На Западном фронте. Бес перемен - Дмитрий Олегович Рогозин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для того чтобы обозначить отличную от Лебедя позицию Конгресса русских общин в отношении Хасавюртовского договора, 24 сентября 1996 года КРО сделал следующее заявление:
«На данном этапе закрепление мирных соглашений может быть достигнуто следующими мерами: все работы по восстановлению городов Чечни должны быть прекращены, а выделенные средства направлены на адресное возмещение ущерба гражданам, пострадавшим от войны, прежде всего беженцам, потерявшим жилье;
вывести федеральные войска из горных и предгорных районов, где они превратились в мишень для боевиков, за Терек - в Наурский и Шелковской районы. Дислоцировать их там до окончательного определения статуса этих территорий;
объявить город Грозный зоной бедствия, вывести из него все государственные учреждения, назначив для управления временного военного коменданта;
сформировать в Урус-Мартане или Шали временное коалиционное правительство, целью которого является подготовка референдума и выборов с участием всех граждан Российской Федерации, проживавших на территории Чечни до 1991 года. До проведения референдума и выборов общее управление должно осуществляться российской стороной, самоуправление - в зависимости от того, кто на данный момент контролирует тот или иной населенный пункт;
обеспечить полный вывод из кризисных районов всего нечеченского населения и временно обустроить его в социально спокойных регионах России;
вокруг контролируемых мятежниками территорий необходимо провести частичную мобилизацию и создать отряды русского ополчения и казачьи части;
принять государственную программу социальной реабилитации русских беженцев и вынужденных переселенцев из Чечни (выплата им компенсаций, строительство жилья, создание новых рабочих мест и т. п.).
В случае срыва мирного урегулирования чеченского кризиса и продолжения боевых действий против российских вооруженных сил от руководства страны потребуются установление на территории Чечни военного положения, объявление чрезвычайного положения на территории России, обеспечение на этой основе полного разгрома бандитских формирований и преследование их лидеров как военных преступников и изменников.
Главари чеченского мятежа должны быть заблаговременно осведомлены, что ведущиеся с ними переговоры - последние. Они должны знать, что других переговоров не будет. Они должны знать, что их сторонники и сообщники будут выявлены в любой точке России и по меньшей мере депортированы в Чечню».
Генерал Лебедь придерживался иной точки зрения и тем самым практически полностью порывал с КРО. Заключив поспешное и позорное для страны соглашение о мире, который впоследствии станет хуже войны, он продолжал настаивать на своей правоте.
Разрыв с Лебедем я переживал тяжело. Как сын советского генерала, я верил в офицерскую честь. Я ждал прихода русского Де Голля и считал Лебедя надеждой патриотического движения. Мне было невыносимо трудно признаться самому себе, что я ошибся. Я решил поехать в Чечню, чтобы своими глазами увидеть последствия Хасавюрта.
В начале октября 1996 года в сопровождении нескольких соратников и главы Русской общины Чечни Олега Маковеева мы снова приехали в Буденновск, чтобы оттуда добраться до Грозного. Спустя год после нападения банды Басаева этот ставропольский город так и не вернулся к нормальной жизни. Его жители по-прежнему оплакивали погибших родных и друзей. Кладбище, которое мы вновь посетили, было завалено цветами и свежими венками.
За пару часов, пока мы находились в гостях у нашего старого друга полковника Николая Ляшенко, мы успели повстречаться с общиной русских беженцев и офицерами Буденновского вертолетного полка. Зная, что мы этим же днем окажемся в Чечне, женщины из числа беженок, рыдая, показывали нам скомканные фотографии своих украденных бандитами и без вести пропавших детей, в основном девочек. Я не знал, что им ответить. Уверен, что большинства этих девочек-подростков уже давно не было в живых, что они были зверски замучены и убиты потерявшими человеческий облик «борцами за свободу», но как об этом скажешь их матерям! Каждая из них до конца, до последней минуты своей жизни будет верить и надеяться, что ее кровиночка жива, что чудом избежала страшной смерти...
В Грозный нас доставили вертолетом. Уже было совсем темно, когда мы, наконец, сели в аэропорту «Северный». Наши войска еще оставались на базе в Ханкале и в военном городке рядом с аэропортом. На взлетной полосе грудой металла чернели останки ичкерийской авиации, уничтоженной нашей армией в первые дни штурма Грозного.
Нас провели к военному коменданту. Он очень тепло принял нас, напоил чаем и предложил ночлег. Оставаться до утра мы отказались, резонно полагая, что ночью будет легче вырваться из осажденного боевиками города. У первого блокпоста на выезде из аэропорта нашу группу уже ждали три «жигуленка» с сопровождавшими чеченцами. Я называл их «гидами». Это были мрачные с виду боевики, хорошие солдаты и охранники, родом из горного Веденского района Чечни. Они приходились ближайшими родственниками моему знакомому чеченцу, с которым мы поддерживали приятельские отношения еще со студенческой скамьи. Борзали (так звали моего приятеля) вызвался мне помочь в организации нашей «инспекционной поездки» по мятежной республике и обеспечивал своим тайпом (родовым кланом) сопровождение и охрану. В сложившейся на сентябрь 1996 года обстановке в Чечне его словам я верил больше, чем гарантиям безопасности от российского военного командования, которое было занято в соответствии с Хасавюртовским договором выводом из мятежной республики оставшихся российских воинских частей.
«Гиды» через охрану комендатуры передали нам записку, в которой просили нас поторопиться, ни в коем случае не оставаться на территории части, а, воспользовавшись опустившейся на разбитый город ночью, немедленно покинуть окрестности Грозного. Несмотря на возражения коменданта, предлагавшего выделить нам технику и вооруженную охрану, я решил довериться Борзали и его людям и тихо уехать, не привлекая к себе лишнего внимания. Опыт приднестровской и боснийской войн подсказывал, что местные люди лучше знают обстановку, и если ты имеешь основания им доверять, то доверяй и не сомневайся.
На крайнем блокпосту, у самой черты города, дорогу нам преградил совсем юный солдат. Оставленный здесь своими старшими командирами в укрытии, сложенном из бетонных блоков, один на один с кромешной ночной темнотой, скрывающей кровожадных хищников, парень не терял присутствия духа и вел себя так, как подобает настоящему воину. «Вы, когда обратно поедете, мигните мне фарами четыре раза, не то я стрелять буду», - он сказал это тихо и твердо, и я понял, что этот с виду салага
