Цвет надежд — зелёный (сборник) - Карл-Юхан Хольцхаусен

Все молчали. Монтейлер поднял брови, передернул плечами и повернулся к экрану. Изображения появлялись и исчезали нескончаемой монотонной чередой; проплывали картины серо-голубых волнующихся водных пространств, лесов и джунглей, бескрайних саванн, где причудливые животные двигались под палящими лучами солнца; их сменяли кадры заснеженных равнин, гор и долин, пустынь и морей. И повсюду развалины, руины. Телекамеры на борту четырнадцати космических кораблей, которые двигались по своим орбитам вокруг планеты, просматривали ее ландшафт и посылали бесконечный поток информации на экраны. Сюжеты непрестанно менялись, по в них сохранялся все тот же основной мотив. У полюсов вечные льды поглотили города, и диковинные белые звери свободно хозяйничали там, где некогда к бездонному небу поднимались шпили и башни высокоразвитой цивилизации. В более южных районах города и ракетодромы покрылись буйной растительностью, образовавшей влажные непроходимые джунгли; рухнули блестящие мачты, колонны; арки скрылись под корнями гигантских столетних деревьев, а в роскошных некогда залах прыгали и кривлялись стаи обезьян — жалкая пародия на пышную и тяжеловесную придворную обрядность времен императоров и королей. Прекрасные обиталища людей опустели, километровые башни лежали поверженными, машины остановились, гигантская сеть путей сообщения покрылась толщей земляных наносов. Пройдет еще несколько тысячелетий, и от всех чудес, созданных человеком, не останется даже этих следов. Эпоха Homo sapiens — человека разумного — длилась сотни тысяч лет, но в общей истории планеты это было только мгновение. Гигантские рептилии безраздельно господствовали на Земле сотни миллионов лет, но и они исчезли, не оставив после себя ничего существенного. А еще через несколько миллионов лет другие существа, возможно, покорят Землю, создадут новые чудеса, упиваясь мечтами о своем величии…

По спине Монтейлера побежали мурашки.

— Спрашивается, что же мы в глубине души всетаки надеялись здесь встретить? — проворчал он. — Наверно, высокоразвитую культуру. Все ту же древнюю цивилизацию, готовую приветствовать возвращение блудного сына… Нет, тут что-то не так, тут не жди ничего хорошего.

Монтейлер повернулся к присутствующим.

— Пока у меня все. Постарайтесь найти объяснение, какое угодно, но только побыстрее!

Отсек опустел под нестройный говор споривших. Дверь захлопнулась, и наступила тишина. Монтейлер задумчиво поглядел вслед ушедшим. Затем оперся локтями о стол, закрыл лицо руками и зевнул. Он почувствовал себя старым и усталым, кожа на лице собралась в сухие грубые морщины, утомление разливалось по всему телу, руки и ноги отяжелели.

Кто-то пошевелился рядом. Он поднял голову и встретился взглядом с Кэтрин ди Рац.

— А, так ты осталась, Кэт? Это напоминает старые времена. Все та же самаритянка, неизменно готовая утешить. Или ты не ушла потому, что у тебя есть какие-нибудь хорошие идеи?

— Ты же знаешь, что у меня их нет.

— Ну, так значит утешения ради.

Он отклонился назад и закинул руки за голову.

— В первый момент я не придал этому большого значения, решил, что все это просто какая-то ерунда. А дело оказывается сложнее, надо в нем разобраться. Мне сейчас достаточно любого, даже самого немудрящего объяснения.

Его глаза сузились.

— Кэт, как по-твоему, это была галлюцинация?

— Нет.

— Я тоже так думаю. Признаться, я испугался до смерти. Что за дьявольщина происходит там, внизу?

Она уселась на стол, подобрав под себя ноги, — эта поза была ему хорошо знакома. Ее движения оживляли целый мир воспоминание; чуть приподнятая бровь, наклон головы, дрогнувшие губы, неожиданный жест означали больше, чем невысказанные слова, будили нескончаемый ряд вопросов и ответов из прошлых споров, бесед, откровений. Ее тело под голубой туникой не хранило для него никаких тайн, ее длинные чувственные руки много раз обнимали его. Он посмотрел ей в глаза.

"Она жалеет меня, — подумал Монтейлер. — Это проклятое сострадание, эти проклятые добрые слова, эти проклятые добрые глаза! Безупречный психолог… Нет, она просто создана такой, с исповедальней вместо сердца. От нее мне никогда не избавиться".

Неожиданно его потянуло к ней, тело захлестнула горячая волна желания…

Тогда они представляли собой надежный разведывательный патруль, составленный именно из них двоих по прихоти ЭВМ, которая обрекла их на многомесячное пребывание в обществе друг друга. Два долгих месяца в кабине объемом десять квадратных метров способны превратить в любовников даже антиподов — их соединит ненависть, если не любовь. Победив монотонность сладострастием, они выстояли. Да, они выдержали, уцелели.

Они устремлялись вперед, опережая исследовательские корабли растущей Межпланетной федерации. Заключенные в крошечном кораблике, управляемом безмолвными механизмами, они незримой пылинкой среди пустой ночи летели к мертвым планетам, где в лучах чужих солнц разрушались чудеса былых времен, к человеческим кладбищам, затерянным в беспредельном пространстве. Они находили мертвые города, мертвые воспоминания, мертвую славу, встречали толпы дикарей с пустыми глазами перед все еще мерцавшими телеэкранами в руинах величественных дворцов и зеркальных башен. Они совершали посадки на Петаре, Карстене, Чандре — эти знаменитые древние названия были когда-то известны многим. Иногда их полетом на непосредственных подступах к планете управляли бесстрастные голоса — они излагали подробные инструкции для посадки, определяли участки приземления в гигантских космопортах, где тысячи мощных некогда звездолетов разъедались ржавчиной и тлением. Вежливые голоса предлагали предъявить полномочия и осведомлялись о цели посещения — и ни разу за этими звуками не скрывалось ничего живого, это все еще функционировали компьютеры и роботы, обслуживавшие исчезнувшую цивилизацию. От сотрясений, вызванных посадкой разведывательного корабля, здания неуверенно раскачивались, как пьяные, а потом медленно падали, обрушивая на гениальные машины тысячи тонн пластмасс и стали. Люди. строили хорошо, но недостаточно хорошо для вечности. Творения былого времени сметались с пути, будто под неудержимым напором несущихся вперед волн.

И вот теперь Земля, древнейший центр цивилизации, сказочный мир за пропастью световых лет, символ совершенства и безграничного знания, центр Вселенной, заманчивое царство небесное тысяч и тысяч религий. Земля была святым Граалем, единственным святым местом во Вселенной, которая уже очень давно устала от святости. Для человечества, распыленного среди сотен тысяч миров в одном из рукавов спирали Млечного Пути, где расстояния так огромны, что солнце одной обитаемой планеты не проступало даже светящейся искоркой на ночном небе другой, ближайшей к пей планеты, Земля была не просто символом веры, предметом самозабвенного преклонения, но чем-то бесконечно большим.