Искупление - Анна Мистунина

Целуя ей на прощание руку, он сказал лишь:

— Добрых снов, моя прекрасная госпожа. Я уже с нетерпением жду утра и новой встречи.

«Я тоже» — хотела сказать Кати. Но далекая зарница Силы, слабая, но все же явственная, никак не могла быть уместной в лагере дикарей. Кати вздрогнула, обернулась.

— В чем дело? — спросил император, в то время как рука его уже схватилась за рукоять меча.

— Мне нужна лошадь.

Не объясняя больше ничего, Кати бросилась к коновязи. Вскочив на первого попавшегося жеребца, магией направила его галопом в сторону вспышки. Следом уже скакал император — так же без седла.

— Что случилось? — выдохнул он, когда лошади поравнялись.

— Магия.

Его тревога не превратилась в панику, и звать на помощь император не стал, только ударил коня, чтобы не отстать нее. Мимо проносились ряды палаток, фыркали вслед привязанные лошади. На стук копыт из палаток выглядывали встревоженные лица. Вспышка не повторилась, но Кати уже поняла, что могло быть ее источником.

Среди мрачнеющих в полутьме обозных повозок и битком набитых палаток отыскалась причина тревоги. Она замерла, обхватив себя руками и прижавшись спиной к борту повозки. Начальственного вида человек хмуро выслушивал сбивчивые, смешанные со стонами объяснения солдата, который по непонятной для всех, кроме Кати, причине никак не мог стоять прямо. Вокруг столпились несколько десятков переговаривающихся солдат — они поспешно расступились перед всадниками.

— Разойдитесь, — негромко произнес император.

Мгновение потребовалось им на узнавание и столько же — на выполнение приказа. Остались трое — девушка у повозки, скрюченный пополам солдат и тот, кого Кати сочла начальником обоза.

— Что здесь происходит? — тем же ровным голосом спросил император.

— Ваше величество… — начальник склонился чуть не до земли. — Не извольте беспокоиться, ваше величество. Обозная шлюха отказала солдату, ваше величество, а когда он ее схватил, ударила его, ваше величество, только и всего. Уверяю, ваше величество, я немедленно…

Названная шлюхой вскинула голову с таким возмущением, что ее растрепанные волосы разлетелись во все стороны. Выкрик солдата перебил ее возражения:

— Она меня не ударила, даже не задела! Она колдунья!

— Молчи, дурак, — сказал ему начальник обоза. — Какая она тебе колдунья?

— Сильная? — тихо произнес император.

Кати слегка коснулась пострадавшего Силой.

— Больше ему не больно.

Солдат удивленно выдохнул и распрямился, уставившись на Кати, чей вид и костюм из драконьей кожи не требовали пояснений.

— Подойди, солдат, — велел император и, дождавшись, когда тот подчинится, сказал: — Девушка ударила тебя коленом. Ты рассердился и решил отплатить ей, назвав колдуньей. Теперь ты отправишься спать и больше не станешь распускать глупых слухов — никогда.

К ногам солдата с тихим звоном упал набитый кошель.

— Слушаю, ваше величество… Благодарю, ваше величество… — забормотал тот, кланяясь так низко, как требовалось, чтобы поднять деньги.

— Теперь ступайте, оба.

— Это недопустимо, — сказала Кати, когда шаги солдат стихли за повозками. — Пытаться Воздействовать без должной подготовки, не овладев еще Познанием. Ты могла причинить себе вред куда больший, чем ему! Мне следовало догадаться, и… Император!

— Сильная?

— Ты не сохранил цепи, в которых меня привезли во дворец? Я, кажется, нашла им применение.

— Увы, — произнес император сурово, хотя чувства его смеялись. — На этот раз придется обойтись без цепей. Ваш поступок — верх безрассудства, баронесса. Остается лишь благодарить Бога за то, что Сильная Кати успела прежде, чем случилось несчастье, за которое, помимо прочего, вашему императору пришлось бы ответить перед братом.

— Простите меня, ваше величество, — пробормотала совершенно несчастная Тагрия.

— Прощу, если получу ваше слово впредь оставаться благоразумной.

— Я обещаю… клянусь, ваше величество!

— Если ты так хотела поехать, почему не сказала мне? — спросила Кати.

— Ты бы меня все равно не взяла!

— И ты примкнула к женщинам для утех. Весьма… интересное решение, Тагрия.

— Я собиралась работать, а не… этим!

— В следующий раз, баронесса, — сказал император, — обращайтесь с вашими просьбами ко мне. Я постараюсь, ради нашего общего спокойствия, их выполнить. А сейчас нам пора возвращаться.

Кати со вздохом протянула Тагрии руку:

— Залезай, несносная девчонка.

Всхлипнув, Тагрия довольно ловко уселась впереди. От нее пахло дымом, луком и горелой кашей. Конь удивленно фыркнул, но легкое касание Силы утишило его беспокойство и направило в обратный путь. Император поехал рядом, поглядывая на плачущую от запоздалого стыда Тагрию.

— Итак, — произнес он наконец, — колдовство?

— Как видишь, — ответила Кати, — разница между нашими народами не так и велика. Многие из твоих подданных, император, способны к магии.

— Кар говорил мне об успехах баронессы. Мы надеялись по возможности сохранить это в тайне. Пока война не окончена, мы слишком зависим от храма, чтобы допускать осложнения.

— Атуан знает, — всхлипнула Тагрия.

— Атуан по долгу службы знает многое, баронесса, и умеет молчать. Но после сегодняшнего слухи вряд ли удастся сдержать. Одно радует — жрецы ничего не заметили.

— Простите, ваше величество…

— Довольно плакать, баронесса. Что сделано, то сделано. Я не сержусь.

Препоручив Тагрию своим удивленным прислужницам, Кати вернулась к императору. Он ждал у входа в ее палатку, поигрывая мягкими перчатками черной кожи. Под распахнутым плащом металлически поблескивали мелкие колечки кольчуги, которую он носил теперь, не снимая. Тяжелый клинок в ножнах с узором из золотых дубовых листьев и львиной головой у рукояти тоже всегда был при нем, на левом боку, и казался едва ли не частью тела.

Кати вышла, и император улыбнулся так, что у нее сбилось дыхание.

— Ты отказалась от большой свиты, Сильная, — сказал он очень тепло. — Но свита сама последовала за тобой.

— Боюсь, она поехала не за мной.

— Верно. За моим братом. Должно быть, баронесса находит, что любовь стоит каких угодно безумств.

— Как глупо с ее стороны, император.

— Непростительно глупо, Сильная, — его губы коснулись ладони Кати в поцелуе, непохожем на обычный придворный. — Доброй тебе ночи.

— И тебе, — прошептала она.

Поход растянулся бесконечной вереницей одинаково светлых дней и ночей. Некоторое разнообразие вносили редкие дневки, когда воины отдыхали, приводили в порядок одежду, оружие и лошадей, когда вовсю дымили, источая запахи пекущегося хлеба, печи, и над лагерем стоял оглушительный звон от походных кузней. Множество проблем и вопросов одновременно требовали тогда императорского внимания, а Кати не находила себе места, и каждая минута, проведенная порознь, казалась ей ушедшей жизнью. Амон по-прежнему прятался от ее взгляда, но ясно было, что маги еще остаются возле заслона. А значит, медленно ползущее войско дикарей успеет вовремя, и будущее свершится в свой черед. Пока же, наяву и во сне, был свет в голубых глазах императора, его странно сдержанная нежность и беспрестанное покачивание седла. Каждый день пути они ехали рядом, на каждом привале садились бок о бок, и вскоре блестящая драконья кожа одесную императорского пурпура принималась всеми, как дело привычное. Каким-то образом — впрочем, Кати легко нашла ответ в озорных головках благородных скромниц, определенных ей в прислужницы — личные подробности ее отношений с императором были известны едва ли не всему войску. Командиры заключали денежные споры о том, когда наконец их повелитель уложит колдунью в постель и успокоится. Но повелитель упрямо держался, возмещая неутоленную жажду прикосновений взглядами и разговорами; Кати же, имея в виду развязку, к большему и не стремилась.