Чисто, убрано. Лоск был во всём. И ещё была некая величавость.

Пройдя мимо храма и осмотрев толпу паломников, я вышел к небольшим арочным воротам, которые охраняли два здоровенных воина.

— Куда прёшь, бестолочь? — преградил один из них мне дорогу.

Внутри дворика слышалось звяканье железа и чьи-то возгласы.

— Тебе, парень, в трактир? Так он слева, за спиной, — пояснил второй.

— А тут что? — спросил я, останавливаясь, хотя и так догадывался, что это легендарный Ратный двор.

— Что надо! Проваливай! — зло бросил первый.

Спорить и нарываться я не стал. В конце концов, развернувшись, я было пошёл назад, но вдруг понял, что устал и голоден, и решил заглянуть в городской трактир. Кстати, это был пока единственный в столице трактир, который мне довелось увидеть.

В отличие от заведения Заи Корчаковой, здесь было тесновато и ещё душно. Да и окон тут было поменьше. У потолка висели на цепях громадные деревянные колеса, утыканные сверху восковыми свечками. Судя по потёкам, горят они тут очень часто.

В трактире, как говорится, яблоку негде было упасть. Но я всё-таки нашёл небольшое местечко у лестницы, ведущей в подклет. Девушки здесь, обслуживающие посетителей, были более выразительны. Я бы сказал: по-городскому выразительны. Это чувствовалось и в речи, и в походке и во внешнем виде. У Корчаковой всё было по-домашнему не то, что тут.

Разговоры вокруг шли всё про Орешек. Кому-то повезло, и он занимается поставками провизии, либо амуниции; кто-то попал в резервный отряд; кого-то назначили в Городской Приказ писцом. От всех этих речей уже начинала болеть голова.

Я попросил пива, когда увидел в дальнем углу солдат. Одного я признал сразу: это был мой старый знакомый — рыжий десятник, которому я разбил нос. На нём уже была какая-то гильдейская накидка.

«Успевают люди. И дня не прошло», — усмехнулся сам себе я, и снова огляделся.

— Я и говорю, — громко возмущался какой-то средних лет мужчина в папахе и красном кафтане, — мол, что мне поставлять, если солдаты не добралась до Орешка. А тот мне: её, вроде, срочно перебрасывают со Святой Земли. Завтра будет стоять у крепости. Мол, давай, чтобы к тому времени там уже был обоз с провизией. А сами руку уже тянут, мол давай отходные, не скупись.

Человек уже был хорошо поддатым. Он продолжал невнятно возмущаться, кляня какого-то столичного чинушу, поминая то каких-то лесовиков, то водяников.

— По три целковых! — вторил ему товарищ.

Судя по всему он говорил о чём-то своём и, как все сильно выпившие, никого и ничего вокруг не замечал.

— Виданное ли дело! — размахивал он рукой. — Драть по три целковых.

— Да они скоро пошлину за торг повысят! — отвечал третий. — Ей-ей! Сам вчера слыхал, мол казна пуста. Недоборы за недоборами. Повысят, клянусь Тенсесом!

— Да, Нихаз, с теми недоборами да пошлинами. Всё терпимо, коли бы не мздоимство их треклятое!

Тут мне принесли кружку. Пива не пожалели, но вот по вкусу оно было редкой кислятиной.

Не успел я сделать и глотка, как понял, что меня заметил рыжий.

Он хлопнул своего товарища по плечу и громко проорал:

— Ещё одного нелёгкая сюда принесла.

Склонившись друг к другу, компания долго что-то обсуждала, иногда громко похохатывая. Мне вдруг подумалось: не тут ли вчера Первосвет отдыхал?

Встало сразу четверо, остальные трое остались сидеть. Позвякивая доспехами и оружием, они направились ко мне.

Всякому человеку, в том числе даже бандиту, для того, чтобы что-либо сделать гнусное, нужен повод. Даже формальный. Такова уж природа людей: им всегда необходимо оправдание собственных действий. Ударил кого-то — защищался, к примеру. Ну и в таком же духе.

Вот и сейчас эта четверка сразу в драку не полезет. Так поступит лишь очень опытный человек. И хорошо, что такая личность — большая редкость.

Они подошли ближе и уже стали занимать позиции: двое по бокам, один за спиной и впереди, конечно же, рыжий десятник. Бледно-зеленоватые тени под глазами были отголоском той драки.

— Привет! — бодро воскликнул он, и я уже понял, что он изрядно принял на грудь. — Помнишь меня?

Если я не дам повода, то они не смогут открыто напасть в трактире. Скорее всего, подстерегут в темном уголке, где никто не увидит их дурных делишек.

Я снова отпил пива, делая вид, что слушаю потешную песенку музыканта.

— Эй, я к тебе обращаюсь!