Дневник. Том II. 1859-1860. Богопознание и самопознание, или внутренее священнонаучение от Святого Духа - Иоанн Кронштадтский

Вера наша — вино доброе, старое, пробованное, дознанное, седмъю печатями запечатанное (семь таинств).

Zloba на џатѓь [146] возникает в душе от нечистоты сердечной, от недостатка святой простоты, от гордости. Потому, когда она появляется, сейчас же нужно во смирении сердца просить у Господа помилования и отнюдь не искать причины ее в том лице, к которому возгорелась ненависть.

В мнении о себе не завись от других людей, а всегда — от своей совести и от сознания своего. Кто бо весть от человек, яже в тебе, точию дух твой, живущий в тебе? (Ср.: 1 Кор. 2, 11.) Л то бывает так, что ты в присутствии других думаешь: что скажут о тебе другие, если ты скажешь то или другое; или сделаешь то или другое? Худо. Надо иметь свои взгляды на людей и свои убеждения.

Non propter factum, пес verbuin, nec manieres [147] должен ты чтить и любить tuammatrem [148], но ради того, что она — мать. Заповедь Господню ты исполняешь: чти матерь (Мф. 15, 4), и для исполнения ее ни на что не должен взирать. Помни, что она была в ранней молодости ελεημοσύνης δέουσα [149] и оттого она необыкновенно проста во всем. Так и пусть будет. Это Богоугодно. Ты очень не прост и горд: учись у ней, хоть и тяжело и горько это сердцу, — простоте и смирению.

Согрешал доселе Господу исканием суетной чести у людей и не замечал этого, и теперь согрешаю. Помилуй, Господи, исправь и очисти, Господи, и научи, Господи, от Тебя Единого славы искати. Слепец духовный, ослепленный глупою гордостию, как ты боишься бесчестия от людей! Но жаждай его, если хочешь спасения от недугов душевных. Вспомни, какое бесчестие понес Господь славы (Ср.: 1 Кор. 2, 8)! Ужели ты, величайший из грешников, будешь искать славы? Не лучше ли бесчестие, которое ты заслужил?

Мир имейте и святыню со всеми, ихже кроме никтоже узрит Господа (Евр. 12, 14). Всякий ближний — святыня для нас, как образ Божий.

Отчего это мы обиды человеческие помним и на обидящих гневаемся и злобимся, а обиды диавольские, самые злейшие, зловреднейшие и непрерывные, весьма скоро забываем и, хотя бы изобижены были от него тысячу раз в день, все–таки забываем, между тем как одну обиду какого–либо человека долго держим на сердце, иногда не один день? Ото прелесть диавольская! Диавол ловко умеет нас обманывать: обилсая нас, сам он прикрывается всегда нашим же самолюбием, как бы желая угодить нам поначалу посредством движения известной страсти, хотя после всегда убивает, и горько достается нам от него за наше глупое, неразумное самолюбие к себе. Обиды же нам, другими причиненные, он всегда увеличивает в сто раз и представляет их в ложном виде: и опять же прикрывается и здесь нашим самолюбием, как бы ревнуя о нашем благосостоянии, которое другие будто бы думают разрушить своими обидами. Обманщик!

Маминьку свою как святую почитай. — И точно, для меня она — предмет священного почтения.

Не допустить свой учительский авторитет до падения, уметь поддержать уважение к себе учеников и во все время их учения оставаться их научным идеалом — вот задача всей деятельности учителя! («Воспитание». Журнал наставникам и родителям. № 3, 1860 г.) Еще — иметь при себе всегда список всех учеников и точно выставлять всем свои отметки.

К сведению. Бесплотный лукавец прошлою ночью представил мне сладострастное видение (сегодня утром Литургия моя). Так он раскидывает свои сети всегда пред обедней.

В обращении с разными людьми нужно установить известный такт и не кривляться на разные манеры, но быть со всяким самостоятельным. Особенно это требуется от священника, который в обращении должен быть идеалом для всех — радушен, прост, но без всякого унижения.

В день Святой Троицы приглашай к столу странников, угощай их, служи им в радости и простоте сердца, как Авраам.

Сильно любящий обыкновенно желал бы насытиться плоти любимого, как выражается Священное Писание [150]. Потому, если ты любишь своих родителей от сердца, то с удовольствием ищешь случая целовать лицо и руку их; а если не любишь, то без удовольствия целуешь и бегаешь многих случаев — целовать их, а если они прямо представятся, то с неудовольствием исполняешь обыкновенное дело и тут, кроме неискренности любви, показываешь еще и гордость. А что, казалось бы, за тягость — поцеловать лишний раз руку родителей?

На очередной неделе меньше кушай, особенно мяса.

Неверие в Тайны — смерть, вера — жизнь внутреннего человека. Неверие — немощь, болезнь духа человеческого.

Развалившийся стул. Так развалится некогда и мое тело и ничем не лучше будет разбившегося стула: кости будут лежать в земле или на земле, и никто на них не обратит внимания, не скажет: это такого–то кости -— потому что не узнает, чьи они, как не знаем, от какого дерева осколки или обрубки или развалины лежат на земле. Да, я рассыплюсь: земля моя в землю и пойдет (Ср.: Быт. 3, 19). Но дух мой возвратится к Богу, непременно к Богу, как и теперь часто, по естеству, он обращается к Нему и находит в Нем преизбыток покоя и жизни.

+ Дерево, утвержденное корнями в земле, живет, растет и приносит плоды. Душа человеческая, утвержденная верою и любовию в Боге, как корнями духовными, также живет, возрастает духовно и приносит плоды добродетелей Богоугодных, коими душа живет и будет жить в будущем веке. Дерево, вырванное из земли с корнем, прекращает жизнь, которую получало от земли чрез корни. Так и душа человеческая, потерявшая веру и любовь в Бога и не пребывающая в Боге, в Котором вся жизнь ее, — умирает духовно. Что для растений — земля; то для души -— Бог.

На Синае, где стояли ноги Господа (Ср. Пс. 131, 7), остави надолго след Господь. На духовном Синае — Пречистой Деве — также след всякий духовный свет.

Верно слово — мытари и любодейцы варяют мнимых законников и праведников в Царствии Божии (Мф. 21, 31). Какие слезы!

+ Смотря на мир Божий, что я вижу? Вижу везде необыкновенную широту, игривость жизни: в царстве животном — между четвероногими, между гадами, насекомыми, птицами, между рыбами. Теперь спрашивается, отчего же теснота и скорбный путь жизни у человека, и особенно у людей, ревнующих о благочестии? Господь разлил везде жизнь, довольство и радость с простором — и все твари, кроме человека, прославляют Творца довольством жизнию и игривою радостию. Отчего же во мне разногласие с общею жизнию? Разве я не творение Того же Творца? Разгадка простая. Нашу жизнь отравляем то мы сами — грехом, а грешность — страшная отрава для души, то — враг бесплотный, особенно он и преимущественно у тех людей, которые подвизаются в благочестии. Жизнь человека — истинного христианина — впереди, в будущем веке: там откроются для него все радости, полное блаженство. А здесь он изгнанник и под наказанием: здесь иногда вся природа вооружается на него за грех, не говоря об исконном враге, который, яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити (1 Пет. 5, 8). Итак, не смущаюсь тем: отчего в мире везде радость и довольство, а во мне часто нет радости, и я смотрю угрюмо на радости и простор Божиих тварей? У меня есть палач за грех: этот палач всегда со мною и бьет меня. Но и для меня настанут радости, только не здесь, а в другом мире.