Том 9. Рассказы. Капкан - Синклер Льюис

Глава III

Ральф проснулся и отдернул шторку: поезд, пыхтя, мчался по Манитобской прерии.

Ральфу доводилось видеть необозримые громады Альп, крохотные пароходики, затерянные в нескончаемых просторах океана, но никогда еще он так остро не ощущал бескрайность вселенной, как сейчас, скользя по этой плоской равнине, однообразие которой нарушали только изредка мелькавшие вдалеке домики фермеров, обсаженные чахлыми тополями. Мужественный и молодой край… Умиротворенный, полный волнующих предчувствий, Ральф покачивался на своей полке, желая, чтобы так продолжалось вечно.

Осмотрели славный городок Виннипег, переночевали на узловой станции Медвежья Лапа, а потом весь день тряслись в товаро-пассажирском по болотам, сквозь сосновые леса до конечной станции Белопенное, что стоит на берегу Фламбо-Ривер.

Коричневый товарный состав, длинный и скрипучий, замыкали два вагона: видавший виды пассажирский и служебный. До сих пор в представлении Ральфа поезд был вереницей стальных пульманов, стремительных и равнодушных ко всему, что попадется на пути. Ему бы и в голову не пришло, что можно очень мило поболтать в дороге с тормозным кондуктором. А вот сейчас, развалясь на деревянном стуле служебного помещения, он прислушивается к неумолчному и протяжному говорку старого кондуктора с кустиками пуха в ушах, который с важным видом разглагольствует о погоде, о членах правительства и коммивояжерах, а также о том, почему это жены, как многие говорят, бывают так капризны.

Перебраться из битком набитого пассажирского вагона в служебный, эту святая святых поездной бригады, им удалось только благодаря Вудбери. Вудбери был из тех, кто умеет добыть контрамарки на премьеру, шины со скидкой, столик в ресторане накануне праздника. Не прошло и пяти минут с отхода поезда, как он уж знал, что у проводника внучек учится в коммерческой школе, дал совет тормозному кондуктору, как вылечиться от несварения желудка, и переселился вместе с Ральфом в служебный вагон.

Изнутри этот хвостовой красный вагончик смахивал на контору при лесоразработках: конторка, откидной столик у стены и стулья, жесткие даже на вид. Здесь собрались сливки поезда: проводник, комми бакалейно — гастрономической фирмы, знающий всю подноготную каждого местного жителя от Медвежьей Лапы до Киттико, и взаправдашний, словно сошедший с киноэкрана, сержант Королевской Конной полиции в облегающем алом мундире, широкополой шляпе и штанах галифе неслыханно элегантного покроя.

Лениво погромыхивали колеса, в открытую заднюю дверь — рукой подать — была видна земля, и Ральф чувствовал, как в него входит ее медлительная сила. Город с его лихорадочной сумятицей остался далеко позади. Да, он — здешний, он — плоть от плоти этих бурых болот, уходящих к далекому горизонту, где трагически чернеют остовы деревьев, спаленных лесным пожаром. И как тут хорошо и просто: ничто тебя не стесняет, не давят эти вылизанные душные кабинеты, эти тонные квартиры. Ты полон сил, ты невозмутим и немногословен, ты…

Ты разом возвращаешься к действительности, потому что в твои мечты ворвались слова полисмена, от которых тебе делается в высшей степени неуютно.

— Жуть история! — волновался полисмен. — Тело так и не нашли. На куски, надо думать, разнесло об скалы. От лодки-то еще прибило кое-что, и гребок один уцелел. И что его угораздило сунуться в Певучую Быстрину, непонятно. 1 акой опытный водник, вроде бы…

— П-про какую это он быстрину? — запинаясь, обратился Ральф к Вудбери.

— Певучую, на Мэнтрап-Ривер. Сержант тут рассказывал, как один метис — и гребец-то, главное, классный, — как он на этой самой быстрине отдал концы.

И тогда Ральф понял, что он трус.

Он понял, что боится — до смерти боится и быстрин и вообще всех неведомых опасностей, которые подстерегают путника. И он попытался прикрыть свой страх напускной беспечностью:

— Да ну? Х-мм. Что ж, если так, надеюсь, нам через нее не надо будет проходить, а, Вэс?

— Нам-то нет. Мы ее обойдем. Нам же вверх по реке.

— Ясно. Ну, а если б, это самое… Ты вообще как смотришь на эти вещи? Рискнул бы, если б, допустим, такая штуковина нам все-таки подвернулась? И потом, каким способом будем обходить? Бечевой потянем или как?

— Волоком скорей всего. Да успеем еще об этом! Дойдем до места, тогда будем беспокоиться… Ну, сержант, а в смысле самогончика у вас тут как сейчас? — с шумливым благодушием осведомился Вудбери. — Водится, а?

«Успеем…» Ральф содрогнулся. Нет, для него время беспокоиться началось с этой самой минуты.

«Неужели так и буду дрожать всю дорогу?» — терзался он. Радость его померкла, а когда он послушал разговоры своих попутчиков, — испарилась почти без следа. Они судачили о волках и о лесных пожарах, об озерах в десять миль шириной и о парусных лодках, которые перевернулись на этих озерах или напоролись в шторм на корягу и пошли ко дну.

А бок о бок с тоскливыми опасениями нарастало чувство скуки.

Четвертый день он не расставался с Э. Вэссоном Вудбери, и ему начинали слегка надоедать и этот лающий гогот, и эта громогласно покровительственная манера, и анекдот об обезьяньих железах, который он выслушал уже семь раз.

«Все-таки это к лучшему, что мы будем в разных лодках, — вздыхал про себя Ральф. — Вэс — душа-человек, только его в детстве не научили вести себя потише. М-да… Вот, допустим, проходим мы через порог… И, допустим, байдарка наскочила на камень, и надо спасаться вплавь… А ну как течение трахнет тебя прямо головой о камни?..»

Так, изнывая от страха, что ему будет страшно (а из всех видов страха этот — самый унизительный и презренный), Ральф томился час за часом, и только чувство раздражения при взрывах мужественного смеха Вудбери ненадолго выводило его из столбняка. А поезд все тащился меж закоптелыми сосенками, то и дело застревая у какого-нибудь одинокого элеватора, и время проваливалось в пустоту, пока бесконечно менялись и перестраивались товарные вагоны.

С облегчением увидел он, что их состав как бы нехотя подползает к Белопенному — городишке на Фламбо-Рнвер, конечной станции железной дороги, последнему рубежу так называемой цивилизации, — и с удвоенным облегчением воочию увидел в первый раз речной порог. Увидел — и дело с концом!

Как раздувшийся боа-констриктор, змеится Фламбо — Ривер меж косматых лесов. На краю городка, возле самого полотна железной дороги, ее рассекает порог Белая Пена. Точно из горлышка бутыли в миллион галлонов масса воды гладкой струей устремляется в проток между двумя бастионами из черного гранита, а внизу, средь осклизлых валунов, дробится в хаосе молочной пены. Никакой лодке не уцелеть в этом адском котле, где истерзанная вода вскипает шапками радужной пены и бессильно опадает, свиваясь в снеговые спирали водоворотов.

И все же у Ральфа отлегло от сердца.

Подобно большинству неразговорчивых людей с чрезмерно развитой фантазией, он страшился преимущественно того, чего не видел собственными глазами. Пороги рисовались ему окутанными покровом зловещей тьмы, а этот перекат, бурлящий в неярких лучах северного солнца, как ни буен, нечто осязаемое, а потому одолимое. Перебраться вплавь? Пожалуйста! То есть, вернее, пожалуй… если не будет выбора.

• С новым приливом жажды приключений и соответственно приязни к Э. Вэссону Вудбери Ральф сошел с поезда, и новые сапоги его самым трогательным и утешительным образом загромыхали по дощатому перрону. Здравствуй, первый город лесной окраины!

Глава IV

В свое время Белопенное было городком при лесопильне с полуторатысячным населением. Однако стараниями не в меру ретивой лесопромышленной фирмы весь лес — не считая того, что спалили по халатности, — был дочиста сведен, а от поселка осталась горсточка лачуг-развалюх на ощетинившемся пнями болотце, и в них не более сотни жителей.

Главное украшение Белопенного — длинная железная труба лесопильного завода, увенчанная искроуловителем — колпаком из проволочной сетки. Только труба уже совсем покосилась и при первом же буране, того и гляди, рухнет. Немного поодаль, среди крытых толем хибар, спесиво возвышается местная достопримечательность номер | два: «Бангер-хауз; Комнаты с Пансионом».

Заведение мистера Берта Бангера насчитывает целых три этажа. Его никогда не красили, и грязно-серый г дощатый фасад оживляет лишь свежая желтизна заплаток, которые хозяин вынужден был сделать, чтобы не заливал дождь. Окна большей частью разбиты. В былые времена лесопромышленные короли — или на худой конец дворяне — снимали здесь двухкомнатные номера (спальня и комната для игры в покер; ванны не имеется), а столовый зал содрогался от стука деревянных подметок лесорубов. Ныне же мистер Бангер должен считать, что ему повезло, когда в номерах заводится хоть один постоялец и хотя бы шесть человек пируют за столом, уставленным свининой и бобами.