Нас вызывает Таймыр? Записки бродячего повара. Книга вторая - Евгений Вишневский

— Да не бойся ты! Чего ты боишься-то?! У меня знаешь сколько денег?! С ног до головы обсыплю!

Около клуба, собрав свои инструменты, сиротливо сидели на скамеечке солдаты из художественной самодеятельности. Выяснилось, что идти им некуда: на море шторм, по воздуху домой не добраться — ни одного трезвого летчика. Пешком идти — далековато: сорок километров.

— Ну что же, пойдемте тогда к нам, — пригласил их я. — Особенного комфорта не обещаю, но маленькую комнатку выделим. Кровати с панцирными сетками там есть, дадим вам шкур оленьих, брезенты, палатку. Переночуете как-нибудь.

И солдаты пошли к нам ночевать.

Перед сном они решили устроить себе товарищеский ужин с выпивкой. Но если со спиртным у них было хорошо (по бутылке водки на каждого), то с едой дело обстояло много хуже (одна банка рыбных консервов на всех). Я дал им хлеба, отрезал кусок оленьего окорока, положил на тарелку жареной рыбы.

— Вот у вас сегодня праздник, верно? — спрашивает меня щуплый бас-гитарист. — А мы к вам почему приехали, как полагаешь?

— Ну, наверное, и вам охота попраздновать с нами, — пожал я плечами, — тем более такой повод. Да и от начальства подальше. На девушек посмотреть, помузицировать в меру своих сил, стопку-другую на приволье выпить...

— Не-е-е-е-ет, — покрутил у меня перед носом пальцем бас-гитарист (палец у него был длинный с грязным и кривым ногтем), — все неправильно понимаешь. Мы приехали сюда, чтобы у вас настоящий праздник был. С живой музыкой. Чтобы, значит, концерт — так концерт, танцы — так танцы, музыка — так музыка!..

Я усмехнулся (все музыканты были уже прилично выпивши):

— Чего смеяться-то, ребята?! Ну, какая же у вас музыка, ведь в основном врете вы, а не играете.

Солдат очень обиделся на меня, хотел, как видно, сказать что-то едкое в ответ, но долго собирался с мыслями. А в это время к нам в общежитие вошел капитан, маленький, тщедушный чернявый тип какой-то северокавказской национальности (замполит, начальник этих солдат, как выяснилось вскоре). Солдаты моментально выстроились в шеренгу в прихожей, рассовав бутылки по карманам. Капитан, ступая с пятки на носок, прошелся вдоль этого строя, и тут же выяснилось, что он мертвецки пьян.

— Вы у меня вот что, — заплетающимся голосом проорал он, — смотрите... Чтобы ни-ни-ни! — Он поднял палец вверх. — Партия алкоголизму войну объявила не на жизнь, а на смерть!.. Так что ежели кто-нибудь из вас...

В этот момент раздался тяжелый глухой удар: у одного из солдат в кармане, как видно, была дыра, и бутылка водки, скользнув вниз по штанине, стукнулась днищем о пол. Однако капитан ничего этого не заметил. Пока он неуклюже разворачивался через правое плечо, солдат (это был все тот же бас-гитарист) быстро сунул бутылку на печку за деревянную доску, на которой я обычно разделываю рыбу.

Капитан протяжно икнул, еще раз погрозил солдатам пальцем и вышел. В окно мы увидели, как он загремел с лестницы и пересчитал своей физиономией все ее ступеньки.

Через час, когда окончательно стало ясно, что больше уж он к нам не придет, солдаты наконец решились приступить к выпивке. И тут они вспомнили, что у них была еще одна бутылка водки. Как я говорил, они были выпивши, а потому бас-гитарист совершенно забыл, куда ее подевал. Солдаты перевернули в своей комнате все вверх дном, но вожделенной бутылки так и не нашли. Вскоре они постучались к нам в комнату:

— Ребята, мы точно помним, у нас еще одна бутылка водки была, а вот где она?!

— Нет-нет, вы ничего такого не подумайте, мы не говорим, что вы ее у нас взяли... Нет-нет... Но вот ведь была же она у нас, а теперь нету!..

Спасибо, что мы видели всю эту парадную сцену в нашей прихожей, а Наташа, как и все женщины, была очень наблюдательна. Она быстро достала бутылку с печки из-под доски и отдала ее солдатам.

Солдаты пропьянствовали до позднего утра, и здоровенный заботливый ударник (он, похоже, один из «музыкантов» оставался на ногах) всех по очереди носил их на крыльцо блевать.

Обширный и полный событиями получился этот праздничный день (особенно у меня).

21 августа

Уснуть мне нынче утром так и не удалось. Промаявшись в мешке часа три, я понял, что сегодня мне этого не дано, и вышел на свежий воздух.

Девятый час утра, а на улицах ни души: Косистый весь словно вымер. Ветер утих совершенно, на небе посреди облаков висит серенькое солнышко. В Хатангской губе какой-то рыбак из местных проверяет сети. Усевшись на здоровенный валун, я поджидаю его на берегу с добычей (все живая душа!).

Вот он проверил сети, подгреб к берегу, вытащил лодку на галечную косу. Я подошел, помог ему. Рыбак хмур, зол и неразговорчив, ведет себя со мной крайне нелюбезно.

— Ну, как улов? — спросил я, заглянув в лодку. Там били хвостами с дюжину сигов, муксунов и омулей.

— Улов как улов, — буркнул рыбак, — тебе что за дело? — И пристально посмотрев мне в глаза, спросил: — С корабля, что ли?

Невдалеке от нас на якоре стояло небольшое судно.

— Да нет, — ответил я, смущенный его неприязнью, — геологи мы. В общежитии возле клуба живем.

— А-а-а-а! То-то я смотрю, где-то я тебя видел. — Рыбак сразу сменил тон, лицо его расплылось в улыбке. — А я сперва подумал, что ты по берегу мылишься, соображаешь, как на посудину свою попасть. Я за тобой давно слежу: ты с полчаса, должно, как неприкаянный по берегу шарахался. Матрос, думаю, козел вонючий, заячья душа, прогулял ночь на берегу и закуковал тут. У меня ведь эти сволочи, гуляки морские, уже две лодки тяпнули. До корабля догребут да и бросят. Одну-то на берег возле самого Нордвика выбросило, а другую льдом раздавило да по всему берегу бухты раскидало. Я ведь уже решил: сейчас лодку вытащу да домой — за мелкашкой. А как станешь ты от берега выгребать — шлепну за мое поживаешь, камень на шею, да в воду! Другие поостерегутся! — Он засмеялся. — Это ты еще счастливчик, что я на рыбалку с собой винтовочку не взял, я, бывает, беру ее, когда нерпы шалят, сети рвут...

Мы спрятали лодку в камнях, рыбак запер ее на замок, весла и мешок с рыбой взял с собой.

— Рыбы-то тебе надо? — спросил он меня, раскрывая мешок. — Возьми на уху.

— Да нет, спасибо. Мы сегодня, может быть, уже улетим.

— Ну, смотри, как знаешь...

Некоторое время мы молча шли по косогору. Я помогал рыбаку нести довольно-таки тяжелый мешок с рыбой.

— Слушай, — наконец решился он на разговор, который сперва, как видно, посчитал неудобным, — скажи на милость, чего это там с Нордвиком случилось, а? Большой поселок был, люди жили, балков, однако, больше полусотни. И вдруг в один прекрасный день приказ: два часа на сборы и все до одного отсюда — фьюить! И люди, ты знаешь, бежали оттуда, как очумелые, все бросили, ни тряпки, ни чашки, ни ложки с собой не захватили!.. Я ходил там, по этому поселку. Страшная картина: все стоит брошенное... Вот как застал их этот приказ, так все и бросили: у домов двери настежь, машины посреди улицы, в домах постели незастланные, посуда на столах грязная, журналы старые, книжки, продукты в кладовках... Те, что не сгнили, конечно,.. Но тут, на Севере, все хорошо хранится... Там, люди болтают, атомную руду обнаружили, вот начальство и эвакуировало всех от греха подальше...