От победы к миру. Русская дипломатия после Наполеона - Элис Виртшалфтер

которым кризис на Востоке уже повредил, и отстоять их можно было только при помощи Всеобщего союза, а не посредством прежней политики сепаратных союзов[329]. Основные инструкции начинались с резюме ответа Александра на предложения Австрии от 23 декабря 1821 года относительно претензий России к Порте, который также был передан его дипломатическим агентам при дворах союзников[330]. На момент миссии Австрия взяла на себя ведущую роль в союзных переговорах с Константинополем, и, как ясно дал понять русский монарх, при Венском дворе Татищев говорил от имени своего государя. Как подчеркивалось в инструкциях, даже несмотря на то что Австрия представляла наиболее вероятного союзника в ситуации текущего кризиса, Александр ожидал содействия от всего европейского союза. Он неоднократно настаивал на том, что серьезные вопросы, стоявшие на повестке, должны были решаться коллективно «в духе принципов союза и во имя спасения всех европейских государств». Согласно монарху, текущая задача европейских союзников заключалась в защите интересов, которым угрожал кризис в Леванте, при необходимости даже силой оружия, которое было бы применено от имени союза и во имя общего блага [331]. Интересы, о которых шла речь, представляли собой один из аспектов отношений России с Портой, и нарушение этих интересов привело бы к нарушению порядка, установленного существующими договорами.

Приравняв интересы России к общеевропейскому благу и стремлению к миру, император Александр подчеркнул опасность, создаваемую союзническим бездействием и неспособностью убедить Порту изменить курс, чтобы можно было восстановить дипломатические отношения с Россией. Продолжение тупиковой ситуации вынудило бы Россию действовать в одиночку, такой шаг союзники, несомненно, надеялись предотвратить. Как бы в противовес опасениям союзников, что он намерен расширить зону экономических и территориальных интересов России за счет Османской империи, Александр предупредил, что в случае односторонних действий России союз представлялся бы распавшимся в глазах тех, кто стремится к ниспровержению общественного порядка[332]. Император вновь заявил о своем желании избежать войны, эту позицию, которую, по его мнению, русская дипломатия уже заявляла. Однако, если бы Порта продолжала упорствовать и применение силы стало бы необходимым, коллективные действия союзников были бы более эффективны, чем любые меры, принимаемые Россией в одностороннем порядке. Александр отвергал потенциальное заявление о том, что обращение к Порте от имени Европы было равносильно признанию Османской империи европейской державой. Напротив, целью коллективных действий европейцев было заставить Османскую империю снова занять место, которое она занимала в политической системе в марте 1821 года, до начала греческих восстаний.

Инструкции императора Александра Татищеву можно рассматривать как оправдание требований России и призыв к союзнической поддержке. Монарх неоднократно описывал политику османского правительства как угрозу спокойствию Европы. Призывы России к формальным союзническим гарантиям для конкретизации действий, которые будут предприняты, если Порта откажется удовлетворить российские требования, остались без ответа, хотя в конечном итоге союзники пообещали моральную поддержку в случае войны. В то же время дипломатическим агентам Александра было поручено подтолкнуть союзников к выработке единой позиции. Основываясь на событиях предыдущих девяти месяцев, монарх пришел к выводу, что без изменения союзнического подхода турки продолжат нарушать установленные договорные обязательства. Действительно, если Порта отказалась бы принимать измененные условия, выдвинутые Австрией, Россия рассчитывала применить меры принуждения от имени союза. Александр понимал, что любое перемещение российских войск в Дунайские княжества приведет к войне, даже если Россия войну не объявит. Но подкрепленная союзнической гарантией, характер которой не уточнялся, эта война «в концерте» (guerre concertée) быстро позволила бы достичь требуемых результатов и не нарушила бы спокойствия в других частях Европы. Опять же, столь необходимое единство взглядов и принципов союзных держав представляло собой надежную защиту от бедствий, вызванных отдельными союзами, – именно такого рода союзы Наполеон использовал для разрушения многочисленных коалиций на заре французских военных побед.

Александр завершал свои инструкции, сравнивая акт, который он надеялся заключить, с протоколом, подписанным Австрией, Пруссией и Россией в Троппау в ноябре 1820 года. Ожидания России в отношении союзников следовали непосредственно из действий, согласованных в Троппау и Лайбахе. Неважно, что Великобритания и Франция официально не присоединились к австрийской интервенции в Неаполе. Они не выступили против этого открыто, и этот разлад не нарушил и не подорвал союз. Аналогичным образом, если бы Россия действовала в одиночку для защиты своих интересов на Востоке, это не свидетельствовало бы о меньшей приверженности духу союза или принципам, на которых он зиждился. Постоянное общение, быстрое и гибкое применение вечных принципов к реалиям на практике, взаимное уважение жизненных интересов великих держав и понимание союзнического единства, которое допускало односторонние военные действия, – таковы были отличительные признаки эпохи посленаполеоновского Великого союза.

Ключевой причиной, по которой император Александр принял окончательное решение в пользу мира, было признание союзниками того, что Россия обладала законным правом действовать. К февралю 1822 года, на момент первой миссии Татищева, Россия изменила свой первоначальный ультиматум Порте, основанный на австрийских предложениях, поддержанных Великобританией[333]. С этих пор в союзнических сообщениях, касающихся условий возобновления дипломатических отношений, содержались повторенные Меттернихом требования России: 1) восстановление разрушенных или разграбленных православных церквей; 2) защита православной религии; 3) признание различия между виновными и невинными греками; и 4) эвакуация Дунайских княжеств, сопровождаемая назначением господарей и установлением восстановительной системы правления[334].

Примерно через месяц после прибытия в Вену Татищев смог доложить Нессельроде (10 (22) марта), что, поскольку Порта по-прежнему отказывалась эвакуировать княжества и даже требовала возвращения территорий, уступленных России по Бухарестскому договору, император Франц I описывал поведение Порты как неприемлемое и признавал за своим союзником Александром право принять те меры, которые Россия сочтет целесообразными. 28 марта (9 апреля) Татищев вновь написал из Вены, что австрийское правительство продолжает действовать в духе справедливости и готово было принять решение российского монарха о применении силы. Пруссия также пообещала придерживаться союзнических дипломатических мер (2 (14) марта), и Франция признала права России, как только стала ясна позиция остальных союзников. В начале и середине апреля российские чиновники все еще ожидали войны, но они также оставались уверенными в том, что, если военные действия станут неизбежны, поддержка союзников – без упоминания материальной поддержки – будет оказана[335].

Эта оценка сохранялась до мая, когда посол Ливен, к сожалению, сообщил, что он не смог получить от чиновников в Лондоне гарантий поддержки, которых желал его государь. Инструкция от 6 (18) февраля, направленная представителям Александра I в Вене, Лондоне, Париже и Берлине, содержала предложение о секретном протоколе, согласно которому союзники обязались бы разорвать дипломатические отношения с Портой (торговые агенты могли продолжать работать), если та не примет российский вариант измененных условий[336]. В соответствии с требованием Александра предоставить подтверждение действия по четвертому пункту это предложение предусматривало полную эвакуацию Молдавии и Валахии, создание временной администрации под руководством каймакамов-греков[337] (до тех пор, пока не будут назначены постоянные господари) и назначение российских и турецких уполномоченных для совместного урегулирования выполнения договорных обязательств в княжествах. Поскольку признанные договоры предоставляли христианским провинциям Османской империи покровительство Александра, это предложение предполагало, что Россия будет участвовать в обеспечении их счастливого существования. Россия также хотела, чтобы союзники гарантировали мирным жителям мятежных провинций свободу вероисповедания и безопасность имущества, личности и совместного существования. Возможно, предвосхищая отказ подписать официальную декларацию, это предложение завершилось объяснением того, что Александр будет удовлетворен союзническим заявлением в поддержку справедливости требований России и объявлением