Смех баньши - Вера Космолинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот как? А кто-то говорил, что Мерлин мертв?
— Ха! Что можно с уверенностью сказать о человеке, что меняет обличья, как плащи? Быть может, он и сейчас тут, в образе птицы или зверя наблюдает за нами? И может явиться сам в любое мгновение. Ш-ш! Ты слышишь, как шепчет листва, как падает лист, насмешливо ложась под ноги, но с невероятной хитростью кружась и ускользая? Кто он, что хочет сказать? Или лишь посмеяться над нашей глухотой, слепотой и глупостью? Что хочет сказать птица, когда гадит кому-то на голову? Ха! Все, что мы видим, может быть совсем не тем, чем кажется! Это чудо? Это небылица? Это закон! Таков мир, который подчиняется не только нашим желаниям и догадкам. Что ж. Многие утратили веру. И алтарь Гофаннона, скрывающий в себе королевский меч, будет вскоре разбит, если не сбудется предсказание Мерлина и не явится истинный наследник до той поры, как на объявленном божьем суде… — при этих словах Бран с неприязнью поморщился, — не будет избран иной претендент. Тогда Меч извлекут, чтобы вручить победителю, в Белтейн — праздник света, в городе Ллуда, правителя Британии и сына Солнца, дабы взошло новое солнце, даруя новое лето…
Короче, остались от Артура рожки да ножки, — выражаясь по-человечески, без друидских штучек.
Надо же какая досада — с таким смещением оказаться в мире, где все так похоже на легенды, и с такой нелепой поправкой. А может, правда подбить Гвенивер на великие государственные подвиги? Улыбнувшись такой мысли, я посмотрел на нее, и обнаружил, что она тоже смотрит на меня и улыбается. Солнечный взгляд тут же скрылся за горизонт, утонув в пунцовом закате. Мне тоже стало слегка жарковато.
— Плохо работаешь, Ланселот, — пробормотал я с упреком.
— А кто виноват? — с готовностью разворчался Гамлет. — Кто тут распускал хвост со своими полубардовскими замашками?..
— Отстань. Я совсем из другой легенды, даже имя другое…
— …И вообще, надо лучше держать себя в руках.
Кей затрубил в рог, призывая весь строй к повышенному порядку. Вскоре мы увидели в чем дело и кому пускаем пыль в глаза.
Стяги с головой вепря и со зверем, отдаленно напоминающим ласку, яркие шатры на зеленой лужайке. Я не заметил, в какой момент на голове Гвенивер появилась изящная диадема из белого золота, а на плечах нечто вроде алой с золотом мантии.
Бедвир оказался прав. Король Кадор забрал к северу, чтобы встретиться с сестрой, и вот наши дороги опять пересеклись. С кем опять, а с кем впервые, или… Об этом позже.
Это было похоже на картину из сказки. Мужчины и женщины в ярких одеждах, в сверкающих венцах и других украшениях, расположились в лучах солнца на веселый пикник — на траве были расстелены пестрые ковры, уставленные керамической, медной и серебряной утварью. Лилось вино, и свет, и смех, с шумом и визгом грызлись охотничьи псы; дама, находящаяся в четко определяемом центре внимания, поглаживала неуверенно хлопающего крыльями сокола и смеялась звонче всех, ее блестящие черные кудри отливали на солнце красной медью и осенней бронзой, на них покоился венок из свежих листьев и весенних цветов, цветы были вплетены повсюду в ее пряди, рассыпаны по платью и кругом по пестрым коврам.
Священник Блэс отчего-то спешно перекрестился и, пробравшись поближе к Гвенивер, принялся ей что-то нашептывать. Принцесса слушала вполуха, рассеянно кивая и пожирая глазами великолепную королеву Моргейзу — а именно она и была дамой с соколом — с нескрываемым восхищением, с толикой зависти и опаски.
По правую руку от Моргейзы сидел ее брат Кадор, исполненный достоинства и благодушия как сытый кот, по левую полулежал, опираясь на локоть, человек в тисненом кожаном нагруднике и с травинкой в зубах, темнобородый и темноглазый, с лихо сдвинутой набок короной — по-видимому, это и был Лот, король Лотианский. Этот явно был просто в отличном настроении, так как поднял руку с кубком, слегка расплескав вино, и весело заорал на весь лес:
— Привет, Регед!
И последовали взаимные салюты.
Королева Моргейза оставила сокола в покое и подняла голову, представив на обозрение свой смертельно прекрасный лик…
И это был удар. Не скажу, куда.
Меня качнуло в седле, и я судорожно вцепился Гвену в гриву, как в спасательный круг, а пестрый день завертелся разноцветным вихрем, теряя глубину, становясь двумерным, искусственным, ненастоящим.
— Ух ты! — откуда-то издалека выдохнул, не удержавшись, Гамлет. — Да она же один в один сестричка Нейта! Только не такая дохлая, с огоньком.
Придурок! — мысленно возмутился я, и неосторожно скрипнул зубами так, что свело челюсти. — Как это она могла тебе показаться дохлой?!
Но спасибо Гамлету, ему удалось вернуть мне ощущение действительности. И обратить внимание на некоторую разницу, свидетельствующую, что Моргейза живая женщина, а не призрак или галлюцинация. И она действительно несла в себе больше от духа огня, чем та, кого я не зря окрестил Снежной Королевой. Если Моргейза и походила на снег, то на снег под ярким солнцем, ослепляющий и безупречной белизной, и искрящийся всеми цветами радуги, победно и пламенно. Будоражащая колдовская смесь огня и льда. Бесконечно желанная.
— Я влюбился, — объявил я, только наполовину в шутку. — Ланселот, ты выиграл. Гвенивер свободна.
Моргейза, Моргейза…
На вид ей было лет двадцать пять — довольно солидно по здешним меркам, но выглядела она действительно сногсшибательно, хотя что-то мне подсказывало, что она еще на пару лет старше. О том же, казалось, говорило и лицо мальчика лет двенадцати, с печальными серыми глазами и чертами, одновременно напоминающими и Лота и Моргейзу, который сидел чуть поодаль, бросая мрачноватые взгляды на безмятежного принца Константина, примостившегося в ногах Моргейзы на правах любимого племянника. Впрочем, никто больше не видел в этом ничего предосудительного, ни брат означенной особы, ни законный супруг. Стало быть, все в порядке. И вообще, на кого Моргейза смотрела с интересом, так это на Брана — задумчиво, круто изогнув четко очерченные брови. Дамы вообще частенько, причем во все времена, питают теплые чувства ко всему таинственному, вроде гороскопов и рождественских гаданий.
Принц Корнуолла ничем не выдал, что помнит о вчерашнем инциденте, только сказал своей тетушке тихим голосом нечто забавное, так как та рассмеялась, а потом выдернула из прически какой-то цветок и рассеянно накрутила стебелек на палец. Сей невинный жест не укрылся от бдительного священника, который пискнул как придавленная мышь и, когда мы ни с того, ни с сего свернули не на ту тропку, принялся шумно осуждать эту проделку Лотианской ведьмы — якобы это она нарочно наколдовала нам ложную дорогу.