Крошка Доррит (Книга 1) - Чарльз Диккенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он старше ее ровно вдвое. (Кленнэм снял правую ногу с левой и заложил левую на правую, после чего попробовал сосчитать еще раз, но вышло то же самое.) Он старше ее ровно вдвое. Ну, и что же? Он молодо выглядит, молод душой, по-молодому здоров я силен. В сорок лет человек еще не стар, и есть немало мужчин, которые по тем или иным причинам женятся не раньше этого возраста. Но, с другой стороны, дело ведь не в том, как он на это смотрит; дело в том, как посмотрит она.
Он не сомневался в дружеском расположении к нему мистера Миглза, и сам в свою очередь был искренне расположен к мистеру Миглзу и его милой супруге. Он понимал, что для этих родителей, души не чаявших в своей единственной прелестной дочке, необходимость отдать ее мужу явится тяжким испытанием, о котором они, верно, не решаются и думать. Но ведь чем девушка прелестней, милей, красивей, тем неизбежней это испытание. Так почему бы им не решить вопрос в его пользу, раз уж все равно придется его решать?
И тут ему снова пришло в голову: дело ведь не в том, как они на это смотрят, дело в том, как посмотрит она.
Артур Кленнэм был человек по натуре скромный и всегда находил у себя множество недостатков. Он так склонен был преувеличивать в мыслях достоинства Минни и умалять собственные, что чем дольше он раздумывал над этим, тем больше терял надежду. Переодевшись к обеду, он окончательно принял решение, что влюбляться в Бэби ему не следует.
Это был на редкость приятный вечер. Они сидели впятером вокруг обеденного стола, вспоминали места, где им привелось побывать, людей, с которыми встречались в путешествии (Дэниел Дойс с интересом следил за разговором, как следит за карточной игрой не участвующий в ней партнер, и только время от времени вставлял замечания к случаю); и так им было хорошо и весело вместе, как не бывает подчас и после долгих лет знакомства.
- А мисс Уэйд? - спросил мистер Миглз, после того как они перебрали в разговоре с десяток дорожных спутников. - Никто не видел с тех пор мисс Уэйд?
- Я видела, - сказала Тэттикорэм.
Она принесла своей барышне мантилью, за которой та ее посылала, и только что склонилась, чтобы накинуть мантилью на плечи Бэби, как услышала вопрос, побудивший ее сделать это неожиданное заявление.
- Тэтти! - воскликнула молодая девушка. - Ты видела мисс Уэйд? Да где же?
- Здесь, в Туикнеме, мисс.
- Каким образом?
Нетерпеливый взгляд Тэттикорэм ответил, как показалось Кленнэму: "Глазами!" Но вслух она произнесла только:
- Я с ней встретилась у церкви.
- Любопытно, что она делала у церкви, - сказал мистер Миглз. - Не шла же молиться.
- Она меня туда вызвала запиской, - сказала Тэтти.
- Ох, Тэтти, убери, пожалуйста, руки, - вполголоса сказала ее молодая госпожа. - Мне чудится, будто меня трогает кто-то чужой.
Она сказала это без всякой злобы или раздражения, с непосредственностью балованного ребенка, у которого что на уме, то и на языке, и гримаса недовольства тут же сменяется веселой улыбкой. Тэттикорэм поджала свои пухлые красные губы и скрестила руки на груди.
- Угодно ли вам знать, сэр, - спросила она, повернувшись к мистеру Миглзу, - о чем мисс Уэйд писала мне?
- Ну раз уж на то пошло, Тэттикорэм, - отвечал мистер Миглз, - мы здесь все люди свои, так что, пожалуй, скажи, если хочешь.
- Она узнала ваш адрес, еще когда мы путешествовали вместе, - сказала Тэттикорэм, - и так как ей случалось видеть меня не совсем... не совсем...
- Не совсем в хорошем расположении духа, Тэттикорэм, - подсказал мистер Миглз и, глядя в черные глаза, предостерегающе покачал головой. - Не торопись, Тэттикорэм, сосчитай до двадцати пяти.
Она снова поджала губы и тяжело перевела дыхание.
- Она и написала мне, что сели меня вдруг кто-нибудь обидит, Тэттикорэм метнула взгляд на свою барышню, - или вообще мне станет не по душе здесь, - новый взгляд в ту же сторону, - так она охотно возьмет меня к себе и обещает мне самое хорошее обращение. И чтобы я подумала об этом, а она меня будет ждать в следующее воскресенье у церкви. Вот я и пошла туда, чтобы поблагодарить ее за ее доброту.
- Тэтти, - сказала молодая девушка, протягивая ей через плечо свою руку, - эта мисс Уэйд так напугала меня, когда мы прощались, мне даже неприятно думать, что совсем недавно она была здесь, так близко, а я и не знала. Тэтти, милая!
Тэтти словно застыла на месте.
- Э-э... Тэттикорэм! - воскликнул мистер Миглз. - Сосчитай-ка еще раз до двадцати пяти!
Но, досчитав, должно быть, самое большее до двенадцати, Тэтти нагнулась и поцеловала протянутую руку, коснувшись при этом шелковистых локонов ее обладательницы. Рука ласково погладила склоненную щеку, и Тэттикорэм ушла.
- Вот, извольте видеть, - негромко сказал мистер Миглз, доставая сахарницу с передвижного столика для закусок, стоявшего справа от него. - Не очутись эта девушка среди людей практических, судьба ее могла обернуться самым печальным для нее образом. Но мы с мамочкой, как люди практические, понимаем, что все ее существо бунтует порой при виде той заботы и нежности, которой мы окружаем нашу Бэби. Она-то, бедняжка, никогда не знала родительской заботы и нежности! Страшно подумать, что творится, верно, в душе этой бедной девочки, такой страстной и непокорной, когда во время воскресной службы дело доходит до пятой заповеди *. Мне всегда так и хочется крикнуть ей: "Ты в церкви, Тэттикорэм! Сосчитай-ка до двадцати пяти!"
Кроме закусочного столика мистеру Миглзу помогали справляться с его хозяйскими обязанностями две молоденькие служанки, чьи блестящие глаза и румяные щеки радовали взор не меньше, чем парадное убранство обеденного стола. "А что же тут удивительного? - говаривал по этому поводу мистер Миглз. - Я всегда говорю мамочке: если уж смотришь на что-то, так чем оно красивей, тем на него и смотреть приятнее".
Штат домашней прислуги дополняла некая миссис Тикит - кухарка и домоправительница, когда семейство пребывало дома, и только домоправительница, когда оно отправлялось путешествовать. Мистер Миглз выразил сожаление, что характер обязанностей, которыми эта почтенная особа занята в настоящее время, мешает представить ее новому гостю, но пообещал непременно осуществить это знакомство на следующий день. Миссис Тикит - одна из основ благополучия этого дома, пояснил он, и всем его друзьям она хорошо известна. Вот это ее портрет, на той стене. Как только все семейство отбывает из дому, она облачается в шелковое платье и черные как смоль букли, в которых художник изобразил ее на портрете (когда она хлопочет на кухне, волосы у нее рыжеватые с проседью) и усаживается в гостиной, у окна, положив перед собою "Домашний лечебник" доктора Бухана *, всегда заложенный на одном и том же месте ее очками. Здесь она и проводит целые дни во время их отсутствия, и сколько бы это отсутствие ни длилось, нет такой силы, которая могла бы заставить миссис Тикит покинуть свой пост у окна или расстаться с ученым трудом доктора Бухана - хотя по глубокому убеждению мистера Миглза она в жизни не прочитала ни единого слова из советов этого почтенного эскулапа.
Вечером уселись сыграть роббер-другой, по старинке, а Бэби то следила за игрой, заглядывая в отцовские карты, то напевала что-то вполголоса, подыгрывая себе на фортепьяно. Она была балованным ребенком; но могло ли быть иначе? Кто, постоянно видя перед собой такое прелестное и милое создание, не поддался бы его нежным чарам? Кто. проведя хоть один вечер в этом доме, не полюбил бы ее за то, что от одного ее присутствия в комнате словно становилось светлей и веселей? Так думал Кленнэм, невзирая на только что принятое решение.
Занятый этими мыслями, он объявил ренонс, имея масть на руках. - Что же это вы, батенька, о чем думаете? - упрекнул его мистер Миглз, который был его партнером. - Виноват, сэр, ни о чем, - ответил Кленнэм. - Вот то-то и есть, так в другой раз думайте, пожалуйста, - сказал мистер Миглз. Бэби со смехом высказала предположение, что Кленнэм думал о мисс Уэйд. - Почему же о мисс Уэйд. Бэби? - спросил ее отец. - В самом деле, почему о мисс Уэйд? повторил Артур Кленнэм. Бэби слегка покраснела и отошла к фортепьяно.
Наконец, пожелав друг другу покойной ночи, стали расходиться по спальням, и тут Артур ненароком услышал, как Дойс спрашивал у хозяина дома, не уделит ли тот ему с утра, еще до завтрака, полчаса для беседы. Хозяин пообещал, и Кленнэм решил несколько задержаться в гостиной, чтобы предварить эту беседу кое-какими собственными соображениями.
- Мистер Миглз, - сказал он, когда они остались вдвоем. - Помните, вы мне в свое время посоветовали ехать прямо в Лондон?
- Как же, разумеется.
- Тогда же вы мне дали еще один добрый совет, в котором я весьма нуждался.
- Не помню, о чем именно шла речь, - отвечал мистер Миглз, - но хорошо помню, что разговор у нас был самый душевный.
- Так вот, я воспользовался вашим советом и теперь, освободившись от занятия, по многим причинам весьма для меня тягостного, желал бы найти себе и своим скромным средствам какое-либо иное применение.