Освенцим: Нацисты и «окончательное решение еврейского вопроса» - Лоуренс Рис

Морген и его коллеги еще не открывали шкафчик Гренинга, поскольку полагалось проводить осмотр в присутствии владельца. Гренинг понял, что это для него большая удача. Передняя дверца шкафчика была опечатана, и если бы его попытались открыть, это было бы сразу заметно. Но Морген не учел изобретательности Гренинга и его товарищей: «Мы отодвинули шкафчик и сняли заднюю стенку – а с фанерой это сделать довольно просто – и достали оттуда не положенные мыло и зубную пасту, после чего поставили стенку на место, прибив ее гвоздями. Затем я отправился в гестапо и сказал: «Простите, что за ерунда происходит? Я не могу взять свои вещи из шкафчика». «Хорошо, – сказали мне, – мы просто сначала проверим его». Они пришли, сняли печати, открыли шкафчик, ничего не нашли, похлопали меня по плечу и сказали: “Все в порядке, пользуйся”».

Сам Гренинг смог избежать санкций, но Морген нашел много улик у других, из чего был сделан единственный вывод: коррупция в Освенциме цвела пышным цветом. «Поведение эсэсовского состава было недопустимым для солдат, просто выходило за всякие рамки, – позже свидетельствовал Морген. – Они производили впечатление деморализованных и грубых тунеядцев. Ревизия их шкафчиков принесла целое состояние из золота, жемчуга, колец и денег в разной валюте. У одного или двоих нашлись даже гениталии недавно зарезанных быков, которые предполагалось использовать для повышения сексуальной потенции. Я еще никогда не видел ничего подобного»19.

И еще более обеспокоило эсэсовцев из центрального управления то, что раскрылись факты не только финансовой коррупции, но и сексуальных преступлений. Особенно шокировало то, что одним из замешанных в таком деле оказался сам комендант Рудольф Хесс. Морген был весьма упорным следователем, и занимался свидетельствами против Хесса больше года. В конце концов, он допросил ключевого свидетеля, бывшую заключенную Освенцима по имени Элеонора Ходис, в тюремной больнице в Мюнхене в октябре 1944 года.

Ходис была австрийской политической заключенной, прибывшей на одном из первых женских транспортов в марте 1942 года. Классифицированная как Reichsdeutsche (гражданка немецкого рейха), она сразу заняла в лагере привилегированное положение и ее отправили прислуживать в дом Хесса. В мае 1942 года, когда его жены не было дома, Хесс начал приставать к Ходис и попытался поцеловать ее. Испугавшись, она убежала и спряталась в туалете. Согласно ее показаниям, спустя несколько недель ее вызвали в дом, когда Хесс лежал в госпитале, поправляясь после падения с лошади, и фрау Хесс уволила ее. Разумно предположить, что жена Хесса подозревала о развивающихся отношениях между Ходис и ее мужем. Впоследствии Ходис заключили в тюрьму, но не в блок 11, а в специальную тюрьму в подвале главного административного здания, которая, в основном, предназначалась для эсэсовских солдат, виновных в серьезных нарушениях. Это было странное место для содержания заключенной Освенцима. Но Ходис была не простой заключенной, и именно по этой причине ее поместили в тюрьму СС.

«Однажды ночью, – рассказывала Ходис Моргену, – я уже засыпала, и тут неожиданно в моей камере появился он [Хесс]. Я услышала, как он шепнул что-то вроде: “Тихо!”, тут включился электрический фонарь, и я увидела лицо коменданта. Он сел на край моей кровати. Потом придвинулся ближе, еще ближе ко мне и потянулся поцеловать меня. Когда я попыталась сопротивляться, он спросил, отчего это я такая недотрога. “Потому что вы комендант и женатый человек”, – ответила я. Наконец, он ушел»20. В ходе дальнейшего допроса Ходис призналась, что Хесс несколько раз ночью возвращался в ее камеру и что «в конце концов, мы вступили в половые сношения». Чтобы избежать встреч с эсэсовскими охранниками, Хесс входил в тюрьму не обычным способом – прямо вниз из своего кабинета наверху – а через собственный сад и бомбоубежище, примыкавшее к подвалу. Отыскав этот потайной ход в камеру Ходис, он убедил ее уступить ему и несколько раз занимался с ней сексом. Ходис даже подробно рассказывает, как однажды голый комендант лежал с ней в кровати, и тут прозвучала тревога, и ему пришлось спрятаться в углу камеры.

После нескольких недель в тюрьме СС ее переместили в блок 11. Но ее положение изменилось: теперь она была беременна. Она рассказывает, как Хесс, чтобы защитить себя, заставил ее подписать признание, что она спала с другими заключенными в лагере. Потом она провела несколько месяцев в заключении в блоке 11 и пыталась, но неудачно, сделать себе аборт. Элеонора говорит, что когда ее отправили назад в женский лагерь в Биркенау, она, наконец, сумела добыть «кое-что», чтобы избавиться от плода.

Сообщение Ходис о ее связи с Хессом не так однозначно. Первая проблема состоит в том, что она является единственным источником фактически всего, о чем рассказывает. Но Морген, кажется, верил ей, а он был опытным юристом. Кроме того, фантазии об отношениях с Хессом не принесли бы женщине никаких выгод, особенно учитывая, что Морген допрашивал ее, когда она уже вышла из Освенцима. Хесс так и не признался в связи с Ходис, но его собственная оценка отношений с женой говорит об обратном. Во время Нюрнбергского процесса он признавался американскому офицеру доктору Гилберту, что у них с женой редко бывал секс, так как она знала, чем он занимался в Освенциме. А в своих мемуарах он говорит пылкими словами об отношениях с ней, женщиной, о которой он всегда «мечтал».

Из расследования Моргеном возможных отношений Хесса с Ходис ничего не вышло. Ко времени проведения допроса в октябре 1944 года стало очевидно, что с приближением Красной Армии Освенцим долго не просуществует: все нацистское государство было под угрозой. Так или иначе, уже первая проверка работы лагеря, проведенная Моргеном в 1943 году, имела серьезнейшие последствия. Не только отдельных рядовых эсэсовцев судили за коррупцию, но – вот один из наиболее причудливых парадоксов в истории Освенцима – человек, державший в ужасе блок 11, Максимилиан Грабнер, был задержан. Его обвинили в том, что он, прежде чем казнить заключенных, не дождался необходимого «разрешения» из Берлина.

Кажется нелепым, что Морген поторопился с обвинениями в адрес Грабнера, но при этом проигнорировал убийства в газовых камерах Биркенау – вероятно, такое массовое уничтожение, по мнению проверяющего, наверняка было подкреплено всеми необходимыми «разрешениями» от высшего начальства. Так или иначе, Грабнер предстал перед судом, и в свою защиту заявил, что Хесс дал ему разрешение «очистить» блок 11, расстреляв заключенных. Против Хесса, у которого почти наверняка были могущественные покровители среди нацистского руководства, никогда не выдвигались никакие обвинения. Но у Грабнера не было таких высоких защитников, и он предстал перед судом СС, где дело, в конце концов, было закрыто. Его впоследствии судили опять, на этот раз уже союзники, и казнили – не за нарушение эсэсовского устава, а за военные преступления.

Распутать сложную мотивацию всего расследования Моргена – непростая задача. У каждой из основных фигур, давших показания в этом деле – Хесса, Грабнера и самого Моргена – были свои собственные скрытые мотивы и цели, которые они преследовали, давая оценку этому эпизоду после войны. Грабнер стоял на том, что его действия были полностью санкционированы Хессом; Морген – что он был крестоносцем истины; а Хесс – что с готовностью участвуя в программе по уничтожению в Освенциме, он всегда был верен авторитету Гиммлера и никогда «ничего не брал» для себя. Похоже, в СС существовали внутренние политические причины последствий расследований Моргена, не последней из которых было решение устранить Хесса с должности коменданта, что и произошло осенью 1943 года. Увольнение Хесса было обставлено как «повышение» и перевод в Берлин для работы в управлении концентрационных лагерей, но понятно, что он не хотел уезжать. Мало того, что его семья оставалась в доме в Освенциме; переписка между Мартином Борманом (могущественным секретарем Гитлера) и Гиммлером показывает, что первый, пользуясь своим влиянием, пытался оставить Хесса на прежнем месте. Но Гиммлер был непреклонен: Хесса следует убрать из лагеря21.

Одна из последних основных инициатив Хесса в Освенциме, похоже, стала и одной из самых странных: создание учреждения, которое кажется совершенно несовместимым со всей прежней историей лагеря – борделя. Расположение этого учреждения для избранных заключенных вряд ли могло быть более показательным: блок 24, который находился сразу у главных ворот с надписью Arbeit macht frei («Труд освобождает») в главном лагере. Правда, Освенцим был не единственным лагерем, где организовали бордель; фактически, это был пятый лагерь в нацистском государстве, предлагавший такой «сервис». Гиммлер решил, что, обеспечив борделями сеть концентрационных лагерей, увеличит производительность, предоставив «трудолюбивым заключенным» (исключая евреев) побудительный мотив работать еще интенсивнее. Он приказал построить бордели в лагерях Маутхаузен и Гузен в Австрии после инспекции еще в мае 1941 года (они в итоге открылись летом 1942 года). Затем, в марте 1943 года, он посетил Бухенвальд и потребовал, чтобы там был также организован бордель, как и в других лагерях. Его верный помощник, Освальд Поль выдал необходимые приказы комендантам концентрационных лагерей в марте 1943 года22.