Прыжок в неизвестное. Парикмахер Тюрлюпэн - Лео Перуц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Где-то на колокольне пробило одиннадцать часов. Ему почудилось, будто как раз в этот миг должно открыться одно из освещенных окон, и узкая белая рука должна сделать знак ему, чтобы он вошел. Он выпрямился. Время звало его. Медленно прошел он через площадь, медленно поднялся на каменное крыльцо. Затем дважды постучал в ворота отцовского дома.
* * *Послышались голоса. Задребезжали ключи, с визгом повернулась дверь на петлях. Свет фонаря озарил лицо Тюрлюпэна, два лакея преградили ему дорогу.
– Ваше имя, сударь?
– Я назову его герцогине, – сказал Тюрлюпэн. Луч скользнул сверху вниз, от его белой пряди до заплатанных башмаков.
– Чем желаете вы служить ее светлости? – спросил человек с фонарем.
– Это ее светлость услышит от меня, – сказал гордо Тюрлюпэн, не сомневаясь, что слова эти окажут должное действие.
– Какая наглость! – послышался звонкий юношеский голос изнутри дома. Это не один ли из тех, кого мы ждем! Наверное, это кто-то из его клевретов! В палки его! Гоните его вон, и пусть он передаст пославшему его…
Тюрлюпэна ударили палкой по плечу, по руке, от толчка в грудь он попятился назад. Двери с треском захлопнулись. В отчаянии, вне себя от стыда и негодования, стоял Тюрлюпэн во мраке.
– Меня не пустили к ней! – шептал он придушенным голосом. – Эти подлецы слуги отколотили меня. Где мой плащ? О проклятые черти лакеи! Палочные удары! Но это им даром не пройдет.
Слезы выступили у него на глаза. Горько и громко расхохотался он, подумав о том, как нелепа судьба: там, наверху, идет праздник, а он, подлинный герцог де Лаван, стоит под дождем и смотрит на освещенные окна.
– Она не допускает меня к себе, – шептал он, ожесточившись. – Она боится еще раз увидеть меня. Я должен блюсти эту тайну. Должен оставаться Тюрлюпэном. Хорошо, но ведь у нее мой портрет, и я хочу иметь ее портрет. На это я имею право, а большего я не требую.
Он призадумался. Днем было, очевидно, нетрудно проникнуть в этот дом. Куча челяди, должно быть, все время входит и выходит в двери. Стало быть, завтра, а до тех пор надо ждать. Но где? Тюрлюпэн продрог. Обратно в цирюльню ему не хотелось идти. К реке и под мост – но там, вероятно, водятся крысы. И поблизости ни одного сарая или шалаша.
Но справа, у садовой ограды, на расстоянии не больше двадцати шагов, он увидел ступени, которые вели к иконе, а над иконой сделан был навес. Туда направился Тюрлюпэн. Под навесом он мог укрыться от дождя и, может быть, даже растянуться.
Но на полпути он вдруг остановился. Гнев и ожесточение овладели им. Теперь он знал, как объяснить свою неудачу. На ступенях, скорчившись и закутавшись в плащ, сидел нищий.
Глава XI
Нищий сидел на ступенях, один из этого презренного цеха божьих шпионов, ненасытный, разжиревший на даровых хлебах. Сидел, чтобы даже ночью собирать лепты. И Тюрлюпэн не заметил его, прошел мимо, не бросив ему монеты. И этот несчастный, в своей алчности, злобе и неразумии, проклял его и пожаловался Богу, и Бог, поверив клеветнику, допустил, чтобы лакеи выгнали палками из дому его, Тюрлюпэна.
Тюрлюпэн поднял страдальческий взгляд к небу, по которому тянулись черные дождевые облака. Потом стал рыться в своих карманах, но денег не нашел, нашел только несколько головок лука и кусок хлеба. Он бросил нищему хлеб и сказал при этом:
– Возьми и оставь меня в покое!
Нищий не пошевельнулся. Хлеб упал на нижнюю ступень и остался лежать.
– Брось плутни, черт побери! – заворчал Тюрлюпэн. – Возьми хлеб, говорят тебе, и спрячь его к себе в суму. Теперь ты не скажешь, что я не пожалел тебя. Хлеб – это такая же милостыня, как деньги. А, ты не желаешь хлеба?
И возмущенный подобным бесстыдством и высокомерием, Тюрлюпэн поднял глаза к небу, чтобы и со своей стороны принести Богу жалобу на нищего.
– Он не хочет хлеба, Ты это видел? На деньги он зарится. Хлеб – это для него что? И такому бесстыднику Ты внял? Из-за него допустил, чтобы меня попотчевали палками? У меня нет денег, ни единого су, только этот хлеб да три маленьких луковицы. Ты видишь, я от Тебя ничего не скрываю. А раньше, в темноте, я его не заметил. Я стал жертвой несправедливости. Слышишь Ты меня? Это я, Тюрлюпэн, говорю с Тобой.
Ветер обдавал лицо Тюрлюпэна вихрем дождевых капель, тщетно старался он закрыть его краешком плаща. И в это мгновение нищий встал.
– Сударь! – закричал он, напрягая голос, чтобы завывание ветра не заглушало его слов. – Я видел все. С вами обошлись недостойным образом, вас выгнали из этого дома. Я заключаю из этого, что вы порядочный человек, заслуживающий доверия.
Тюрлюпэн выпустил из рук край плаща и, обомлев от изумления, старался вглядеться в мрак. Нет, нищий так не мог говорить. Это была речь человека, привыкшего повелевать. Но если он не нищий, почему сидит он под дождем на ступеньках часовни?
– Кто вы, сударь, такой? – спросил Тюрлюпэн. – Неужели у вас нет крова? Отчего сидите вы здесь, под дождем и на ветру?
Незнакомец отвел Тюрлюпэна под деревянный навес.
– Я служу одному могущественному господину, имени которого не могу вам назвать, – ответил он. – По его поручению сидел я здесь и был настороже. А вы, сударь? Над вами надругались. Кого искали вы в доме Лаванов?
– Мне нужно говорить с герцогиней, – сказал Тюрлюпэн. – Но меня не впустили в дом.
– С герцогиней? А что, если я смогу вам устроить доступ к ней?
– Меня опять поколотят, – сказал Тюрлюпэн.
– Вас не поколотят, предоставьте мне об этом позаботиться, – заявил незнакомец. – Вас примут даже с большою предупредительностью.
Тюрлюпэн озабоченно взглянул на портал дворца. Он размышлял.
– Если я смогу быть уверен, что буду принят лучше, чем в первый раз, – сказал он наконец, – и если вы действительно столь великодушны, что окажете мне такую услугу, даже не зная меня…
– Мне очень важно удовлетворить ваше желание, – перебил его незнакомец. – Правда, я поставлю при этом одно условие, но не сомневаюсь, что вы согласитесь исполнить его. Для вас это пустяк. Пойдемте со мной, сударь, дальнейшее вы узнаете потом.
– Иду, – сказал Тюрлюпэн и, между тем как незнакомец пошел вперед, поднял украдкой хлеб, лежавший на ступени, и спрятал его.
* * *Они прошли
