Финансы Великого герцога - Франк Хеллер

Великий герцог смотрел на него с гневом и презрением.

— Ложь, мерзавец! Что вы тогда делаете в моем замке? Что это, награда за непричастность?

— М-мне предложили стать президентом, — прорыдал сеньор Эрнандес.

— Но вы удостоились этой чести заранее! Как иначе (голос великого герцога сделался страшен) вы объясните то, что первым в контракте стоит ваше имя?

С этими словами дон Рамон вытащил бумагу, которая выпала из кармана герра Бинцера, и поднес ее к глазам Луиса Эрнандеса. Тот стал бледнее смерти, и на мгновение даже показалось, что его нос перестал кровоточить. Сеньор Эрнандес повалился на землю, обнимая колени великого герцога, но дон Рамон резко освободился и обратился Филиппу:

— Пожалуйста, сходите в ту комнату, что находится на другом конце залы. Кажется, там была веревка.

— М-меня повесят? — запинаясь, спросил сеньор Эрнандес, и с его распухшего носа закапали крупные слезы.

— Да, позже. Если так решит суд, — ответил великий герцог. — А пока вас свяжут. Вытрите лицо!

Дон Рамон бросил сеньору Эрнандесу носовой платок и продолжал:

— А теперь скажите мне — только правду: когда придут ваши друзья?

Услышав, что его казнь — дело еще не вполне решенное, сеньор Эрнандес перестал плакать. Он бросил на дона Рамона робкий, косой взгляд:

— Не знаю… Через час.

Великий герцог нахмурился. Было совершенно ясно, что этот парень лжет, что у него что-то на уме и что его друзья могут явиться в любую минуту.

— Луис Эрнандес, — проговорил великий герцог, — я думал воспользоваться своим правом амнистии в том случае, если бы суд приговорил вас к смертной казни. Но четыре слова, в которых уместилось две лжи, решили вашу участь.

В эту минуту вошел Филипп, в руках у него была веревка.

— Профессор, пожалуйста, помогите мне сделать грязную работу — связать предателя, который настолько лжив и труслив, что не может сказать правду, даже когда его жизнь висит на волоске. Сегодня он называл себя президентом Менорки, но пройдет совсем немного времени — и он сгинет в безымянной могиле…

Пока великий герцог бормотал эти слова, они с Филиппом быстро и умело, что приобретается с опытом, превратили президента Менорки в сподручный куль и, снабдив кляпом, отнесли в соседнюю комнату.

— Боюсь, что с друзьями сеньора Луиса справиться будет не так просто, — проговорил великий герцог. — Вы еще не передумали участвовать в этом деле?

Филипп покачал головой.

— В таком случае — благодарю вас и весьма сожалею, что вам приходится рисковать жизнью столь неблагодарным образом.

В душе Филипп улыбнулся, как Одиссей: ему, в отличие от его боевого товарища, было прекрасно известно, сколь «благодарным» для него может оказаться этот риск.

— Позвольте задать вам вопрос: вы француз или англичанин? — спросил великий герцог.

— Моя мать была француженкой, но сам я не француз и не англичанин. Я — швед.

— Швед! Святой Урбан! Вы первый представитель этой нации, которого я встречаю, но надеюсь, вы не станете последним.

— Простите, ваше высочество, но не будет ли сейчас уместнее подготовиться к встрече гостей, чем обмениваться дипломатическими любезностями? Как вы полагаете, много их будет?

— Не имею понятия. Врожденная лживость сеньора Луиса делает расспросы бесполезными. В контракте указаны шесть человек, и он — первый в списке. Среди остальных пяти есть опасный тип. Его зовут Посада. Он — сержант лейб-гвардии.

— Ваше высочество полагают, что нам следует ждать их здесь? Не лучше ли перейти в залу?

— Вы правы. Лучше переместиться туда. Мы сосчитаем врагов, как только они войдут, и сами выберем свой жребий.

Вернувшись в вестибюль, они осмотрелись, определяя наиболее выгодную стратегическую позицию для ведения военных действий. По некотором размышлении они решили поставить лампу между входными дверями и комнатой президента. Затем, засев в той части залы, которая покоилась в сумерках, приготовились ждать.

Долгое время ничего не происходило.

— Вы — швед, — неожиданно прошептал великий герцог. — Значит, и ваша жена шведка?

— Нет, мадам русская.

Сказать что-то еще они не успели, потому что послышался долгожданный шум.

С улицы до них донеслись шаги; два или, может быть, три человека, переговариваясь, приближались к замку. Глубокий бас произнес: «Хорошо, будешь сторожить внизу. А тут мы и сами справимся». Затем двери замка распахнулись.

Трое переступили порог и направились в ту комнату, которую великий герцог и Филипп только что покинули. Филипп, которому было очень любопытно узнать, как выглядят наследники Дантона, Марата и Робеспьера, чуть не присвистнул от удивления. Он в жизни не видел более странных и непохожих типов, чем эти трое. Один был широкоплечий, очень крепкий, коренастый, с большой, черной окладистой бородой; второй — худой, с запавшими глазами, одетый в монашескую рясу, которая, однако, доходила ему только до колен; из-под рясы виднелись волосатые ноги. Рядом с этими двумя стоял третий, который больше всего походил на огромное насекомое: горбатый, ростом не выше двенадцатилетнего мальчика, с круглым, как яйцо, туловищем и длинными тонкими паучьими ножками. Филипп взглянул на великого герцога, ожидая распоряжений.

В ту же минуту дон Рамон поднял руку, в которой был револьвер герра Бинцера, и выстрелил: грохот эхом разнесся по зале, под конец сравнявшись с грохотом пушечного залпа. Заговорщики подпрыгнули, словно пораженные молнией, и обернулись. В ту же секунду прогремел голос дона Рамона:

— Руки вверх или прощайтесь с жизнью!

Горбун последовал приказу с таким рвением, которое не оставляло желать ничего большего, однако бородач и его друг с впалыми глазами все же мешкали какую-то долю секунды. Затем их руки тоже поднялись. Великий герцог повернулся к Филиппу:

— Профессор, пожалуйста, посмотрите, есть ли у этих господ оружие. Начните с падре Игнасио — того, что в живописной рясе. Или вы предпочитаете, чтобы этим занялся я?

— Разумеется, нет, ваше высочество.

Филипп поспешно выступил вперед и принялся опустошать карманы расстриги священника. Их содержимое простиралось от неизбежного в кармане революционера револьвера, который Филипп засунул в свой собственный карман, до пачки купюр и внушительного собрания реликвий, каковые он положил обратно.

— Хорошо, — крикнул великий герцог. — Переходите к сержанту Посада!

В карманах сержанта оказались два револьвера и несколько золотых. Филипп поступил с ним так же, как со священником, и повернулся к горбуну, который следил за ним налитыми кровью глазами; из его карманов Филипп извлек четвертый револьвер и нож внушительных размеров. Затем он повернулся к великому герцогу: