Перехватчики - Лев Экономов

— Ни в коем случае, — Варвара Васильевна хлопотала на кухне с керогазом. — Ни тебе, ни Верочке пить нельзя.

— Верочке можно, — сказал Сливко. — И гостям нашим.

— Сегодня вам надо не о себе беспокоиться. И не о гостях. Ваши дети — вот кто должен быть в центре внимания.

— Вот мы и выпьем за их здоровье.

— Это в другой раз, — не сдавалась Варвара Васильевна. — А сейчас мы вас побалуем чайком с вареньем.

— Ну чайком так чайком, — майор развел руками. Мы вошли в комнату.

ПО АТОМНОЙ ТРЕВОГЕ

Я проснулся от Иришкиного рева, соскочил с тахты и взял дочку на руки. Затихла. Нет, на этот раз наша умница, кажется, никого не разбудила.

За звонкий раскатистый голос Лобанов и Шатунов прозвали ее Сиреной. Она частенько поднимала нас на заре, и, что удивительно, всегда в одно и то же время, так что в дни полетов мои соседи по квартире даже перестали заводить будильник.

Первое время Люсе было очень трудно. Если дочка брала в реве верхнюю ноту, Люся тотчас же делала круглые глаза и посылала меня за доктором. Она вся извелась и еще больше похудела. Я боялся, что у Люси может пропасть молоко, и старался облегчить ее положение. Стоило дочке чуть закукситься, я вставал и скорее совал ей в рот резиновую пустышку, смоченную сладкой водой, менял мокрые пеленки на сухие, качал.

Вот и теперь пришлось взять ее на руки. Я посмотрел на часы. Через тридцать минут нужно было идти на аэродром, на ночные полеты. На улице уже смеркалось, и я не сразу увидел прикорнувшую за столом Люсю.

Она спала, подложив под голову руки. На столе лежала раскрытая тетрадь с наполовину исписанным листом.

«Дорогая дочурка! — прочитал я. — Главное внимание в этих записках будет уделено тебе. Это будет твоим дневником. В будущем, уже научившись писать, ты сама продолжишь его.

А перечитывая первые страницы, ты сможешь узнать, какой была в раннем детстве, как складывался твой…»

Запись оборвалась. Сморенная усталостью, Люся заснула незаметно для себя.

Я осторожно присел к столу и, поддерживая дочку на коленях, приписал недостающее слово: «характер». Потом подумал немного и добавил: «Твой папа тоже будет вести этот дневник. Таким образом, ты сможешь позже получить о себе исчерпывающие сведения. А сейчас, — я взглянул на дочь, мирно посапывающую во сне, — мне хочется сказать о тебе следующее…»

И вдруг за окном послышались противные прерывистые гудки — это дежурный по полку включил сирену атомной тревоги.

Я был почти уверен, что тревога учебная, но кто мог поручиться, что когда-нибудь вот так же не загудит сирена, оповещая личный состав полка и всего гарнизона о приближении к аэродрому самолета противника с атомными и водородными бомбами.

По спине прошла холодная дрожь. Я положил малютку в кроватку и стал быстро собираться. По стеклу окна пробежали зловещие желтые отсветы от ракет, выпущенных с химического наблюдательного поста.

Три минуты скулила сирена. За это время я полностью оделся и, разбудив жену, побежал на аэродром. На лестнице догнал Шатунова с двумя чемоданчиками в руках. Такие чемоданчики были наготове у каждого летчика. В них лежали вещи первой необходимости: нательное белье, носки, принадлежности туалета, сто рублей денег. Ведь при определенных обстоятельствах мы могли не попасть домой несколько дней.

Люсю мой чемоданчик всегда почему-то пугал, и я держал его от тревоги до тревоги под кроватью.

— А где же Лобанов?

— Блистает своим отсутствием.

— Опять не отдыхал?

— Я оставил ему записку и взял оба чемодана. Придерживая локтями противогазы, переведенные в положение «наготове», мы молча бежали по залитой лунным светом дороге к дежурному домику, где должны были собираться все летчики. И вместе с нами, сталкиваясь и отскакивая друг от друга, бежали по обочине наши тени. На дорогу выскочила кошка, посмотрела на нас — и в кусты. Шатунов остановился, перевернул фуражку козырьком назад и помчался дальше. Он не был суеверным и сделал это по привычке полушутя, как, скажем, некоторые плевали трижды через левое плечо, когда хотели, чтобы что-нибудь не помешало задуманному предприятию.

Навстречу промчались два тягача с людьми, которые не были заняты подготовкой самолетов к вылету.

Около штаба, глядевшего на нас желтыми квадратами притемненных окон, облачались в неуклюжие прорезиненные комбинезоны техники из разведывательного дозора, готовили к работе дозиметрические приборы, переносную радиостанцию. Здесь же стояла полуторка с людьми. Нам протянули руки, и мы забрались в кузов.

— Давай в инструменталку! — крикнули шоферу. Машина тронулась.

Общая комната для инструмента, по типу тех, которые имеются на заводах, была создана Одинцовым после того, как на самолете Шатунова в рычаг управления двигателем попала отвертка. Теперь потеря инструмента была исключена. Его получали по специальным жетонам, а после работы сдавали.

А вот и аэродром. Локатор с медленно вращающейся антенной в виде огромных лопухов в этот сумеречный час казался похожим на живое чудо — растение из волшебной сказки. Да так оно и было: сферически изогнутые лопухи посылали во все стороны на многие десятки километров радиоволны, а потом принимали их отраженными от находившихся в воздухе самолетов. И никакая погода не могла задержать эти волны, помешать им вернуться назад, чтобы светлыми засечками лечь на экранах перед операторами.

Мы были уже на стоянке, когда над аэродромом пролетел реактивный бомбардировщик, условно названный носителем атомного заряда. И тотчас же около взлетно-посадочной полосы появились люди из имитационной команды и зажгли дымовые шашки, а потом стали бросать взрывпакеты — это должно было обозначать взрывы авиабомб с боевыми, радиоактивными и отравляющими веществами.

Летчики к этой «иллюминации» относились довольно спокойно, тревоги устраивались часто, и к ним привыкли. От нечего делать они подсмеивались над товарищем, пришедшим по тревоге с дамским чемоданчиком.

— Посмотри, может быть, у тебя там бюстгальтер вместо кальсон? — сказал Косичкин.

— Ты лучше расскажи нам, как превратился в невидимку на прошлых полетах, — парировал обиженный летчик.

И новый взрыв хохота потряс стоянку. А случай и в самом деле был на редкость курьезным, необычным.

Косичкин вернулся с задания и, выпустив шасси самолета, стал строить расчет на посадку. При этом он то и дело сообщал руководителю полетов:

— Выпустил закрылки. На четвертом развороте. Планирую.

Напрасно дежурный стартер направлял свой оптический прибор в сторону, откуда должен был показаться самолет, напрасно с СКП смотрели туда в бинокль — Косичкин не показывался. И рева турбины тоже не было слышно.

— Полосу освободил, — вдруг сообщил Косичкин. Это значило, что летчик приземлился благополучно. И даже срулил в сторону.

Что за чертовщина! Все пожимали плечами. Уж в самом деле, не превратился ли он в невидимку?

А что же оказалось? Косичкин перепутал аэродромы и сел к соседям, базировавшимся в нескольких километрах от нас.

Послышались резкие удары в баллон.

— Химическая тревога! Химическая тревога! — трагическим голосом сообщил по радио Горохов — наш начхим.

Теперь уж ничего не поделаешь. Нужно было надевать противогазы, если не хочешь иметь неприятность от начальства.

И вдруг мне пришло в голову, что вместо шашек и взрывпакетов в район нашего аэродрома или еще куда-то сброшена настоящая атомная бомба. Ведь это могло случиться, иначе бы нам и не устраивали учебных тревог. Сердце сжалось. «Нет, нет, — я замотал головой, — этому не быть. Иначе зачем тогда нужна противовоздушная оборона? Зачем государство держит нас? Кормит, поит, одевает и платит хорошие деньги? Ох как надо работать нам, перехватчикам! Ведь мы в первую очередь отвечаем за жизнь нашего народа».

Разведчики из дозоров, расположенных около КП и ближнего и дальнего стартов, выехали на машинах на свои объекты. Им нужно было определить уровень радиации, степень зараженности материальной части, оружия и личного состава. Там и тут появились квадраты на железных штырях с нарисованными на них треугольниками. Разведчики быстро писали на них, какого уровня достигла радиация, и тотчас же сообщали об этом по радио на КП.

В своих одеждах и противогазах они были похожи на гостей из космоса. Усиленная жестикуляция и только изредка глухой голос старшего усугубляли это впечатление.

— В районе дальнего старта и взлетно-посадочной полосы обнаружены радиоактивные вещества, — вещали репродукторы на стоянке. — Уровень радиации ноль целых пять десятых рентгена в час.

На нашей стоянке уровень радиации достиг семидесяти пяти рентген. Истомин в это время был у командира полка, получал, как полушутя, полусерьезно у нас говорят, ЦУ — ценные указания.