Алтын-Толобас - Борис Акунин

По матово посверкивающему свинцовому своду метались тени, блики от самоцветов. Безумное бормотание Вальзера сливалось в неразборчивый сип.

Мешок получился тяжеленек, а еще на стену лезть да потом через всю Москву волочь.

– Скорей! – поторопил фон Дорн, оглядываясь на разбросанные книги не забыл ли чего ценного. – Найдут связанного келейника, поднимут шум.

– Не найдут, – уверенно ответил аптекарь. – Если б митрополит ночевал в опочивальне, тогда монаха сменили бы в три часа ночи, а так не станут.

– И все же поторопитесь.

Ответом были скрип отпираемой крышки, сосредоточенное сопение.

Лениво раскрыв первую попавшуюся книгу, Корнелиус увидел греческие письмена. Закрыл. Понравился небольшой манускрипт с разноцветными картинками и затейными буквицами. Заколебался – может, прихватить? Нет, больно оклад прост – медный, с серебряной насечкой.

– Есть!!! – истошно взвыл Вальзер. – Есть! Вот она! Вот! И камни огненные!

Заскакал меж сундуков, прижимая к груди книгу – обложка была выложена красноватыми, с чудесным отблеском кругляшками. Так вот они какие, огненные лалы страны Вуф. Их сотни. То-то, поди, деньжищ стоят!

Накатило ревнивое чувство – оклад по уговору принадлежал Корнелиусу. Что ж так чужое-то тискать?

– Дайте, положу в мешок и идем, пора.

– Ничего, не беспокойтесь, – пробормотал аптекарь, еще крепче сжимая Замолея. – Я сам понесу, сам.

И по сумасшедшему блеску в глазах было видно – умрет, но не отдаст.

– Как будем уходить? – спросил капитан, вздохнув. – Как пришли или через кремлевский ход?

Ход, надо думать, начинался за полукруглой, тоже облицованной свинцом дверью в дальней стене.

Вальзер только хлопал глазами, советоваться с ним сейчас было бессмысленно – не в себе человек.

– Подземным ходом опасно, – рассудил сам с собой фон Дорн. – Может, за сто лет галерея где-нибудь осыпалась. Да еще неизвестно где вылезешь… Нет уж, лучше обратно через дом. Уходим, герр Вальзер.

Аптекарь сунул капитану какие-то хрусткие листки, вовсе без переплета:

– Прихватите еще вот это. Если не ошибаюсь, это собственноручные записи великого Аристотеля – притом, книга, о которой я никогда не слыхивал. Если так, то этому папирусу поистине нет цены!

Корнелиус скептически посмотрел на убогий манускрипт, пожал плечами, сунул в мешок. Тратить время на препирательства не хотелось.

Вверх по веревке лезть было куда труднее, чем вниз. То есть сам фон Дорн выбрался из тайника довольно быстро и мешок тоже вытянул без особенных затруднений, но вот Вальзера пришлось обвязать вокруг пояса и тащить, словно куль.

Наконец, выбрались. Поставили на место свинцовую заплату, поверх нее камни, потом еще набросали земли – вряд ли доведется вернуться сюда в скором времени. Яма так и осталась ямой, но выпиленные доски, ватный тюфяк и дубовый паркет уложили самым аккуратным образом. Теперь обнаружить подземелье, не зная о его существовании, было бы невозможно.

Поднялись по лестнице, прошли через опочивальню в Крестовую залу.

Монах очнулся – ворочался и мычал, извиваясь на полу. Пришлось хорошенько стукнуть его кулаком по затылку, чтоб полежал еще.

Мимо двери Юсупа снова прошли на цыпочках: Вальзер прижимал к груди заветный том, фон Дорн держал обеими руками свою ношу, еще более драгоценную. Миновали опасное место благополучно – без стука, без скрипа. Повернув за угол, откуда до черной двери было уже рукой подать, облегченно выдохнули.

Зря.

Дверь вдруг тихонько взвизгнула петлями, и из облака морозного пара на низкие ступеньки шагнула высокая, плечистая фигура. Длинная всклокоченная борода, костистый нос, мятое со сна лицо. Юсуп! На плечи, поверх серой власяницы наброшен дерюжный половик – видно, для тепла. Оказывается, и аскеты по ночам на двор ходят.

Черные глаза хашишина сверкнули молниями. Длинные руки растопырились, закрывая проход.

Вальзер тоненько ойкнул, вжался в стену и закрылся огненно-переливчатой книгой, как щитом. Рассчитывать на помощь аптекаря не приходилось.

Только б Юсуп не закричал, не позвал остальных – вот о чем думал сейчас Корнелиус. Уронив мешок на пол, он кинулся вперед с кистенем и ударил, метя в голову – да не в лоб, как давеча, а в висок. Монах шатнулся в сторону, увернулся от свистящего удара и перехватил капитанову руку, с хрустом заломил ее за спину. Кистень брякнулся на дощатый пол.

Левой рукой Корнелиус кое-как вытянул из ножен тесак, ткнул клинком вслепую позади себя, попал в мягкое.

Юсуп с силой толкнул мушкетера. Отлетев на несколько шагов, капитан стремительно развернулся и сделал выпад – увы, в пустоту. Ловкий чернец опять успел отскочить. Пятясь от широкого, выставленного вперед лезвия, сдернул с плеч дерюгу и кинул в капитана. Тот шарахнулся назад, ударился спиной о стену. Хашишин времени не терял: качнулся книзу, подобрал кистень и с размаху рассек воздух. Корнелиус отступал от сверкающей мельницы, выбирая момент для атаки. Странно, но на помощь монах не звал, только улыбался, скалил свои вурдалачьи заточенные зубы.

Жаль, в руке была не шпага, а короткий клинок, не то фон Дорн показал бы чернобородому парочку фехтовальных приемов. Но имелся один трюк, пригодный и для тесака – так называемый couple. Капитан сделал обманный выпад, перекинул оружие из одной руки в другую и нанес рубящий удар сбоку.

Гибкий хашишин закрылся железной палкой – и клинок со звоном переломился. Опешив, фон Дорн уставился на торчащие из рукояти полдюйма стали. А Юсуп отшвырнул кистень, вытянул вперед мосластые руки и просто схватил Корнелиуса за шиворот, будто нашкодившего котенка. Приподнял, да и бросил об пол – у капитана дух перехватило. Он сунул было руку назад, за ворот, где в узких кожаных ножнах таился стилет, последняя надежда, но монах беркутом рухнул сверху. Уселся мушкетеру на грудь, крепко вцепился в запястья и растянул крестом.

Нагибаясь, рыкнул:

– Горрло перегрызу.

Не грозил – извещал.

Корнелиус в ужасе забился, глядя на приближающуюся ощеренную пасть с острыми, волчьими зубами. Вервольф! Самый настоящий, каким няня в детстве пугала!

Краем глаза заметил движение. Это аптекарь наконец шагнул от стены, обеими руками поднял тяжелого Замолея в серебряном окладе с камнями и что было силы ударил оборотня сбоку по голове.

Несколько камешков выскочили из гнезд, запрыгали по доскам.

Юсупа качнуло в сторону – на щеке и скуле чернеца от соприкосновения с огненными лалами проступили вмятинки.

Зарычав, хашишин обернулся к Вальзеру, ухватил его за край куцавейки.

Воспользовавшись тем, что одна рука свободна, Корнелиус выхватил-таки стилет и всадил монаху снизу вверх в основание подбородка – до самого упора, а потом выдернул и вторую руку, пихнул Юсупа в грудь.

Тот опрокинулся навзничь. Хлопая маслянисто-черными глазами, стал хвататься за бороду – стилета под ней было не видно, только булькало что-то да посвистывало. Похоже, удар пришелся туда, куда надо.

Фон Дорн вскочил на ноги и подобрал кистень, готовый, если понадобится, расколоть чудищу череп. Не понадобилось. Юсуп еще побился немного, похрипел и затих. Борода, пропитываясь алым, становилась похожа цветом на незабвенный колор «Лаура».

– Благодарю вас, герр доктор, – с чувством произнес Корнелиус. – Вы спасли мне жизнь.

Вальзер, хоть весь и трясся, церемонно ответил:

– Рад хоть в чем-то оказаться полезным, герр капитан.

На этом обмен любезностями завершился, потому что в доме захлопали двери, раздались мужские голоса – видно, схватка с Юсупом была слишком шумной.

– Дайте! – Корнелиус вырвал у аптекаря Замолея, запихнул в мешок. Скорей во двор!

Бежали по скрипучему снегу: Вальзер впереди, налегке, с одной только веревкой в руках; согнутый в три погибели капитан поспевал следом. Чертов мешок тянул пуда на два, а то и на три.

Крюк на стену неловкий аптекарь закинул только с третьего раза. В окнах зажглись огни, и видно было, как внутри мечутся тени.

– Лезьте! – приказал фон Дорн, подпихивая Вальзера в зад. – Примете мешок. Потом я.

Аптекарь кое-как вскарабкался. Когда тянул мешок, чуть не сверзся обратно.

Стукнула дверь.

– Братие, вон он, душегуб! Вон, на стене!

Стиснув зубы, Корнелиус лез по веревке. Сзади приближался топот. Хорошо хоть Вальзер исчез на той стороне, кажется, так и не замеченный монахами.

Капитан вцепился руками в край стены, подтянулся.

Но тут мушкетера снизу схватили за ноги, рванули, и он сорвался, а сверху уже навалились распаренные, сопящие – да не один или двое, а по меньшей мере полдюжины.

* * *

Корнелиусу фон Дорну было очень скверно.

Он дрожал от холода в узком и тесном каменном мешке, куда его головой вперед запихнули тюремщики Константино-Еленинской башни.