Скажи мое имя - Амалия Март

– Ваши действия в случае задержки предоставления полисов для ввода?

– Эм, – заминаюсь я. – Информирование руководства?

Снова ищу поддержки Камиллы Георгиевны и снова наталкиваюсь на ледяной взгляд.

– Информирование руководства, – спокойно повторяет "пиджак". – Так скажите нам, Лея, как вышло так, что договор по "Атлантике" внесен в систему задним числом?

Лицо мгновенно багровеет. Это же те самые полисы от Александра!

– Я… мне сказали, для них это нормально.

– Кто?

– Вика, – шепчу я, вытирая влажные пальцы о край свитера.

Второй мужчина снова кидает многозначительный взгляд на моего руководителя. Та нажимает громкую связь и набирает короткий номер. После непродолжительных гудков раздается приглушенный голос Вики.

– Да.

– Вика, напомни мне сроки внесения договора в базу.

– Один рабочий день, – тут же выпаливает та.

– Можно ли ввести полис задним числом?

– Нет.

– А твоя подруга говорит, что ты ей сказала так сделать.

– Я… – слышу замешательство с той стороны. – Нет… я такого не говорила.

Не могу поверить!

– Спасибо, Вика.

Камилла Георгиевна обрывается звонок и снова возвращает свой холодный взгляд мне.

– Вика работает здесь уже второй год и проявила себя исключительно как надежный сотрудник. К тебе, Лея, у меня такого доверия нет. Систематические опоздания, ошибки при вводе данных, постоянные задержки на работе, то ли из-за медлительности, то ли, чтоб решать свои личные вопросы…

Я вся вспыхиваю от последнего комментария. Она знает?

– Но… – голос предательски дрожит, когда я пытаюсь оправдаться. – Я говорю правду, не знаю, зачем Вика лжет. Я просто не знала, что делать. Я все исправлю. Это больше не повторится.

– По этим договорам произошел страховой случай, – равнодушно констатирует второй безопасник. – Пожар на паркинге. Ущерб на двенадцать миллионов.

Я замираю, не зная, как реагировать. Почему они все это говорят мне?

– И вот в чем дело, Лея, – понижает голос до устрашающего баритона мужчина. – На лицо мошенничество.

– Что? Я… не понимаю, – лицо снова начинает гореть.

– Полисы появляются в системе позже положенного срока, страховой случай заявлен до даты страхования. Крупный ущерб. Сомнительные обстоятельства.

Глупо таращусь на людей, сидящих передо мной. Ничего не понимаю. Причем тут я?

– Кто принес тебе эти договоры?

– Александр Германович, – сквозь ком в горле говорю я.

– Ложь. Ты работала напрямую с Атлантикой? – голос становится более угрожающим.

– Нет, я никого там не знаю, – от прессинга глаза обжигают слезы.

– Ложь. С твоего номера зафиксировано несколько звонков на рабочие телефоны "Атлантики", ты внесла договор задним числом, ты путаешься в показаниях.

– Позвоните Александру Германовичу, он скажет, что это не я, – цепляюсь за последнюю надежду.

– Дело в том, Лея, что мы уже связались с ним. И он понятия не имеет, о каких договорах речь.

– Но этого же его клиенты! – почти кричу я.

– Но конкретно об этих полисах он в первый раз слышит. С ним Атлантика не связывалась.

– Этого не может быть, – я отчаянно размазываю слезы по щекам.

– Договоры без подписи страховщика. Как ты это объяснишь? – вмешивается в разговор Камилла Георгиевна, поднимая вверх папку. А в системе ты проставила Яковлева.

– Но это же его клиенты, – как заведённая повторяю я.

– Значит так, Лея, – жёстко говорит тот, второй, молчаливый безопасник. – Сейчас ты садишься писать объяснительную. Подробно, с указанием всех участников вашей схемы. Напишешь хорошо – отделаешься увольнением, без передачи дела в суд.

Я захлебываюсь слезами. Из меня вырываются какие-то звуки, слова оправдания, просьбы, мольбы мне поверить, но это все летит мимо их ушей.

Двое самых страшных мужчин, которых я встречала в своей жизни, тихо встают и кидают напоследок:

– Камилл, проследи.

Когда они выходят из кабинета, я уже не сдерживаю громких рыданий. Глаза застилает пелена из слез. Как же так может быть? Разве можно обвинить человека просто так?

– Успокаивайся и садись, пиши, – спокойно говорит Камилла Георгиевна.

Я поднимаю взгляд на нее и вижу, как она вытаскивает ручку и листок бумаги.

– Я не знаю, что писать. Я правда ничего не делала, просто внесла полисы.

– Пиши все, как было, – почти сочувственно говорит она. – Я бы хотела занять твою сторону, но факты не на твоей стороне. Подумай, чьему слову поверят: Яковлева, который занимает не последний пост в этом компании и обладает безупречной репутацией, или девчонке из неполной семьи, чей отец всю жизнь пашет на заводе за копейки.

– Он бригадир… – меня бесит то, как меня выставляют нищей.

– Но выглядит все именно так. Ты либо глупая девчонка, которая решила быстро заработать, либо тебя подставил замдиректор. Согласись, во второй вариант верится труднее.

Ее слова бьют меня словно обухом по голове. Это бред, конечно, бред. Полный. Немыслимый.

Прикрываю глаза, чтобы немного собраться. Нужно просто ему позвонить. Да, Александр все решит. Он же знает, что я этого не делала, он принес эти договоры, он… нет, он тоже сделать этого не мог. Это какое-то глупое стечение обстоятельств. Или здесь замешан кто-то другой! Он все выяснит. И все будет хорошо.

Делаю глубокий вдох и приступаю к объяснительной. Подробно описываю все события от момента, как полисы оказались у меня на столе и до того, как убрала их в папку. Отдельно приписываю, что вообще об этой компании до этого момента не знала, как и об этом страховом случае.

Без давления со стороны пугающих безопасников мысли удается выразить логично и последовательно. Я уверена, это недоразумение легко разрешится после одного моего звонка.

Камилла Георгиевна отпускает меня домой, объясняя, что с этого дня я в неоплачиваемом отпуске, пока идет разбирательство. Я хватаю свою сумку и, стараясь не смотреть на любопытные лица девчонок, вылетаю из офиса. На улице сразу набираю Александра. Идут долгие гудки, но трубку он не поднимает. Конечно, его отец…

Домой возвращаюсь, как на иголках. Расхаживаю из стороны в сторону не в силах взять себя в руки. Грудь спирает страхом. Даже паникой. Что же будет? Чем это грозит мне, если они не разберутся?

В тот же день я набираю Саше ещё несколько раз, но в ответ – только длинные гудки, сменяющиеся короткими. Разрастающаяся дыра в груди начинает давить на все внутренние органы, как опухоль. Я запираюсь в комнате и плачу, не позволяя войти даже отцу. Мне страшно, очень страшно.

Следующий день не приносит ничего хорошего. Меня снова вызывают в службу безопасности и уже на их территории подвергают жесткому прессингу, выбивая признание, которое я дать не могу. На меня давят, меня запугивают. Я выхожу от них с трясущимися руками и страхом перед будущим. В десятый раз набираю Александру, но теперь его