Не-Русь - В. Бирюк

Махнул своему толмачу, чтобы тот подъехал.

— Э… почтенный. Многомудрый хаджи Абдулла, таштдар блистательнейшего и победоноснейшего эмира Ибрагима, да продолжаться его дни по воле Аллаха, хочет взглянуть на своего внука.

И? Я не слышу вопроса. Я не слышу предложения. Он чего-то хочет. Дальше что?

Стою-смотрю. Толмач начал, было, что-то дальше нести. Посол его остановил. Вздохнул и сам:

— Приведи. Джафар.

О! Хоть и тяжело, но по-русски может. Прав был Твен, когда говорил, что не пропадёт с голоду тот, кто умеет просить милостыню на языке туземцев. Сегодня в Янине туземцы — русские.

— Он — болен. Могу показать. Пойдёшь?

О-ох… Тут такая масса оттенков и смыслов… Самое простое: пеший на равных говорит с верховым, простолюдин — у меня весьма простое одеяние, с вельможей. Мальчишка — с умудрённым хаджи. Грабитель, захватчик — с представителем законной власти. И, конечно — спешиться… И — тревога за внука… И — статус посла в лагере врагов…

Сопровождающие посла суздальские бояре несколько задёргались. Потом… прямого запрета от князя нет. А при моей странной репутации… Послезали толпой с коней, повалили в подсобку при поварне.

Мальчишка… вид, конечно, простенький, но помытенький. Перепугался. Опять в слёзы. Увидал деда и в крик:

— Атасы! Атасы!

Но не тянется навстречу, наоборот — трясётся и в стенку вбивается.

— Так. А ну-ка выйдем-ка все отсюдова. Вышли! Быстренько! Дайте деду с внучком потолковать.

Кто-то из бояр начал, было, возражать. Но… Ванька — псих. Князей режет! Безбоязненно, безболезненно и… и безнаказанно.

Оно, конечно, непорядок — посла без присмотра оставить. А с другой стороны…

Кто-то сбегал к князьям. Донос — дело святое. Но крика не было. Народ как-то рассеялся. На жаре стоя преть… когда вон, под стенкой, в теньке и сесть удобно… Тут меня зовут. Из поварни.

Сидит на постели мальчишки этот Абдулла. С уже не дипломатически-озлобленным, а с нормальным человеческим выражением на лице. С сильно ошарашенным выражением. Насколько я в этой татарской мимике понимаю.

Я думал — он с главного начнёт. С «как бы унучека выкупить». Но — стереотип: прямо сразу о главном говорить нельзя. «Здоров ли твой скот» — неуместно. А о погоде — в таких условиях — глупо.

— Джафар сказал: ты… мен каланы алды… взял э… город.

— Да.

Преувеличение. Весьма. Но… объяснять про мега-телегу… на этом языке… слов не хватит.

— Джафар сказал: ты убил русский каназ.

— Да.

Не убивал я его! Он всё сделал сам! Но… опять же — воспроизвести кусок из нашего ночного разговора с Андреем по этой теме… с аргументами, уточнениями и нюансами… И ещё: у меня в основе — печенежский. А у него — булгарской. С мощной кыпчакской примесью. А это, по филологии, даже семейства разные.

— Джафар сказал: ты… э… отмечен Аллахом.

— Да.

Мы все отмечены Аллахом. Или — Саваофом. Или — Ягве. Если бог один, то, как эту сущности не именуй… «Хоть горшком назови…». «Горшком» отмечен каждый. Каждый человек — подобие божие. В каждом — душа. Его кусочек. Его метка.

— Керсету.

Не понял. Душу перед тобой вывернуть?! «Керсету» — покажи. Чего показать-то?

А, блин! Факеншит! Мусульмане. Что-то мне это начинает немецких нацистов напоминать — «снимай штаны, показывай веру». Ну, ты сейчас у меня получишь! Меня! Атеиста, безбожника и богохульника! На веру в бога проверять! Ты, блин, дядя, нахлебаешься!

Пришлось расстёгивать, развязывать, залезать и доставать.

— Корип? (Видишь?)

— Э…

Абдулла сидел на невысокой постели внука, я стоял прямо перед ним, в кладовке было темновато. Ему пришлось наклониться поближе, чтобы оценить линию сохранившейся кожи. Он был невысок, грузноват. И близорук. Стоило мне чуть отступить, как он, следуя за столь взволновавшим его зрелищем — обрезания от самого Аллаха, съехал на землю на колени передо мной.

Для степняков «на колени» — постоянно. Не в смысле подчинения, а по мебели: стульев, лавок нет. Сидят на кошмах, коврах. Другая повседневная моторика. В которой положение «на коленях» — постоянный, ежедневно многократный элемент движений.

А называется это — апофения. К фене, к фразам типа: «по фене ботал, права качал…» — никакого отношения.

Апофени́я — переживание, заключающееся в способности видеть взаимосвязи в случайном или бессмысленном. Термин введён в 1958 году Клаусом Конрадом, который, вроде бы, у нас — не сиживал, по фене — не ботывал. Конрад определил апофению как «немотивированное ви́дение взаимосвязей», сопровождающееся «характерным чувством неадекватной важности» (анормальное сознание значения).

Изначально применялось к искажению реальности, происходящему в психозе, однако термин используется и для описания подобной тенденции в здоровых индивидах. Апофения часто служит объяснением паранормальных или религиозных утверждений.

Всё понятно? Абдулла не — псих, а — апофеник: видит «след Аллаха» в случайной остаточной деформации моего кожного покрова, мучается «характерным чувством неадекватной важности»…

Конечно, я — «правдоруб» и «истинобдень». Но я же ещё и гумнонист! Мне же их жалко! Нельзя отнимать у человека его мечту! Не надо портить его «анормальное сознание значения».

Мне осталось только прижать к его губам столь интересную для него часть своего тела, и чуть надавить на голову в чалме.

— Э… Уэопс…

— Бисмил-ляяхь. Аллаахумма джаннибнаш-шайтаанэ ва джаннибиш-шайтаана маа разактанаа. (Начинаю с именем Господа. О Всевышний, удали нас от Сатаны и удали Сатану от того, чем Ты наделишь нас!)

Хорошая молитва. Вообще-то, читается перед супружеской близостью. Но, по-моему, хорошо подходит к любому групповому занятию. Как в УК: «два и более лиц».

Больше из арабского ничего не всплывало, и я продолжил на русском:

— Хвала Аллаху — Господу миров, мир и благословение Аллаха нашему пророку Мухаммаду, членам его семьи и всем его сподвижникам!

Картинка — для меня непривычная. Ни в первой, ни во второй жизнях… Какой интересный и разнообразный сексуальный опыт даёт попадизм в «Святой Руси»!

Чалма, борода, его ошалелые глаза… Пока он не очухался — нужно продолжать. Как говорили на Востоке, но не мусульмане: «Не бойся медлить, бойся остановиться». Потихоньку, но без остановок. И — колебательно, и — повествовательно. По счастью, этот Абдулла понимает русский язык. Обычно человек понимает иностранный язык значительно лучше, чем говорит на нём. Надеюсь. И я проповедовал вдохновенно:

— Когда Умар, один из ближайших сподвижников Пророка Мухаммада, мир ему, обходя вокруг Каабы, поцеловал чёрный камень, то сказал: «Я знаю, что ты просто камень не приносишь ни вреда, не пользы, и если бы не видел, как посланник Аллаха целовал тебя, то никогда бы этого не сделал». Так Умар, да будет доволен им Аллах, наставлял недавно пришедших в Ислам людей, что бы избавить их от сомнений.

Речь идёт о знаменитом «Чёрном камне Каабы». По преданию, «Чёрный камень» был принесен ангелом Гавриилом из рая Адаму, который и положил начало Каабе, а вделан в стену — Ибрахимом (Авраамом), установителем хаджа, восстановившему со своим сыном Исмаилом (родоначальником Арабов) святилище, разрушенное всемирным потопом.

Когда мудрецов уммы спрашивают:

— Откуда этот камень?

Обычный ответ:

— Он ниспослан Аллахом.

Если же маловерные пытаются уточнить:

— Это метеорит или обломок из Вабара?

Ответ повторяется:

— Он ниспослан Аллахом.

И это — правда! Ибо ничего не может явиться в мире без воли Его!

С чего я вспомнил про «Чёрный камень»? А что ещё приходит в голову, когда у тебя в руках голова в зелёной чалме — знаке исполнения хаджа?

Ну, и… это конечно, нескромно… но… Камень же! Постоянно — твёрдый. Каменный! Пока на кусочки не растрескался. И длина — 20 см! Пусть это несколько преувеличено, но всё-таки… Я — не про Каабу.

Бедняга судорожно пыхтел, всхлёбывал воздух, пытался оттолкнуть меня, а я продолжал проповедовать:

— Для чего же Умар целовал этот камень? Ответ содержится в словах самого Умара: «и если бы не видел, как посланник Аллаха целовал тебя». Пророк сказал: «Берите от меня обряды паломничества». Аллах в Священном Коране говорит: «Берите же то, что дал вам Посланник, и сторонитесь того, что он запретил вам. Бойтесь Аллаха, ведь Аллах суров в наказании».

Мои слова, звучавшие на русском, были ему странны. Ибо язык он понимал лишь частично. Необходимость прислушиваться, переводить внутри себя на родной тюркский, а оттуда — на канонический арабский, не оставляла ни времени, ни сил для придумывания каких-то собственных действий.

Это общее правило: люди, вынужденные общаться на плохо знакомом языке, переходят к упрощённой речи. Такое само-обрезание ума, происходящее от невозможности словесно точно воспринять и выразить оттенки мыслей и чувств, приводит к упрощению собственного мыслительного процесса. Проще — тупеют.