Рерих - Максим Дубаев

— Приходите к нам сегодня в 7 часов в „Отель художников“ на чашку чаю»[229].

Зинаида и ее муж Морис этим же вечером оказались в гостях у Рерихов. Зинаида настолько волновалась, что пришла раньше намеченного часа. Стесняясь подняться наверх, она долго просидела вместе с мужем на первом этаже гостиницы. Эта встреча действительно перевернула все в жизни Зинаиды Григорьевны:

«Я приняла приглашение, удивляясь только, почему меня пригласили. Незнакомая им и тем не менее удостоенная приглашения посетить великого художника и его не менее великую жену (это я чувствовала, глядя на нее), я едва могла дождаться вечера. Когда я вошла в большую студию и была принята с прекрасным гостеприимством, так естественно присущим русскому характеру, меня ждало много других, не менее удивительных сюрпризов. Этот великий человек и его жена приняли меня так, как будто знали меня! Более того, они начали говорить со мной о своих планах на будущее, их миссии в Соединенных Штатах и о том, что должно было последовать далее, в то же время выражая глубокий интерес к моей музыке и преподавательской работе. И что самое удивительное, наши пути должны были слиться; работа распространения искусства и знания среди молодежи Америки должна была ближе связать меня с ними!

В тот же самый вечер были заложены идеи общей работы — создания первой из наших организаций, основанных профессором Рерихом, — Мастер-школы объединенных искусств»[230].

«Отель Художников» (Hotel des Artistes), в котором остановились Рерихи, был очень дорогим и престижным. Номер представлял из себя большую студию с роялем, к ней примыкала столовая, а на втором этаже располагались спальни. Остановиться в этом отеле Рерихам посоветовал американский художественный критик Кристиан Бринтон, автор вступительной статьи к каталогу, выпушенному к открытию выставки в Нью-Йоркской «Kingore Galleries». Вскоре Рерихам пришлось переехать в гостиницу подешевле.

Проведя лето в Санта Фэ, они поселились в Нью-Йорке, в пансионе на 82-й улице, продолжая искать более удобную квартиру. Осенью была снята новая квартира на 103-й улице, где они и прожили всю зиму.

Идея Николая Константиновича создать Школу Объединенных искусств была поддержана Зинаидой Григорьевной сразу. Она довольно быстро уговорила мужа принять предложение известного русского художника. И занялась реорганизацией уже давно существовавшего Фортепьянного института (Lichtman Institute).

Мысль о новой школе родилась незаметно, во время разговора за вечернем чаем, когда Зинаида Лихтман жаловалась Рерихам, что в Америке к искусству относятся как к бизнесу и ищут во всем выгоду, а молодежь почти не интересуется ни живописью, ни классической музыкой. Николай Константинович и Елена Ивановна говорили, что приехали в Америку, чтобы пропагандировать русскую культуру и искусство. Для этого Н. К. Рерих предполагает, помимо художественного турне по городам, осуществить несколько постановок русских опер в Америке. И почему бы, например, для американской молодежи не создать Объединенный центр культуры, хотя бы на базе Института Лихтманов. Зинаида Григорьевна выразила сомнение, что помещение, в котором размещается их институт, слишком мало для таких громадных замыслов, на что Рерихи единодушно заметили, что все большое начинается с малого.

На следующий день после ночного чаепития Николай Константинович передал Зинаиде Лихтман примерный план занятий и схему новой Школы Объединенных искусств, благо он долгие годы работал директором школы Императорского Общества поощрения художеств и еще в 1917 году создал проект реорганизации своей школы в академию. Рекомендации, написанные для Зинаиды Лихтман, конечно, были несколько проще.

Вскоре в Америке начали появляться и другие рериховские учреждения. В Чикаго была создана международная организация «Cor Ardens» («Пылающее сердце»). Николай Константинович в своей книге «Adamant», изданной на английском языке нью-йоркским издательством «Corona Mundi», писал:

«„Cor Ardens“ признает искусство универсальным средством выражения свидетельства жизни. Оно признает феномен одновременного возникновения идеалов в искусстве во всех частях света и тем самым подтверждает творческий импульс вне зависимости от доставшегося наследия. Искусство должно твориться чистым духом во всей своей непреложности. „Cor Ardens“ являет реальное движение к объединению разделенных, но духовно близких людей…

Цели организации:

1. Создание международного братства художников.

2. Организация выставок без жюри, призов и распродаж.

3. Создание центров, в которых найдется место искусству и художникам всех стран.

4. Основание универсальных музеев, где будут храниться произведения искусства, подаренные мастерами.

„Cor Ardens“ станет эмблемой и символом братства художников.

Разве в этих словах не звучит победа духа? Разве хаос не открыл врата единения? Разве разъединенные физически души не начинают понимать друг друга языком высшего благословения?»[231]

В той же книге Рерих объяснял и причины создания еще двух культурных учреждений:

«Многие спрашивали меня в течение этого года, что за причина основания в Нью-Йорке Института Объединенных искусств и „Corona Mundi“. Конечно, для лиц посвященных — основание этих учреждений не случайно. Оба учреждения отвечают нуждам нашего времени. Меня просили дать девизы для них, и я избрал две цитаты из моих статей. И твержу, что в наши дни, острой борьбы и международных недоразумений, они жизненно практичны.

Для института я предложил:

„Искусство объединит человечество. Искусство едино и нераздельно. Искусство имеет много ветвей, но корень един. Искусство есть знамя грядущего синтеза. Искусство — для всех. Каждый чувствует истину красоты. Для всех должны быть открыты врата „священного источника“. Свет искусства озарит бесчисленные сердца новой любовью. Сперва бессознательно придет это чувство, но после оно очистит все человеческое сознание. И сколько молодых сердец ищут что-то истинное и прекрасное. Дайте же им это. Дайте искусство народу, которому оно принадлежит. Должны быть украшены не только музеи, театры, школы, библиотеки, здания станций и больницы, но и тюрьмы должны быть прекрасны. Тогда больше не будет тюрем…“

Для „Corona Mundi“ следующее:

„Предстали перед человечеством события космического величия. Человечество уже поняло, что происходящее не случайно. Время создания культуры духа приблизилось. Перед нашими глазами произошла переоценка ценностей. Среди груд обесцененных денег человечество нашло сокровище мирового значения. Ценности великого искусства победоносно проходят через все бури земных потрясений. Даже „земные“ люди поняли действенное значение красоты. И когда утверждаем: Любовь, Красота и Действие — мы знаем, что произносим формулу международного языка. Эта формула, ныне принадлежащая музею и сцене, должна войти в жизнь каждого дня. Знак красоты откроет все „священные врата“. Под знаком красоты мы идем радостно. Красотой побеждаем. Красотой молимся. Красотой объединяемся. И теперь произносим эти слова не на снежных вершинах, но в суете города. И чуя путь истины, мы с улыбкой встречаем грядущее“.

…Без всякого преувеличения можно утверждать, что ни одно правительство не станет прочно, если оно не выразит действенное почитание всеобъемлющей красоте и высокому знанию. И если пути сообщения понесут для обмена не пушки и яды, но красоту и светлое знание, то можно представить, как ни одна рука в мире не поднимется уничтожить эти дары света. Есть одно положение, когда Красота всегда побеждает, когда даже скептики и невежды умолкают и начинают сознавать, что перед ними стоит мощный двигатель»[232].

28 октября 1920 года в Америку приехал Рабиндранат Тагор. 3 ноября 1920 года, когда еще велись переговоры с Кингором, владельцем нью-йоркской галереи, и художественным критиком Кристианом Бринтоном об организации первой выставки Рериха в Нью-Йорке, Елена Ивановна написала сыну Юрию в Гарвард (он перевелся из Лондонской Высшей школы восточных языков на отделение индийской филологии Гарвардского университета):

«Милый — родной мой мальчик!

Радуемся каждому твоему письму. Работай и ни о чем другом не беспокойся. Все знание, которое ты можешь получить, заложено в тебе самом… Приехал Тагор. На днях Светка (Святослав Николаевич Рерих] пойдет его разыскивать»[233].

А 8 ноября она писала: «Сегодня у нас будут Тагор и Pearson, а др[угие] народы придут их смотреть».

Столкнувшийся с американской действительностью Рабиндранат Тагор был недоволен приемом и общественным резонансом в Америке. Скандальные газеты искали сенсации. Полное невнимание и неуважение к Тагору проявлял и его личный импресарио.