Карьеристки - Галина Врублевская

Кристине приятно было находиться в центре внимания, став издателем, она наконец получала то, чего ей не хватало в профессиональной писательской среде — признания!

Георг тоже был настроен активно работать на благо нового издательства. Во-первых, вопрос с изданием его книги о подводниках уже был решен; во-вторых, его флотская душа жаждала глобальных дел. Он предложил:

— Мы с Маргаритой возьмем на себя поиск спонсоров. К ней теперь все прислушиваются. Она и в правительственные кабинеты вхожа, и в бизнес-сообщества. Ну и я старые связи реанимирую. Не все же мои товарищи, как я, в охранниках маются. Один даже директором банка стал, и другие офицеры на гражданских рельсах уверенно себя чувствуют.

Кристина коснулась плеча капитана и улыбнулась с легкой иронией:

— Буду рада вашей помощи, Георг, но Маргарита Андреевна вряд ли в ближайшее время сможет помочь нам: она уезжает в Грецию!

— Взяла турпутевку? Надо же, а мне ничего не сказала! Но неделя ее отсутствия не слишком скажется на наших планах.

— Речь идет не о недели, Георг. Маргарита Андреевна едет в творческую поездку на остров Родос на три месяца.

Георг растерянно почесал затылок. Марго уезжает на три месяца, ни слова не сказав ему, а он узнает об этом от постороннего человека.

Он отошел, опустив голову, задорный настрой покинул его, захотелось тотчас уехать. Поискал глазами сестру, увидел, что она разговаривает с другими гостями. Быстро направился к ней.

— Вот ты где, Наденька! Еще не устала? Не пора ли нам домой?

— Да, Герочка, притомилась я. Вот обсуждаем с мамой Наташи ее будущее. Наташенька, оказывается, талантливая художница, участвовала в выставке молодых авангардистов.

Моложавая женщина в клетчатых брюках, мать Наташи, тотчас подхватила:

— Столько лет потратила на учебу в художественном колледже, а теперь в писательство ударилась.

Однако у Георгия не было настроения обсуждать чью-то судьбу, рушилась его собственная. Маргарита его предала. Домой, домой!

— Надя, едем домой! Пошли, здесь маршрутка на углу, прямо в наш район довезет.

Надежда встала, опираясь на палочку: еще давал себя знать перелом ноги, хотя и заживший.

Но тут к ним подлетела возбужденная Маргарита:

— Вот ты где, Георг! А у меня потрясающая новость, только сейчас узнала!

— Знаю я уже твою новость от посторонних людей.

— А что за новость, Риточка? — полюбопытствовала Надежда.

— Ну да ладно! Слушайте все! Я и Виктор Игоревич получили международный грант на творческую поездку на остров Родос!

— А как же Георг? — растерянно спросила сестра и вмиг постарела, поплыл вниз ее подбородок, прикрылись веки. Она снова села в жесткое кресло.

— При чем здесь я?! — стараясь сохранить невозмутимый вид, отчеканил Георг. — Маргарита Андреевна — известная писательница, победитель престижной премии. Она заслужила такую поездку.

Маргарита была ему благодарна за эти слова. Она понимала, что ей могут завидовать, и очень приятно, что ее друг не такой, он видит ее заслуги, вполне реальные.

— И с мамой там, в Греции, наконец встречусь. Мы с ней уже два года не виделись, — добавила она.

— Вот-вот, и с мамой встретишься. Ей сколько лет-то уже?

— Ей семьдесят три, она на три года старше меня, — ответила за Маргариту Надежда. — Да, маму надо навестить. Знаешь, Герочка, я раздумала уезжать сейчас, посижу еще, погляжу на молодежь, а вы с Риточкой пообщайтесь.

Маргарита, взглядом позвав Георга за собой, направилась к боковому выходу из зала. Он последовал за ней. Но его обогнала мать Наташи:

— Извините, Маргарита Андреевна. Я хотела спросить у вас о Наташе, есть ли у нее способности, выйдет ли из нее писатель?

Маргарита сказала матери воспитанницы несколько ободряющих слов, хотя обещать ничего определенного не могла. Наконец Марго и Георг остались вдвоем, вышли из зала и поднялись по лестнице. Здесь никого не было, едва долетал приглушенный шум из зала. Оба присели на низкий широкий подоконник. Окно выходило не на площадь, а во двор-колодец, каких еще немало сохранилось в Петербурге. Но Маргарита и Георг, сидящие на подоконнике четвертого этажа, были ближе к синему небу, чем к серому асфальту дворового покрытия.

Георг посмотрел на крышу противоположного здания, на давно бездействующую печную трубу и почти равнодушно констатировал:

— Значит, уезжаешь? А ведь обещала, что мы станем жить вместе, как Аня съедет. Я уже и чемодан собрал, и Надежду уговорил, сказал, что будем ее навещать, продукты носить.

— Жить вместе? Не помню, чтобы я обещала. Я думала над этим, ведь я чувствую тепло, исходящее от тебя.

Да и сама успела впустить тебя в свою душу. Но поздно нам строить семейную лодку. Я поняла, что не смогу приспособиться под совместный быт.

— Тебе еще пятидесяти не исполнилось, да и мне шестидесяти нет. По-моему, еще есть времечко впереди.

— Понимаешь, Гера, у меня творческих замыслов выше головы. Я уже составила план нового романа. Я не могу просто жить, я должна писать, а семейная жизнь будет помехой.

— Думаю, бесполезно приводить примеры удачных семейных союзов: и Солженицын, и тот же твой Куприн, да почти все писатели жили в семье!

— Но не писательницы. Тем более двое писателей в одной берлоге. Тебе ведь тоже надо торопиться, писать и писать!

— Мне уже торопиться некуда, Риточка. Я останусь писателем одной книги, я высказал все, что на душе оставалось. Теперь я готов служить тебе.

Маргарита задумчиво смотрела на Георга, сейчас решалась ее дальнейшая судьба. Она задумчиво молчала, потом покачала головой. Георг склонился к ее губам, нежно поцеловал:

— Рита, я не могу без тебя жить.

Шум, доносящийся из зала, усилился. Вечер закончился, и участники расходились домой. Георг и Маргарита подошли к мраморному ограждению лестницы и смотрели в пустынный пролет между этажами. А по ступеням парами и поодиночке спускались курсанты.

Не услышав ответа Маргариты, Георг заговорил вновь:

— Вот и закончился бал! Два года мы, неопытные авторы — и талантливые, и посредственные, узнавали себя и других, а теперь разлетимся и друг о друге даже не услышим, если только кто в классики выбьется. И я для тебя, Марго, останусь всего лишь одним из учеников…

— Не передергивай, Гера! Какой ты ученик, ты для меня стал учителем, учителем жизни, близким человеком, братом. Кстати, хорошее слово «бал», ведь выпускники наши после окончания курсов и впрямь будто с бала в реальную жизнь возвращаются. И смотри: все парами, только белых платьев и фраков не хватает.