Братья крови - Владислав Русанов

– Deus! in nomine tuo salva me et in fortitudine tua ulciscere me. Deus! exaudi orationem meam auribus percipe verba oris mei, quia alieni insurrexerunt adversus me et fortes quaesierunt animam meam et non posuerunt Deum in conspectu suo semper…[100]

Монахи размахивали крестами, чьи концы заострялись наподобие мизерикордов, сетями и арканами, как у татарских кочевников с Дикого поля. Следом за служителями церкви рекой текли наемники в кольчугах и обшитых бронзовыми бляхами куртках. Эти стреляли из арбалетов, рубили и кололи клинками с посеребренными лезвиями.

– Ecce Deus auxiliatur mihi Dominus sustentans animam meam. Reddet malum insidiatoribus meis in veritate tua disperde eos. Voluntarie sacrificabo tibi confitebor nomini tuo Domine quoniam bonum est quoniam ex omni tribulatione liberavit me et inimicos meos dispexit oculus meus.[101]

Много лет спустя я понял, что это были первые весточки захлестнувшей Европу охоты на ведьм, в которой неисчислимые потери понесли не только кровные братья и колдуны, но и охотники на вампиров, которых, недолго думая, обвинили в сговоре с нечистью и предательстве истинной церкви. Но тогда удивился не один лишь я, впервые встретив столь наглое и подготовленное противодействие.

Кровные братья отчаянно сопротивлялись. Да, их застали врасплох. Да, оглушили молитвами и осыпали брызгами святой воды. Обстреляли освященными болтами, забросали сетями и петлями. Но они оставались вампирами – королями ночи, высшими существами. И не жалким человечишкам соперничать с ними в скорости и силе, выносливости и ярости.

Многие из придворных йоркширского правителя оказались при оружии. А уж владели мечами и кинжалами они так, что обзавидуется любой учитель фехтования из числа смертных. Я, принц Патрик, Ладвиг, Венцеслав, Ральф, еще какой-то незнакомый мне вампир с юношеским пушком на щеках и глазами старика вклинились в ряды нападающих, нанося удары направо и налево.

К сожалению, нас было слишком мало. На каждого кровного брата приходилось с десяток наемников и по меньшей мере пять монахов.

Первого из них, попавшегося мне на пути, я срубил косым ударом из высокого синистра. Отклонил клинком арбалетный болт, пущенный почти в упор, – нечасто мне удавались подобные подвиги, но, видимо, боевой настрой и накал поединка помогли. Ударил ногой в грудь прыщавого мужика с небритыми щеками, который замахнулся на меня фальчионом. Наемник отлетел, свалив по пути еще двоих.

Тенью промелькнувший мимо Патрик – я и узнал его лишь по светлым волосам и батистовой рубахе с закатанными рукавами – окружил себя взмахами стали и веером кровавых брызг, прорубая широкую дорогу в толпе врагов.

– Deus! in nomine tuo salva me et in fortitudine tua ulciscere me! – горланили белорясые псы Господни.

Они целенаправленно пробивались к возвышению, где рядом с троном замерла, будто кошка перед прыжком, Агнесса. Я-то помнил, сколь опасна и стремительна может быть принцесса Карлайла и Кумбрии, но сейчас ее движения сковывал подол богатого платья. А монахи, по всей видимости, решили, что она здесь главная, и стремились любой ценой обезглавить собравшихся вампиров. Причем, как в переносном, так и в прямом смысле. На острие клина рвущихся к Агнессе монахов орудовал двуручником невысокий, но плечистый бернардинец.

Дорогу им заступили пан Ладвиг и пан Венцеслав. Строй нападающих разбился об их мечи, будто прибой об утес. Разбился, отступил и вновь хлынул, стремясь на этот раз обойти по сторонам. Им почти удалось прорваться – наемник в штопаном гамбезоне и койфе запрыгнул на край помоста, но не успел выпрямиться, как Агнесса, подобрав юбку, ударила его в подбородок. Я только успел заметить, как мелькнула туфелька и идеально очерченная лодыжка. А человек, пролетев футов десять, рухнул навзничь, не подавая признаков жизни.

Но я поспешил на помощь к прекрасной даме, не раздумывая, как и подобает рыцарю.

Путь мне заступил доминиканец с мечом, по клинку которого пробегало голубое сияние – признак серебра. Воздев оружие над головой, он громовым голосом провозгласил:

– Adjure te, spiritus nequissime, per Deum omnipotentem![102]

От слов экзорцизма воздух будто сгустился, толкнул меня в грудь, и удар мой канул втуне, не достав добрых полторы пяди до белого хабита.

– De profundis clamavi ad te, Domine![103] —выкрикнул монах, обрушивая меч на меня.

Я поднимал клинок навстречу, но из-за воздействия святых слов не успевал.

С визгом на плечи доминиканцу взлетела растрепанная рыжая вампиресса, похожая на ведьму из детских сказок. Схватив человека за подбородок и затылок, она крутанула голову. Раздался хруст. Монах осел кулем, а спасительница моя, подув на дымящиеся от прикосновения к серебряной цепочке с крестом ладони, неприветливо на меня глянула и прыжком умчалась дальше, в бой.

Прорубаясь сквозь строй людей, уворачиваясь от их клинков и сетей, я видел, как гибли кровные братья. Они падали, пронзенные посеребренными мечами, корчились в адских муках, облитые святой водой, изрубленные в куски топорами. Трудно сказать, кто побеждал в этой отчаянной безнадежной схватке. Во всяком случае, у проигравших надежды остаться в живых не было, кто бы ни взял верх.

Отразив высокой октавой удар слева, я присел, подрубил ноги человеку, чьего лица не разглядел, снизу ткнул под короткую кольчугу второго.

И тут грянул гром!

Черный дым поплыл по залу клубами.

Кровные братья на миг замерли.

Я разглядел двоих доминиканцев, удерживающих на подпорке-сошке железную толстую трубку, уложенную на деревянное основание, похожее на приклад арбалета. Дым вился прямо над ними. До сих пор я только слышал, что люди научились делать маленькие пушки, достаточно легкие, чтобы обходиться без телеги для ее перевозки. И вот впервые познакомился с ручницей.[104]

Торжественный хорал монахов зазвучал громче, с победными нотками.

Повернувшись к тронному помосту, я понял почему.

Дымящееся, стремительно истлевающее тело, которое некогда было принцем Патриком, еще стояло, занеся для удара меч. Но уже кое-где обнажились кости, плоть осыпалась с них черным прахом. У его ног оседал пустой дублет Венцеслава – я опознал его лишь по старинному покрою. Мгновенно, будто пришло озарение, я понял все. Принц Йоркшира и Нортумбрии каким-то чудом успел принять выстрел, предназначенный Агнессе, защитил ее ценой своей жизни, ценой бессмертия. А Венцеславу, по всей видимости, достался кусок серебра в голову – палили из ручницы не ядром, как из пушки, а рублеными кусками погибельного для вампиров металла.

Только просчитались святые братья, думая, что победили, сломили дух исчадий ада.

Отчаянно, но яростно завизжала Агнесса, призывая в бой вассалов погибшего принца. Никогда не был силен в английском, но даже я вскинулся, словно дестриер[105] при звуках боевой трубы. А сама принцесса тем временем рванула на себе дорогую юбку и, нисколько не стесняясь мелькнувших в прорехе голых ног, прыгнула с помоста в гущу сражения.

Кровные братья, очертя голову, последовали за ней.

Рано обрадовались монахи, рано!

В два прыжка я поравнялся со вновь заряжающими ручницу доминиканцами.

Меч звенел и радовался крови в моих руках.

Попавшие на подбородок алые брызги я слизнул и расхохотался.

Много позже я вычитал в книгах, что люди бывают подвержены вспышкам слепого, неконтролируемого бешенства, когда готовы нападать на любого, кто находится поблизости, убивая, калеча, круша все на своем пути, пока не рухнет, обессилев, или его не убьют, словно дикого зверя. Как я узнал позднее, это состояние называют малайским словом – амок. И, клянусь Великой Тьмой, тогда все мы, все присутствующие в зале вампиры, впали в амок.

Сколько продолжалась схватка, я не помню. Иногда кажется, тянулась несколько часов, а иногда – десяток секунд. Но монахи, несмотря на тщательно разработанный план и серьезную подготовку, проиграли. Вначале дрогнули и побежали наемники, запоздало сообразившие, что жизнь дороже любой награды. Оставшихся псалмопевцев мы рассеяли, сломив сопротивление, как буйный ветер сухие ветки осины. Последних, пытавшихся найти спасение в бегстве, убивали в проходах, которые вели из домов жителей Йорка в подземный дворец. Как монахи нашли эти входы? По-видимому, без предательства, как и в маетке панов Ястжембицких, дело не обошлось.

Когда рухнул замертво последний монах, я мельком увидел незнакомого мне вампира. Обычно кровные братья после обращения излечиваются от всех болезней и уродств, коими обладали в смертном облике. Этот же странно кособочился и сильно прихрамывал на правую ногу. На мгновение он обернулся – с незнакомого, обезображенного бугристым шрамом через лоб, глазницу и щеку лица меня пронзил исполненный жгучей ненависти взгляд. Почти такой же, как много лет спустя в Москве, после аудиенции у князя Прозоровского.

Глава четвертая

В гостях у Гейзериха

Свет автомобильных фар скакал впереди нас по черному асфальту, словно сорвавшийся с катушек огромный солнечный зайчик. Как же давно я видел его последний раз…

Николай Пашутин, оборотень-универсал, сосредоточенно смотрел на дорогу. Чувствовалось, что водит автомобиль он отлично, но концентрация на мелькающих выбоинах и придорожных столбах помогает ему сдерживать в груди клокочущую ярость.