Улица Ангела - Джон Пристли

— Очень вам благодарен, сэр, — воскликнул мистер Смит, краснея. — Я не хотел ни о чем просить, зная положение дел, но мистер Голспи вскоре после своего приезда намекал мне насчет этого…

— Ну, Голспи здесь не хозяин. Конечно, он у нас работает и до известной степени руководит делом, но совершенно не от него зависит — дать или не дать прибавку вам и другим тоже. Это исключительно мое дело.

— Совершенно правильно, мистер Дэрсингем. Я прекрасно понимаю, — сказал мистер Смит извиняющимся тоном, но в глубине души благодарил мистера Голспи.

— Хотя… гм… справедливость требует сказать, что мистер Голспи упоминал об этом. Но у меня это давно было решено. Он говорил о вас и еще о мисс Мэтфилд. Он, видимо, доволен ею.

— Мисс Мэтфилд работает очень хорошо, сэр. И, безусловно, получает меньше, чем следовало бы. Когда она к нам поступила, мы обещали ей через полгода прибавить жалованье.

— Так вот, теперь мы будем ей платить не три фунта в неделю, а три фунта десять шиллингов. Вы ей скажете об этом, Смит. Но потихоньку. Потому что, видите ли, Тарджису я пока прибавить не могу.

— Он стал лучше работать, мистер Дэрсингем.

— Все же ему придется подождать. Ну а вам, Смит, я полагаю, мы сможем платить три семьдесят пять.

Это была солидная прибавка.

— Большое спасибо, мистер Дэрсингем. Поверьте, я…

Но мистер Дэрсингем, толстый, розовый, добродушный, остановил его, дружелюбно махнув рукой:

— Знаю, знаю, Смит. Будем надеяться, что это не последняя прибавка. Вы будете расти вместе с фирмой, а при нынешних наших темпах мы можем бог знает как далеко пойти. Мистер Голспи предлагает нам несколько новых дел, очень выгодных, и я хочу вникнуть во все это, пока он в отъезде. Да, кстати, обе прибавки — и вам и мисс Мэтфилд — можно будет, я полагаю, выплачивать уже с этого месяца.

Весь день мистер Смит в промежутках между работой думал об этих добавочных деньгах и с наслаждением прикидывал в уме, на что их можно употребить. Он, разумеется, считал, что лучше всего их откладывать. Семья его и так живет хорошо, но откладывать до сих пор почти ничего не удавалось, а теперь есть возможность подкопить по-настоящему. Общество страхования? Об этом стоит подумать, у них есть всякие виды вкладов. Государственная сберегательная? Это тоже хорошее, надежное помещение денег… Или можно купить домик через одну из строительных компаний. Он уже предвкушал, как будет обдумывать все эти проекты, покуривая трубку, делать расчеты, выстраивать ряды аккуратных мелких цифр. У него просто слюнки текли от удовольствия.

Только в конце дня, когда служащие начали собираться домой, мистер Смит приступил к главному вопросу, ибо, как большинство людей, предпочитал решать сперва мелкие и приятные. А этот главный вопрос упирался в миссис Смит. Если она узнает о прибавке, она непременно захочет истратить на что-нибудь лишние деньги. Такой уж у нее характер — она от природы мотовка. Она не жадная и не ворчунья. Когда денег нет, она никогда его не пилит и довольствуется малым. Но скажи ей только, что их доходы увеличились, — и она не успокоится до тех пор, пока не растранжирит все на платья, украшения, пирушки в кафе, на театр, кино, поездки к морю, на шоколад и портвейн. Страховые общества, сберегательные кассы, строительные компании… как бы не так! Он уже слышал, как она честит их, да заодно и его, мужа, вздумавшего таким нелепым образом распорядиться деньгами. Она никогда не видела смысла в сбережениях и способна была отложить разве только несколько шиллингов в вазу на субботние развлечения. Для нее поместить деньги в страховое общество или в банк означало просто отдать их, не получив ничего взамен. Он в ее глазах будет чем-то вроде старого крохобора, чуть ли не скряги, и она будет ставить ему в пример знакомых мужчин, людей щедрых, с размахом, с широкой натурой. Это будет так обидно, что в конце концов он уступит — и тогда что у них останется на черный день? Пустые бутылки и коробки из-под шоколадных конфет, старые программы и сувениры из Клактона. Нет, так не годится! Он видел только один выход — не говорить ей ничего о прибавке, пока он не сделает солидных сбережений. Но уж одна мысль об этом ему претила. Пришлось бы лгать не один, а десятки раз. Конечно, это было бы разумно, но он боялся, что будет чувствовать себя по отношению к ней подлецом. Некоторые мужчины, кажется, считают естественным обманывать жен, и, когда их послушаешь, можно подумать, что жены — их злейшие враги. Ну а у него с Эди, хотя они часто и тянут в разные стороны, совсем не такие отношения. Как же ему поступить?

Все еще занятый этими мыслями, мистер Смит, выйдя из конторы, зашел в лавку Т. Бенендена. Наблюдая, как Т. Бененден снимает с полки знакомую жестянку, он задавал себе вопрос, женат ли Бененден. Сколько лет они обмениваются мнениями, а вот он до сих пор не знает, женат ли Бененден или нет. Нет, наверное, не женат. Если человек постоянно ходит без галстука, значит, вряд ли у него есть жена. Иначе он, конечно, из дому уходил бы в галстуке и снимал его только в лавке.

— Скажите, мистер Бененден, вы женаты? — спросил он как бы между прочим.

Т. Бененден тотчас перестал отвешивать табак.

— Трудный вопрос, — сказал он, в упор глядя на мистера Смита.

— Извините, ради Бога, — промолвил мистер Смит в некотором замешательстве, — конечно, это меня не касается.

— Нет, нет, — возразил Бененден, все так же пристально глядя на него, — я ничуть не обиделся, уверяю вас. Я хотел только сказать, что мне трудно ответить на этот вопрос. Вы спрашиваете: «Мистер Бененден, вы женаты?» — а я могу на это ответить только так: «Женат и в то же время не женат». Как вы это понимаете?

Раньше чем мистер Смит успел как-либо это понять, в лавку вбежал какой-то юнец, бросил на прилавок несколько медяков и скомандовал:

— Пачку пыхтелок. Десяток.

Мистер Бененден пренебрежительно швырнул ему пачку папирос, с презрительной миной смахнул в ящик медяки и с еще большим презрением проводил глазами юнца, когда тот выбежал из лавки.

— Видели? Слышали? — сказал он с негодованием. — «Пачку пыхтелок». Пыхтелок! Вбежит как угорелый, выбежит, не скажет ни «пожалуйста», ни «спасибо», не остановится на минуту, чтобы подумать. Дай ему пачку пыхтелок — и все. Сказать даже как следует не умеет. Вот это, — продолжал он серьезно и по-прежнему, не моргая, смотрел на мистера Смита, — вот это — конец табачной промышленности! Я не говорю, что она не прибыльна. Она прибыльна. Вот на этих-то «пыхтелках» люди и наживают состояния. Если бы у нас с вами в начале войны хватило ума предвидеть, что наступит такой спрос на дрянные папиросы — их курят теперь мужчины, курят женщины, мальчишки и девчонки, — мы бы шутя нажили состояние. Вы посмотрите, что дает большие барыши в нашем деле: вот этот хлам, а не настоящий табак. То же самое во всякой торговле. Быстрые обороты, купить-продать, легкий заработок. Ну, ладно! Но я вам говорю — для табачного торговца это гибельно. Почему? Да потому, что это уже не настоящее дело. Есть торговцы, которые после закрытия выставляют у лавки автомат для отпуска папирос. Вы, верно, видели сами. Так я вам скажу — такие автоматы с успехом могли бы и весь день заменять в лавке хозяина. «Пачку пыхтелок. Десяток. Получите шесть пенсов. Два десятка. Получите шиллинг». Что же я — автомат или живой человек?

— Да, да, — поддакнул мистер Смит, качая головой.

— Я человек, и к тому же человек, знающий свое дело, вот я кто. Вы приходите и говорите: «Мне нужно то-то и то-то — например, смесь „вирджинии“ и „лате… латакии“», или, может быть, вы не такой знаток и не скажете этого, но, во всяком случае, вы знаете, что вам нужно, и приходите, а я для вас выбираю подходящую смесь. В этом есть для меня своя радость. Но отпускать людям пачки стандартной дряни! Это все равно что стоять в дверях как автомат, и когда вы опустите в мой рот шестипенсовую монету, выбросить вам из жилета десяток папирос.

— Хороший бы вы имели вид! — заметил мистер Смит, наблюдая, как Бененден насыпает табак в кисет, и невольно подумав, что «особая смесь Бенендена» сегодня выглядит еще более пыльной, чем всегда.

— Он мелковат, это последний, — честно признался Т. Бененден, завязывая кисет. — Но если хотите знать, на дне всегда самый лучший табак. Это не простая пыль, знаете ли. Это хороший, крепкий табак, высший восточный сорт. Сам принц Уэльский не захотел бы лучшего, если он курит трубку, — а я уверен, что курит.

— Я тоже так думаю, — согласился мистер Смит, передавая ему деньги. — А что это вы говорили насчет своего семейного положения?

— Ах да! — вспомнил Т. Бененден, закуривая. — Я ответил на ваш вопрос: «И да и нет». Как вы это понимаете? — спросил он с видом человека, задавшего головоломную загадку. — Мудрено, а?

— Право, не знаю. Я бы сказал, пожалуй, — так, не задумываясь, — что вы считаете себя женатым, потому что вы все еще состоите в законном браке и жена ваша жива, и в то же время не женаты, потому что вы не живете семейной жизнью. Словом, вы разошлись. Так, мистер Бененден?