Особо опасен - Джон Ле Карре

Экран улетает вверх, а педантичную фрау Циммерман перебивает громогласная Марта, находящаяся, как ей, видимо, кажется, на другом корабле:

— Когда вы говорите, Шарлотта, «обильная пища для размышлений», — откуда, черт возьми, Марте известно ее имя, недоумевает Бахман, и когда она успела вернуться в комнату незамеченной? — речь идет о доказательствах? Он делает шаг, какой мы от него ждем… свой первый ход… и мы получаем доказательства? Такие доказательства, которые примут в американском суде?

Покрасневшая фрау Циммерман пытается возражать, что это не входит в ее компетенцию, и тут ей на помощь приходит Аксельрод:

— О каком именно суде, Марта, идет речь? О вашем военном трибунале за закрытыми дверями или о старом добром суде, когда обвиняемый имел право знать, в чем его обвиняют?

Отдельные свободомыслящие товарищи позволяют себе смешки. Остальные делают вид, что ничего не слышали.

— Герр Бахман, — отрывисто говорит Бергдорф, — у вас есть оперативное предложение. Давайте его послушаем.

Человек, который делает погоду, не любит, когда кто-то без разрешения заглядывает ему через плечо, пока он творит чудеса. Бахман как художник относился чувствительно к допущению посторонних к процессу творчества. Тем не менее он сделал над собой усилие, чтобы удовлетворить любопытство аудитории. Пользуясь самой непритязательной лексикой для непосвященных в таинства шпионской профессии, он на словах изложил аргументы, перечисленные в его наспех написанной заявке, к которой приложили редакторскую руку Эрна Фрай и Аксельрод. Цель операции, объяснил он, состоит в том, чтобы представить доказательства вины объекта по кличке Веха, но при этом сохранить его репутацию и высокое положение незапятнанными, а в перспективе поднять их на еще большую высоту и сохранить незыблемыми все его благотворительные связи. Короче, заполучить контроль над пресловутыми пятью процентами и использовать его как своего посредника. Как ни сопротивлялась его душа, Бахман заставил себя употребить термин «война против терроризма». Таким образом, первый шаг был решающим. Довести до сведения Вехи, что он полностью скомпрометирован, и предоставить ему выбор: либо он остается выдающимся духовным лидером уммы, либо…

— Либо что, Гюнтер? Расскажите нам, — встряла Марта, безобидный наблюдатель.

— Публичный позор, а возможно, и тюрьма.

— Возможно?

— Это Германия, Марта, — пришел ему на помощь Аксельрод.

— Германия. Ну конечно. Вы доводите дело до суда, и, предположим, ему выносят приговор. Сколько он отсидит? Шесть лет, из которых три ему скостят? Ребята, вы не знаете, что такое настоящая тюрьма. Кто будет его допрашивать?

У Аксельрода на этот счет не было никаких сомнений.

— Он подданный Германии, и его будут допрашивать в соответствии с германским законодательством. Естественно, в том случае, если он откажется играть по правилам. Но было бы гораздо лучше, чтобы он остался на своем месте и сотрудничал с нами. Нам кажется, что будет.

— С какой стати? Он же фанатик-террорист. Он может предпочесть взорвать себя.

В разговор снова вмешался Бахман:

— У нас на него другой взгляд, Марта. Человек семейный, пустивший корни, уважаемый во всей умме, почитаемый на Западе. Последний раз он был в тюрьме тридцать лет назад. Мы не просим его стать предателем. Мы предлагаем ему новое определение слова «лояльность». Мы укрепляем его позиции, мы обещаем ему немецкое гражданство, на которое он уже неоднократно подавал и всякий раз безуспешно. Для начала мы его припугнем, допустим. Но это всего лишь предыгра. А затем мы с ним подружимся. «Идите к нам, и мы вместе потрудимся на благо процветающего умеренного ислама».

— А как насчет амнистии за прошлые теракты? — поинтересовалась Марта, которая вроде бы скорее развивала их тезис, нежели его оспаривала. — Это вы тоже положите на стол?

— Если он от них открестится. И если Берлин даст одобрение. Как важная составляющая пакета договоренностей. Да.

Тень былой враждебности ушла. Марта улыбалась на тысячу долларов.

— Гюнтер, дорогой. Сколько вам лет, мать вашу так? Сто пятьдесят?

— Сто сорок девять, — ответил он ей в тон.

— Как жаль, что свои последние идеалы я растеряла, когда мне было семнадцать с половиной! — воскликнула Марта под общий хохот, и громче всех смеялся Лампион.

Но до победы Бахману было еще далеко. Взгляд украдкой на окружающие лица лишь подтвердил его первоначальные опасения: не все жаждали слиться в экстазе с человеком, финансирующим террористов.

— Пришло время давать нашим врагам гражданство, — холодно бросил известный остряк из министерства иностранных дел. — Пришло время раскрыть объятия — не только Вехе, чьи связи с международным терроризмом доказаны, но и нашему красавцу Феликсу, беглому русскому авторитету, многократно осужденному за подстрекательство мусульман к насилию. Похоже, наше гостеприимство по отношению к заезжим бандитам не знает границ. Человек в наших руках — нет, надо еще предложить ему немецкое гражданство в качестве приманки. Интересно, как далеко простирается наша галантность?

— На кону судьба девушки, — проворчал Бахман, чувствуя, как краснеет.

— Ах, да. В деле замешана дама. Я и забыл.

— Она никогда не согласилась бы работать с нами, если бы мы клятвенно не пообещали ей, что Феликс будет на свободе. Без девушки мы не смогли бы заполучить Феликса. Она его единственный друг, она уговорила его обратиться к Вехе.

Почувствовав, что его слова встречают непонимание, а то и неприкрытый скепсис, Бахман воинственно набычился:

— Я дал ей слово. Человек, «ведущий» агента, заключил со своим агентом пакт. Для нас это закон. Я получил предварительное одобрение координационного совета. — Последний выпад он адресовал непосредственно Бергдорфу, что заставило Аксельрода поморщиться. — Она его адвокат. — Теперь он обращался ко всем присутствующим. — Как адвокат она обязана делать все для защиты своего клиента. Она согласилась сотрудничать с нами, так как мы заверили ее, что ее клиент от этого выиграет. Он останется на свободе, и его оставят в покое, чтобы он мог учиться и молиться, — больше ему ничего не надо. Вот почему она участвует в нашей игре.

— Говорят, она его любит, — возразил тот же ледяной голос, не желающий уступать. — Может быть, вопрос надо ставить так: сколько от ее любви перепало нам?

Несмотря на предупреждающий взгляд Аксельрода, Бахман уже готов был ответить наглецу в выражениях, о которых впоследствии пожалел бы, но в этот момент вмешался Лампион и разрядил ситуацию.

— Акс, вы не будете против, если я немного поразмахиваю здесь британским флагом? — обратился он к Аксельроду как к человеку, способному оценить английский юмор. — Не могу не отметить некое обстоятельство: если бы не один солидный британский банк, не было бы никакого Феликса, унаследовавшего отцовские миллионы, и никакого Вехи, готового помочь ему эти миллионы потратить!

Но смешки, за этим последовавшие, были какие-то вымученные, и напряжение не спало. Марта о чем-то шушукалась с Ньютоном и загадочной пепельной блондинкой. Но вот голова ее дернулась вверх.

— Гюнтер. Йен. Акс. Я хочу получить от вас простой ответ. Мальчики, вы правда рассчитываете сорвать куш? Нет, серьезно, давайте посмотрим расклад. Влюбленная девица, адвокатша либеральных взглядов на грани нервного срыва. Неровно дышащий к ней британский банкир на грани разорения. И борец за свободу, наполовину чеченец, бежавший от российского правосудия, а ныне пускающий бумажные самолетики, слушающий музыку и мечтающий о карьере врача. И вы, мальчики, всерьез полагаете, что можете свести их в одной комнате и что они прижмут хвост матерому исламскому волчище, который годами отмывает деньги и отлично знает все ходы и выходы? Я вас правильно поняла? Или у меня случилось временное размягчение мозгов?

На этот раз, к облегчению Бахмана, Аксельрод сделал сильный ход:

— Марта, Феликс смотрится не таким уж ягненочком рядом с Вехой. Если вы внимательно прочитаете досье, то увидите, что мы хорошо его просветили по части контролируемых нами исламистских сайтов, и я получил достаточно сигналов о том, что наши усилия дали свои плоды. Объявления же о его розыске шведской полицией и отчеты о его российском прошлом не нанесли нам никакого вреда. Так вот, сайты, о которых мы раньше слыхом не слыхивали, раструбили о нем как о великом чеченском герое и мастере побегов. К моменту их очной встречи слава Феликса будет бежать впереди его самого.

Кто-то задал вопрос по уточнению операции. После того как Веха будет скомпрометирован и изолирован, как долго сможет Бахман удерживать его, не вызывая при этом всеобщих подозрений?