Невестка слепого барона (СИ) - Полина Ром

На следующий день я отправила Ханса в деревню. И к концу недели Нина повезла на рынок бочку солонины. Я же, печально оглядев не слишком уютную комнату, разложила перед собой небольшой лист бумаги, заостренную палочку для письма и села думать.

«Села думать» звучит, конечно, забавно. Но мне просто необходимо было привести мысли в порядок. Я умею и знаю очень много. Весь вопрос в том, чем именно из моих знаний можно воспользоваться. Казалось бы, очевидно то, что проще всего открыть пекарню. При наличии шести работниц в неделю я смогу печь хлеб и батоны гораздо лучше того, чем торгует монастырь. Однако при таком варианте я, во-первых, наживу себе серьезного врага в лице того самого монастыря, а во-вторых, могу перетравить кучу людей.

Есть местный хлеб, особенно ржаной, я опасалась именно потому, что прекрасно знала: зерно проходит минимальную обработку, сто процентов заражено спорыньей. И рано или поздно кто-нибудь отравится этим хлебом. Конечно, вряд ли местные медики смогут определить, чем именно отравился человек. Но я-то буду знать точно! А брать такой грех на душу мне совершенно не хотелось.

Так что мне нужно очень хорошо подумать о том, на чем я смогу зарабатывать. Например, когда мы были с Ниной на базаре, я видела, как мерзли торговцы. Почти у каждого из них есть деньги. Пожалуй, никто из них не отказался бы выпить стаканчик горячего чая или даже грога. Чайная трава, мед, возможно, немного вина – расходы небольшие. Вложиться придется только в кучу стаканов, которые необходимо будет таскать с собой. Из минусов было то, что этот бизнес сезонный. Но для начала и такой будет совсем неплохо. Можно выбрать себе одну ученицу и посадить ее вязать макраме рядом с собой. Тут сложность в том, чтобы не стоять с парой сережек на базаре, а найти перекупщика.

Вряд ли я смогу выращивать летом овощи или ягоды в достаточном количестве, чтобы хорошо заработать. А вот об огородике с пряными травами стоит подумать. Продавать пряности проще. У них долгий срок хранения, они всегда ценятся. Да и перевозка товара не обременительна. Можно даже не тратить “лошадиный” день, а унести пару кило сухой травы в сумке.

Я встала и возбужденно прошлась по комнате…

Мыслей было много. Я умею вязать, могу, например, печь роскошные пшеничные булочки, умею даже украсить торт, неплохо готовлю, быстро собираю алмазную мозаику, знаю, как поклеить обои и побелить потолок…

Я действительно знаю и умею довольно много. Конечно, часть этих знаний абсолютно бесполезна: например, алмазная мозаика вряд ли мне понадобится в этом мире. Я даже рассмеялась, представляя, сколько сотен лет пройдет до появления первой такой мозаики. Но, в отличие от многих местных, я твердо знала одно: женщина вполне может зарабатывать себе на жизнь сама. Так что буду думать и пробовать.

Гораздо сложнее решить вопрос с безопасностью. Я помнила о судьбе юной воспитанницы барона, а также о том, что муж мой не понес наказания за свое преступление. Пока его нет рядом, а я ношу титул баронетты, я защищена. Но вот как будет дальше? Побег, даже если я заработаю, лишит меня защиты титула и превратит в крестьянку, над жизнью и смертью которой властен любой ублюдок.

День за окном плавно переходил в сумерки. Я стояла у окна и смотрела на разгружающего телегу Ханца, на спешащую в тепло Нину, и слезы невольно набегали на глаза. Я почти завидовала им: с рождения живущим в привычном для них мире, где все устроено так, как и должно быть, где все узнаваемо и обыкновенно.

Резким движением вытерла лицо. Надо жить дальше…

Знакомиться с местными реалиями, узнавать законы, искать способ получить независимость. Ждать своего шанса.

Глава 39

Стук в дверь раздался достаточно поздно: я уже готовилась ко сну в своей комнате, когда вошла Нина и сообщила:

— Госпожа, там монах странствующий прибыл, на ночь просится. Говорит, что устал и до города не дойдет. А еще говорит, что письмо привез.

С сожалением глянув на разобранную кровать, я накинула на плечи платок, так как камин внизу уже давно остыл, и спустилась к трапезную. Через приоткрытое дверное окошечко с гостем беседовал Ханс. Я вопросительно глянула на него, и слуга, чуть пожав плечами, ответил:

— Вроде бы и правда монах, госпожа. Да и двор пустой. Луна нынче яркая, видно хорошо: по снегу только его следы. А еще он сказывает, что письмо принес от барона фон Шонберга.

Конечно, это не было гарантией безопасности, но и оставить уставшего человека на морозе в ночное время – слишком жестокое решение. Еще мгновение поколебавшись, я приказала:

— Впусти его.

Ханс ловко сунул дубинку, которую держал в руке, подмышку и отодвинул тяжелый засов. Странник был невысок ростом и далеко не молод. Посиневшими от холода губами он так долго бормотал благодарности и призывал благословение на наш дом, что я потеряла терпение:

— Как вас зовут?

-- Брат Амбросио, прекрасная госпожа, – он снова торопливо перекрестился, а потом потер друг о друга сухонькие ручки и скинул капюшон.

При свете лампы, которую держала в руках Нина, он выглядел пожилым, уставшим и замерзшим. На длинном темном одеянии было несколько не слишком умело заштопанных прорех. И внизу, у самого подола, большая заплата из сукна другого цвета. На боку у гостя висела плотно набитая сумка из обычной мешковины. Он торопливо и неуклюже развязал узел и, порывшись там, протянул мне изрядно помятый лист бумаги, сложенный в несколько раз и запечатанный сургучом.

— Вот, прекрасная госпожа, две седмицы назад я останавливался на ночь в замке барона фон Шонберга. Это просили передать баронету Рудольфу.

— Мой муж отбыл в войска герцога и вернется только через год, — протянула руку за письмом и пояснила: – Я передам это письмо