Stronghold - Ник Демин

Мы сдержано поулыбались. Была за андреичем такая беда. Будучи в сильном подпитии или волнуясь, он начинал говорить, как будто набрав в рот кучу камешков.

Паша удивил – продолжил он, – под конец заседания встал и сказал, что он со всеми ними не согласен. И он, в случае если будет принято решение об освобождении меня от должности, в знак протеста слагает с себя свои обязанности. На что ему было предложено покинуть заседание и в течении трех дней освободить занимаемые комнаты. А что Паша? Вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

В дверь постучали. Мы замерли. Шура потянул из сумки кедр, а я начал прилаживать магазин к пулемету. К дверям подошла жена и глухо с кем то переговорив, открыла дверь. По прихожей простучали, замерзшие валенки и на кухню ввалился Паша. Привет, – криво усмехнулся он, – не ждали?

Паша пришел поплакаться на жизнь. Он наконец-то определилися, как и его люди. Шестеро из его людей уходили с Санькой, остальные, четырнадцать, шли с ним (т.е. со мной). Штрейкбрехеров не было, он предварительно провел небольшое собрание и опрос, причем не только среди своих ребят, но и среди их семей. Осталось только обговорить детали, совсем безприданным он уходить не хотел и предложил нам план, за который я ухватился обеими руками и ногами. План был простой и хороший, основывавшийся на том, что на базе все еще дежурят бойцы Сереги, хотя он Сане и не нравился. Обговорив взаимодействие, мы договорились встретиься через два дня, когда Паше приедтся покидать негостеприимные стены.

Эти два дня шла напряженная работа. Я послал несколько своих людей подготовить на первое время школу в Макарово, которую пока можно было использовать как холодный склад, из-за нехватки отопления. Паша, впоследствии, должен был определится со своим статусом. Наступил третий день.

С утра Пашина Наталья забежал к нам и с горечью поделилась тем, что их заобязали покинуть помещение не позднее двенадцати. В связи с этим она заскочила, «буквально только на минутку», а так как моя жена тоже торопилась, то они поболтали всего не более часа, после чего разбежались с чувством выполненного долга. Я лениво допил чай и пошел на улицу. Собравшись на охоту, я собрался и вышел на улицу. На то, чтобы добраться до места встречи, мне понадобилось полчаса. Меня ожидали Лена, Алина и Ильяс с Савелием. Вытащив прикопанные заранее дыроколы мы расположили их на одной стороне, по бокам поставив растяжки. Достали термоса и разлили чай, попили, потравили анекдоты, нам больше казалось все это пикником. Сработал будильник, мы подхватили свои вещи и разошлись по местам.

Сидеть нам пришлось долго, часа три. Наконец мимо нас прошелестела колонна из девяти грузовых и двух Икарусов. Последний проследовал тентованый Урал с огромной буквой «У». смутно показалось на секунду сосредоточенное Пашино лицо, который что-то объяснял водителю. Нас они не видели. Прождав еще три часа, мы смотались, оставив позади шипы и растяжки. Уже ложась спать, я услышал вдали несколько взрывов.

Стук в дверь. Громкий, требовательный. Тук-тук-тук! Немедленно открывайте!

Светло на улице, как днем. Зазвенели разбитые стекла. Я вскочил и бросился к дверям, но из кухни выскочила фигура в черном и саданула меня чем-то по кумполу.

По комнатам бегали какие-то люди с оружием в руках, болела, в который раз ушибленная, голова. Жену и детей, утащили куда-то в другую комнату. Меня била крупная дрожь. Я элементарно замерзал. В комнату нанесло снега. Одеться мне не давали. Слышался звон посуды; треск распарываемых тканей; чей то мат. Наконец меня подняли и, протащив по полу, бросили на кухню, где сохранялась видимость тепла. Меня о чем то спросили, но ответить я не мог. Либо воспаление, либо еще хуже – крутилась по кругу одна мысль. Ну и что ты можешь сказать в свое оправдание?

Я пожал плечами. Откуда я знаю, что я могу сказать в свое оправдание? Для этого мне необходимо знать хотя бы, в чем состоит обвинение. В это время мне под ребра врезался здоровый кулак: Ну ты чё, сука, целку из себя строишь! Давай, колись!

Переждав помутнение в глазах и кое как поднявшись с пола, я заглатывая воздух спросил: Про что рассказывать то?

Для разнообразия, на этот раз из под меня выбили табурет. Когда комната перестала кружиться, меня снова усадили на табурет. Не дожидаясь очередного удара, я втянул голову в плечи и начал рассказывать:

Родился в Кишиневе в 197* году, сразу же после рождения переехали на родину бабушки в Nск. Проживали на улице Рабочей дом N, квартира N…

Опять страшный удар, после которого меня вырубило… Очухался от того, что мне показалось, будто я тону. Сделав судорожный вдох я закашлялся. Я плавал в луже, а надо мной плавали, то приближаясь, то удаляясь, чужие голоса:

Ты че, козел, поосторожнее не мог. Если он шас, мля, окочуриться, то тебя ж первого шлепнут. А чё я?!! Просто этот

, дохлый какой то попался. Я ж ему,

, один раз по серьезному и

. А этот,

, сразу же и вырубился. Вообще спрашивать надо было, а не бить. Этот хлипкий, сам бы все рассказал

. Гля, стонет вроде… Надо мной склонились две мутные физиономии. Ну че, козел, будешь еще отпираться? Неет, – простонал я.

Ну вот и молодца, а то мы уж хотели за баб твоих приниматься, – ухмыльнулся один из них щербатой улыбкой.

Я поклялся себе, что если выживу, то это чмо будет очень долго дрыгаться на осинке. В комнату кто-то зашел: Ну как? Колется? Никак нет! Пока сопротивляется…

Колюсь, – прохрипел я, –вы хоть вопрос задайте, а то я про что рассказывать не знаю. Голос изумленно спросил:

Иди ты? Правда не спрашивали?! Это они могут! – и захохотал сочным басом. Вдруг смех прервался и озабоченный голос произнес:

Так бойцы, судя по всему, у нас проблемы. Этого аккуратно погрузите в машину и отвезете в управление. Там с ним и поговорим.

После чего быстро вышел из кухни, плотно закрыв дверь. За дверью слышались голоса. Мне удалось опознать только Татьяну, Санькину жену, и старого Левушку. Голос уверял, что ничего серьезного не происходит, плновая проверка, что даже на мой взгляд выглядело полной чушью. Что я задержан по подозрении в хищении ГСМ, во время работы в Совете, и что мне вежливо было предложено проехать в Управление, чтобы разобраться с возникшими подозрениями, а так как в таком доме оставлять женщин и детей было бы верхом глупости, то он и пригласил уважаемую Имярек и её дочку, провести остаток ночи в теплом помещении. Татьяна на это отвечала, что прекрасно позаботиться о ней и приглашает её провести остаток ночи в их доме. В спальне, где есть кровати, а не в управлении, где кроме табуреток и столов и расположиться негде. Голос ехидно спросил, как же она рассчитывает это сделать, если у него здесь около десяти человек? В дело вступил еще один голос, в котором я узнал Серегу, который заявил, что у него здесь порядка тридцати вооруженных людей, которые приступили к окружению этого участка, и сейчас эту комнату просматривают несколько снайперов, в чем можно убедиться, увидев на своем пиджаке след от лазерного целеуказателя. Мгновенно поскучневший голос начал уверять, что он ничего не имел такого в виду, что он выполняет личное распоряжение Администрации и что сопротивление его действиям является сопротивлением служебным лицам при исполнении… Не дав дослушать до конца, сбледнувшие с лица бойцы унутренних органов, дружно потащили меня через задний двор к машине.

Зажав меня между собой на заднем сиденье, они крикнули: Гони. Машина пронеслась по ночному сектору и уже минут через пять, я находился в управе, под которую отдали подвалы, которые предназначались для моей, тогда еще, службы. Просто сажать мне было некого и использовали эти камеры под склады. Закинув меня в каменный мешок с решетчатой дверью, меня оставили в покое.

Утро начиналось волшебно. Пинком меня подняли с пола и вывернули из покрывала, в которое я кутался.

Так, кто дал задержанному одеяло? – возмущенно спросил рослый мужик, которого я видел в компании Гладкомордого.

Стоя босиком на кирпичном полу, в одних трусах и майке, я покорно рассматривал говорившего. Тот наорав на охрану, внимательно посмотрел на меня.

Боже мой! Вы в таком виде! Пойдемте быстрее, я Вас напою горячим чаем и выдам какую-нибудь одежду. Пойдемте, пойдемте.

С этими словами он подталкивал меня ко входу в теплую каморку у лестницы, где мы раньше баловались чайком.

Пусть это был хоть и «добрый», но все равно следователь, однако я был ему благодарен. Он выдал мне старые штаны, рубашку и фуфайку, на ногах у меня были старые, растоптанные валенки. Я сидел за столом и пил чай с тремя кусочками сахара. Из носа текли сопли, глаза слезились, я поминутно чихал и кашлял, но мне было хорошо. Мужик, представившийся Николаем Сергеевичем, с жалостливой улыбкой смотрел на меня, а я взахлеб рассказывал, о происшедшем у меня дома. Так вы и не знаете, из-за чего вас задержали?