Караул устал - Василий Павлович Щепетнёв

Я и не собирался.

— Мы маленькие бедные овечки, пустите нас погреться! Мы отбились от стада и очень, очень устали!

Голос тихий, женский, молодой, вкрадчивый.

— Пустите, мальчики, не пожалеете! — ещё один женский молодой голос.

Крячко затряс головой.

— Вы ошиблись номером, — ответил я.

— Мальчики, мальчики, не бойтесь, мы не кусаемся! — сказали они хором.

Я не ответил.

— Что будем делать? — спросил Крячко.

— Спать.

Вагон наш, хоть и депутатский, но обыкновенный спальный вагон середины шестидесятых годов, «гей, славяне!». Никакого сообщения ни с проводником, ни с начальником поезда из купе нет.

За дверью стали мяукать, трясти дверь и обзывать нас нехорошими словами. Ничего, дверь хоть и хлипкая, а сразу не поддастся.

Из соседних купе стали выглядывать и возмущаться:

— Не даёте спать, откуда вы такие? Безобразие! Проводник! Где проводник? Я этого так не оставлю!

— Ой, извините! Это не наше купе, мы перепутали вагоны! — и девицы, судя по звукам, удалились.

Потихоньку разошлись и остальные.

— Да, порядочки, — вытер пот со лба директор. — Ну и проститутки пошли! Наглые до невозможности!

— Привыкайте, Сергей Анатольевич, привыкайте.

— И часто здесь такое бывает?

— Вижу в первый раз. Но я впервые еду в одном купе с директором главного универмага Чернозёмска.

— Думаете, они на меня нацелились?

— Не на меня же.

— Да, конечно. Пригласи мы их, они бы в нужный момент подняли шум, мол, затащили, изнасиловали… Хорошо, что я догадался, не пустил их в купе.

— Просто замечательно, — согласился я. — Но вы не расслабляйтесь.

— Вы думаете, будут ещё провокации?

— Как знать, Сергей Анатольевич, как знать. До Москвы ещё пять часов.

Я достал из чемоданчика кобуру, впрягаться, так впрягаться.

При виде пистолета директор опять побледнел.

— Полагаете, они… они…

— Кто знает, какова цена вашей должности? Не я. Оружие не помешает.

— Вы будете меня защищать?

— Не станут они разбираться, кто директор, а кто просто погулять едет. Пристрелят обоих, вот и весь сказ, — и я сел у окна. Какой уж тут сон!

А директор ничего, держится. Зевнул, и завалился досыпать. Ещё бы, после радедорма. И успокоился, считает себя под охраной. Под вооруженной охраной. Персона!

Думал, что шучу, оказалось — нет. Похоже, я в самом деле сел на осиное гнездо.

Предыдущий директор ЦУМа нашего города скоропостижно скончался от инфаркта. Так говорят. Произошло это не в Чернозёмске, а в Сочи, на отдыхе. Злые языки рассказывали, что причиной были нехорошие излишества, покойный-де пригласил к себе пару проституток, и не выдержало сердечко такого счастья. Может, и так. А может дело на самотек не пустили: есть ведь средства, позволяющие вызвать инфаркт тогда, когда нужно. И у кого нужно. Подобные яды в хозтоварах не купишь, но есть платёжеспособный спрос — будет и предложение.

Интересно, а сегодняшние девицы — не те ли, что пришли в номер к прежнему директору, в славном городе Сочи?

Ну нет. Нас в купе двое, а по двое от инфаркта не умирают. Достаточно скомпрометировать нового директора. Его, кстати, потому и пригласили со стороны — оздоровить городскую торговлю. А то она хворает, городская торговля. Да и как не хворать, когда столько соблазнов. Торговые кланы нашего города повели нешуточную борьбу за место директора, а тут раз — ни тем, ни другим, смиритесь!

А они, похоже, не смирились.

Я тоже задремал. Вооруженное нападение представлялось мне маловероятным. Убийство в депутатском вагоне — это же шум на всю область, да что область — на страну. Начнут копать и просеивать накопанное через мелкое сито.

Да и Сергей Анатольевич — не Теодор Янович. Не та фигура — убийц в поезд подсылать. Ему по чину проститутки. Пароход его именем не назовут, вряд ли. Пароход «Сергей Крячко» везет из Индии дюжину бенгальских тигров и пару львов. Ну, а откуда взялся львы? В Индии львы не водятся. Из питомника, вот откуда.

Сон, не сон, а — полудрёма. Шулейкин жаловался, что его в дрессировщики записали принудительно, иначе не брали на борт. А я советовал не бояться. Ведь пока вы заграницей, товарищ Шулейкин, вам и жалование идёт в валюте, не так ли? Насчет вашего здоровья гадать не стану, а валюту страна бережёт, так что посадят вас на пароход, непременно посадят. А укротителем… Соглашайтесь, но только под запись. Под документ. Так и так, принят на должность укротителя, с окладом. Опять же в пути валюта набежит, вы её в «Альбатросе» на что-нибудь дельное потратите. И вообще, человек вы, я вижу, отчаянной смелости, недюжинного ума, легко сходитесь с коллективом, такие нам нужны. Не хотите ли в Ливию завербоваться, на год-другой? По специальности, организация общественного питания? Будете при нашем госпитале буфетчиком работать. Старшим буфетчиком! Госпиталь на побережье, тёплое море, изумительная рыба, всегда свежайшая. Квартира будет с кондиционером, и в госпитале, конечно, тоже всегда плюс двадцать три. Нет, меньше нельзя — заходить с улицы на прохладу не есть здорово. Но плюс двадцать три переносится отлично, медицинский факт…

Не знаю, уговорил бы я Шулейкина, нет — но тут мы прибыли в пункт назначения. В столицу нашей Родины. В Москву. На Павелецкий вокзал.

По мере возможности я привел себя в порядок — и лицо, и одежду, и мысли, — и взял свой чемоданчик, небольшой, самый заурядный на вид: обтёрханный, еле-еле на грани приличия. Их такими и продают, специально. Считается, что они не привлекают внимание воров, мол, не позарятся. Ну, я и купил один. В лавке Абдуллы. Так-то он лёгкий и прочный, золотые слитки можно возить.

Но я не вожу.

— Вы налегке, — сказал мне Крячко.

— Как видите.

— Москва любит подношения, — стал он делиться мудростью. — Чем богаче дары, тем