Звездопроходцы - Александр Зорич

Нонна и Софья на пару, полагаю, одержат психологическую победу даже над глыбой скального базальта доисторических времен, а выгодный контакт могут наладить с любым из отделов службы снабжения нашего славного космического флота, на что в принципе неспособна ни одна другая человеческая особь.

Но в этой исторической десятке был и человек, которого я отпустил на планету после некоторых колебаний. И сомневался я прежде всего потому, что, как ни парадоксально, он сам меня горячо просил об этом назначении.

Астрофизик Борис Багрий вместе с химиком Хассо Лаасом относился к «спящим красавцам» — так мы с Васильевым за глаза прозвали двух жертв генетических модификаций по программе «Амфибия» в составе экипажа «Звезды». Причем на «Восходе» подобные случаи отмечены не были. Правда, у Багрия не случилось метаморфоз кожных покровов, но вышел он из первой тестовой гибернации лишь спустя пятнадцать лет. И сразу как ни в чем не бывало с жаром приступил к работе.

А ведь еще не так давно величественно покоился в гиберкапсуле точно какой-нибудь доисторический Хеопс засушенный!

Смутило меня вот что. Как астрофизика, Багрия могла интересовать Сильвана более как таинственный космический объект с предположительно искусственными кольцами, кои всякому представителю его специальности предпочтительней было бы изучать со стороны, в полном объеме и масштабах.

Борис же высказал твердое намерение самому ступить на грунт Сильваны, решительно сменив «дальнозоркость» и огромную дистанцию в работе силового звездочета, как он в шутку себя нередко называл, на «близорукость» и короткий прицел исследователя и разведчика.

Я переговорил с Васильевым. Тот, как ни странно, твердо высказался за то, чтобы включить Багрия в группу высадки.

Признаться, я ожидал, что следом за нашим проблемным звездочетом в ракетоплан попросится и сам Роберт. Не иначе как понаблюдать интересующего его пациента и, если повезет — уяснить суть столь неожиданного интереса Багрия к полевой исследовательской работе. Но криотехник оказался не так-то прост, и даже от прямого предложения вежливо уклонился.

— Навряд ли там пригодятся мои знания в области низких температур или структур первичных некрозов кожного покрова хомо сапиенс. Я, знаете ли, Петр Алексеевич, больше привык с экрана смотреть, через стекло, — и он указал на сияющую планету, обрамленную тремя кольцами.

М-да, подумал я, эти рукотворные штуки — серьезный вызов нашему человеческому самомнению. Я, конечно, слышал о терраформировании, но воспринимал эту молодую, постепенно набирающую ход практическую науку пока что как новомодное веяние — технологии, знаете ли, отстают, чтобы вокруг той же Земли отгрохать такие исполинские кольца. Да и зачем, собственно?

— А Багрию погулять по новой планетке не помешает, — улыбнулся Васильев. — Немного потопать на своих двоих вне металла и пластика, ощутить, так сказать, твердую почву под ногами, ему полезно. Если, конечно, врач ничего не имеет против. А то что-то в последнее время он у нас с вами залежался, Петр Алексеевич, не находите?

— Прежде я не замечал у вас склонности к черному юмору, — сухо ответил я. И кивнул, давая понять, что разговор закончен.

Насчет Багрия подумаем, а сейчас меня вызывал Панкратов.

Генка только-только сменил гнев на милость и понемногу настраивался на конструктивный диалог, без всяких там соплей и обид, но тон капитана «Восхода» всё равно был холоден.

Ладно, все перемелется, ему же проще — приказы командира надо не обсуждать, а выполнять. Нам же предстоит в ближайшее время решать самые невероятные задачи, которые только могут возникнуть у группы, только что высадившейся на явно обитаемой планете.

Поэтому Панкратов, конечно, рассчитывает на активный обмен информацией, непременно выскажет собственные — и непременно конструктивные! — мнения по любой из предстоящих нам проблем, а значит жизнь и работа продолжаются. Виват!

Таким образом сложившееся на тот день статус-кво было принято обоими командирами независимо от должностного старшинства в полном объеме, и это хорошо.

«Восход» сейчас на пути к Беллоне, хотя Панкратову до нее еще пилить. Также «Восход» уже должен был с достаточно высоким разрешением наблюдать и Сильвану.

Причем, после того как мы все-таки нырнули на низкую орбиту, готовясь к отправке ракетоплана, Панкратов видел Сильвану в общем даже лучше, чем мы. А уж Беллону с Вольфом 359 — качественно лучше. Хотя бы потому, что он наблюдал их круглосуточно.

Всему виной был другой ракурс: для «Звезды» условия наблюдения за всей системой Вольф 359 были затруднены. То от нас Сильвана заслоняла звезду, то Беллону. То помехи наблюдениям создавали ее кольца…

«Восход» же отлично наблюдал сейчас и тлеющую головешку Вольфа 359, и саму Беллону. Интересно, каково придется будущим колонистам на той ледяной планетке? А солнечный цвет там, небось, фиолетового оттенка? Хороши же мы будем на Беллоне — точно живые мертвецы…

А что панкратовские орлы? Прилетят, сядут, обоснуются и начнут себе потихоньку изучать вновь открытую планету, благо Беллоне-то уж никакая катастрофа в ближайшее время не грозит. И ждать-поджидать, когда мы возвратимся и присоединимся к ним на «Звезде» с ворохом свежих новостей.

— Ну а если не на «Звезде», то хотя бы на ракетопланах? — В этот раз все же не удержался от колючки в мой адрес Панкратов. — А то и вовсе в транспортных модулях «Кобальтов»?

Вот ведь типус! На словах проявляет сочувствие, беспокоится о наших судьбах в предстоянии «Звезды» скорому огненному апокалипсису Сильваны. А на деле дает понять, что не удивится, если мы и звездолет потеряем, и сами еле ноги унесем — одни ведь всё решили, голубчики, без него, так что и пятки уносите оттуда как-нибудь сами!

В тот момент я еще даже не подозревал о зреющем на «Восходе» заговоре жаждущих помочь «Звезде» не на словах, а на деле в противовес даже Уставу и собственному командиру Панкратову. Как помочь? Например, посредством ракетоплана с борта «Восхода»!

Я понимал этическую неоднозначность своего решения идти на «Звезде» к обреченной, но еще пока живой Сильване. Но я никак не думал, что тем самым, видимо, сам того не желая, вскормил и выпустил джинна безрассудства пополам с убежденным фанатизмом, того самого чудовища с глазами, горящими неизбывной жаждой познания, перед зовом которого подчас не устоять самому дисциплинированному ученому сухарю.

Глава 4. Надежин. Весна смерти

Апрель, 2161 г.

Флагман Четвертой Межзвездной Экспедиции МКК-5 «Звезда»

Орбита планеты Сильвана, система звезды Вольф 359

Высадка не неисследованную планету!

Как много в этом звуке!

Чепцов лично повел «Лебедь» на посадку.

Ледяной панцирь, сковавший планету, был нашим пилотам на руку. Он пока еще сохранялся во многих местах даже на экваторе и предоставлял множество естественных «посадочных полос». Потому что при всем своем техническом совершенстве, на фоне которого первое поколение земных космических челноков (еще XX века) смотрелось просто бумажными самолетиками, наши ракетопланы не умели садиться вертикально на землеподобные планеты. Им требовалась посадочная полоса длиной 440 метров или больше.

Повсюду простирались огромные ледяные поля. Любое из них в принципе годилось для посадки. Но загвоздка была в том, чтобы посадочная полоса не имела крупных трещин и фатальных неровностей.

Для предварительной разведки кондиций посадочных полос были задействованы три зонда типа «Адрон». Они просмотрели оптикой и прощупали радарами сотни квадратных километров поверхности Сильваны вокруг намеченной зоны высадки на экваторе.

В итоге были найдены три подходящих взлетно-посадочных полосы, названных в порядке обнаружения Первой, Второй и Третьей.

Я изучил возможные варианты и, не оригинальничая, приказал Чепцову садиться на Первую.

Для надежности два «Адрона» еще раз прошли над ней и распылили специальный химикат, улучшающий сцепление шасси со льдом.

Несмотря на очень сильный ветер, «Лебедь» уверенно сошел с орбиты и погасил скорость до 5 Маха. После самого обыденного снижения и чистой посадки ракетоплан откинул рампу.

Для начала из его чрева выкатилась разведка на багги. Багги покрутился вокруг «Лебедя» по расширяющейся спирали, остановился.

Честь стать первыми землянами на поверхности Сильваны выпала астрофизику Борису Багрию и геологу Светлане Руцкой.

Они взяли анализы льда и почвы на радиацию, бактерии и опасные вещества.

Ничего особенного. Хотя радиация заметная, да. Бактерии имелись, но какие-то скучные.

Затем, получив мое «добро», из «Лебедя» выполз тяжелый вездеход «Росомаха».

И — группа двинулась. Впереди шел багги. За ним — трое пеших исследователей. И, наконец, в арьергарде, всегда готовая предоставить защиту, ползла внушительная «Росомаха».