Изумрудный лебедь - Джейн Фэйзер

Гарет побледнел, щека у него дернулась. Он ничего не ответил. Несколько секунд Брайен смотрел на него, по-прежнему ухмыляясь, потом, осознав, что сказал, покраснел до корней волос. Он с отчаянием бросал взгляды на своих товарищей и собутыльников, но все они, включая и Кипа, хранили каменное молчание. Они смотрели куда-то в сторону и старались не встречаться с ним взглядом.

— Прошу прощения, Гарет, если я позволил себе что-то лишнее, — пробормотал Брайен.

Гарет встал и вышел из низкой комнатушки таверны.

— Но ведь это правда, — сказал Брайен, обращаясь к собутыльникам, как бы оправдываясь и защищаясь.

— Да, — ответил Кип мрачно, — но думаешь, Гарет сам этого не знает?

— Сегодня он показался мне не таким меланхоличным, как всегда, — заметил Лестер, собирая кости. — Пока тебя не дернуло высказаться, Росситер.

Брайен промямлил что-то и протянул свою кружку слуге, чтобы тот снова ее наполнил.

— Этот брак герцога Руасси и леди Мод значит для него очень много, — заметил Кип. — Хотя все зависит от того, как на это посмотреть. Однако не думаю, что возникнут сложности.

— Право же, нет, — пробормотал Уорвик. — Эта девица — просто лакомый кусочек. Я-то думал, она больная, чуть ли не умирающая, а она показалась мне совсем здоровой.

— Да, вполне здоровой, — откликнулся Кип, чертя пальцем в лужице эля, расплескавшегося на столе. — Будто она и дня в своей жизни не болела.

— Этот брак с Руасси опять принесет семье власть и при английском, и при французском дворах.

— Да, судя по всему, Елизавета сегодня слушала его весьма благосклонно, — пробормотал Кип будто про себя.

— Уж она постаралась выдоить из него все о том, что происходит за границей.

— Я много размышлял, почему Гарет так долго оставался праздным после того, как он был в силе, при власти, после того, как он привык пользоваться таким влиянием, — задумчиво заметил лорд Лестер.

— Да, все это много значило для него, — согласился Брай-ен. — Прежде…

Ему не было нужды заканчивать фразу. Кип заметил лукаво:

— Есть надежда, что брак с Мэри Эбернети не будет бесплодным.

— Да. уж она-то не принесет ему никаких неприятностей, — хмыкнул Уорвик. — Она чиста, как свежевыпавший снег, и обладает таким же чувством долга, как монахиня.

— Она должна постараться родить наследников, если не хочет, чтобы его сестра ее со свету сжила.

— Но у сестры нет потомства. Леди Имоджин не проявля: ет желания рожать детей. Сомневаюсь, что Дюфор способен позаботиться о продолжении рода, — ухмыльнулся Брайен.

— Хочешь сказать, он не в силах заставить себя совокупиться с ней и дать ей дитя? — спросил Лестер с непристойным хихиканьем.

— Возможно, он не способен ни па то, ни на другое, — сказал Брайен, снова бросая кости. — Что с тобой, Кип? Парень, да ты уснул над своей чашей!

— Прошу прошения, я немного задремал, — ответил Кип, но его острые, проницательные глаза не казались сонными, словно он мысленно решал какую-то загадку.

Гарет направился к реке, всматриваясь в темноту и держа шпагу наготове. В эти часы на улицах было опасно. Но пока что он слышал только звук собственных шагов. При виде неровно освещенной набережной и пристани Ламбета он ускорил шаги и вышел из грязного переулка на улицу, освещенную фонарем, подвешенным на носу барки перевозчика.

Гарет ступил на борт и, садясь на скамью, плотнее запахнул плащ.

— В имение Харкортов, за пристанью Стрэнда, — скомандовал он.

— Да, милорд. — Перевозчик взялся за весла, и барка скоро оказалась на середине реки. Было около четырех часов утра, и вода была черна, как деготь, а небо над ней еще чернее. Маленькое суденышко внезапно вильнуло, и откуда-то из темноты до Гарета донеслось хоть и приглушенное, но столь явственное проклятие, будто его произнесли совсем рядом.

— Чума и оспа на тебя! — выругался перевозчик, чудом избежав столкновения с плотом, с которого двое мужчин ловили угрей. — Почему на вашем плоту нет фонаря?

Единственным ответом, который он услышал, было:

— Чтоб Господь послал на тебя проказу!

Гарет кутался в свой плащ и ежился, мечтая согреться и жалея о том, что не оделся потеплее. Но он не рассчитывал сегодня так задержаться. Потом он стал думать о словах Брайена.

Брайен не сказал ничего, кроме правды, но сам он вряд ли понял, как близок к истине. Откуда Брайену было распознать в Имоджин похожую на одержимость любовь к брату, сродни той, которую сам Гарет питал к Шарлотте? Каждая минута в жизни Имоджин была посвящена заботам о брате. Она жила ради него и для него. И поскольку он сам знал власть и силу такой всепоглощающей любви, он не мог ее отвергнуть, как была отвергнута его собственная любовь.

Его мрачные раздумья были прерваны, когда барка перевозчика ударилась с глухим стуком в причал. Он легко спрыгнул на берег, бросил перевозчику шиллинг и направился к калитке. Привратник, зевая во весь рот, одной рукой снимал шляпу, а другой пытался выкрутить фитиль своего фонаря.

— Прошу прощения, милорд. Должно быть, задремал, — бормотал он.

Гарет только хмыкнул и взял у него фонарь.

— Я сам доберусь до дома, — сказал он.

Теперь уже небо на востоке посветлело. Фонари, расположенные вдоль дорожки, ведущей к дому, почти догорели, а один или два и вовсе погасли.

Зоркие глаза Гарета уловили мелькнувшее на дорожке впереди оранжевое пятно — Миранда, как обычно босоногая, бежала ему навстречу. Рядом с ней прыгал верный Чип.

— Милорд?

Гарет нахмурился, пытаясь освободиться от мрачных воспоминаний, окутавших его, как облако.

— Что ты здесь делаешь, Миранда?

Лицо ее казалось бледным пятном в темноте, а глаза черными.

— Не могла уснуть. Мне было так одиноко в этой неуютной спальне. Я чувствовала себя такой несчастной и жалкой! Не могу поверить, что я просто взяла и сняла туфли! И это в дополнение ко всему остальному! Леди Мэри так на меня смотрела! И вы не сказали ни слова… Поэтому я решила, что выйду и дождусь вас здесь.

Она улыбалась ему чуть неуверенно. Внезапно под порывом ветра с реки смоляной факел вспыхнул ярче и осветил их лица. Улыбка Миранды исчезла.

— О, что с вами? — спросила она, инстинктивно потянувшись рукой к его лицу, будто прикосновение ее пальчика могло стереть горькую складку у его рта и боль в глазах. — Что случилось? Неужели вернулся тот кошмар?

Он смотрел сверху вниз в ее озабоченное и встревоженное личико, в огромные синие глаза, полные тревоги за него и смотревшие так прямо и открыто.

Что могла она знать о черных цепких щупальцах одержимости? О пламени, горевшем жарче, чем огни преисподней, и о стыде, приходившем на смену постыдной страсти? Что ей было известно о власти желания, о безумной потребности в другом человеке, об отчаянном томлении? Желание забыться, очиститься от тягостных кошмаров в общении с этой простой, не запятнанной грехом душой охватило его с непреодолимой силой.