Бунт вурдалаков - Юрий Петухов

Глаза привыкли к темноте. И он уже немного ориентировался в подземелье, когда до ушей донесся неприятный хруст и ещё более отвратное чавканье. Где-то впереди было нечто живое, жующее, чмокающее и сопящее.

Ивану только этого не хватало. Он взял лучемёт наизготовку. Теперь он будет палить без предупреждения, с ходу, хватит заниматься молодецкими играми.

А где же…

Он пихнул руку в клапан на боку и нащупал кристалл. Толку в обесточенном усилителе не было. И всё же что-то заставило Ивана вытащить вещицу. Это было чудо-кристалл слегка светился в темноте, переливался пурпурно-лиловыми и голубыми гранями. Это был теперь не просто кристалл, а Кристалл! Как же так, неужели он сам подзаряжался? Но от чего? Может, от тела? Надо будет проверить. Иван сунул усилитель в нагрудный карман. И сбавил шаг.

Теперь он не сомневался, что кто-то кого-то поедает совсем неподалеку.

Это не просто хруст, это хруст разгрызаемых костей. И чавканье характерное, тут Ивана не проведешь. Он вспомнил Большую Тройную Охоту на планете У. Там срочно, для спасения жизни смертельно раненного проводника-рарта потребовалась уникально-целительная железа говоруна-людоеда. Выманить звероптицу из нор-лабиринтов можно было или на свежую человечинку, что исключалось, или же на исполинского кальмарозавра. Но кальмарозавры больше всего на свете боялись говорунов-людоедов по той простой причине, что эти восьмикрылые и сабленосые звероптицы откладывали яйцо-личинку именно в мозг гигантских малоподвижных, но обладающих даром перемещения в четвёртом измерении чудовищных уродов. Железа-реликт требовалась немедленно, два-три часа промедления — и проводнику уже ничто бы не помогло. Большая Охота была спланирована Иваном. Его друзья, аборигены враждующей с половиной Вселенной цивилизации Вап-донгло, двойной родины-резервации кальмарозавров, без промедления переместили на левое сферокольцо планеты У стадо двенадцатиногих членистотелых мясных скорпионов. Уж они-то знали, что таких гурманов, как кальмарозавры, надо поискать. Но без «пиршественного запаха» ни один из исполинов не вынырнет на сферокольцо, даже не узнает о таком обилии вкуснейшей пищи… Нужны были хищники-телепаты, передающие образы терзаемых и поглощаемых жертв. Вот тут Иван вспомнил про троглодитовидных шакалов, прожорливых и ненасытных псевдоразумных шестилапых гоминидов. Была истрачена половина аварийного запаса энергии станции. Но всё же шесть троглодито-шакалов выскочили из Чёрного Входа и без секунды промедления набросились на мясных скорпионов. Бойня была потрясающей. Трое наблюдателей-охотников из опытных десантников свалились без сознания на второй минуте пиршества. Но это было лишь началом. От психообразов, насылаемых повсюду беснующимися остервенелыми шакалами, выворачивало наизнанку. Но кальмарозаврам эти образы пришлись по нутру. Правда, один сдох при перемещении, и его разлагающаяся на глазах исполинская туша погребла под собою половину стада вместе с одним из шакалов. Зато другой гигантский урод сразу же принялся за дело. Его туша двухсоттонным студнем затряслась на чёрной поверхности сферокольца, а безмерно длинные и толстые щупальца с полипами-присосками и жгутами-рецепторами разом обхватили всё стадо. Бежать мясным скорпионам было некуда. Но кальмарозавр не спешил. Он брезгливо и не торопясь, поодиночке вышвырнул наружу, в скалистые болота, придушенных боевыми щупальцами троглодито-шакалов. И принялся с разбором, расстановкой и вкусом пожирать сочащихся нутряным зелёным жиром мясных скорпионов. Их убийственный яд, содержимый в бурдюковидных смертоносных хвостах, был для кальмарозавров вкуснейшей и пикантнейшей приправой. Чудище сначала обхватывало скорпиона за шаровидное тело, затем подтягивало к восьмисотзубой пасти, отгрызало с хрустом лапы, потом выдавливало себе на язык приправу-яд, закусывало тушкой, только жир летел по сторонам зелёными струйками. И такое стояло чавканье, что слышать всё это было невозможно.

Иван трижды чуть не падал в обморок от отвращения. Он не мог уйти, не мог позволить себе быть слабым. Он выжидал главного. И дождался.

Говорун-людоед, прозванный так за беспрестанное кудахтанье, получеловеческий бубнеж-ворчание, а также за болезненное пристрастие к человеческому мясу, появился минут через двенадцать. Он долго парил на большой высоте, раскинув все восемь перепончато-чешуйчатых крыльев, поджав шесть когтистых лап и втянув в пах гарпуновид-ный яйцеклад. Зато падение его было стремительным, почти неуловимым. Быстрее молнии чёрная ужасающая звероптица достигла земли, точнее, покрытого полутораметровым слоем жира черепа кальмарозавра. Удар был рассчитан точно. Исполин не успел вскинуть вверх ни одного щупальца, как из его пасти, из глаз, из ушей фонтанами хлынула янтарно-жёлтая кровь. Ещё мгновение — и было бы поздно. Но палец Ивана среагировал раньше, чем его хозяин. Иван ещё только заметил чёрную тень, когда из парализатора, зажатого в его руках, ударил тончайший пучок невидимого пламени. Говорун-людоед скатился трехцентнерным живым мешком к ногам охотника. Он даже не успел распрямить своих крыльев. Это был выстрел-чудо! Проводника успели спасти. Но ещё долго в ушах у Ивана стоял жуткий хруст и омерзительное чавканье.

Вот и сейчас он словно вновь погрузился на тринадцатилетнюю глубину, побывал на планете У. Иван с удовольствием променял бы своё нынешнее «заключение» на то, стародавнее, далекое. Но не он был на этом свете Вершителем судеб.

Последние метры он пробирался, ступая почти неслышно, боясь выдать своё присутствие. Остановила его продвижение каменная стена грубой кладки.

Огромные глыбины были едва обтесаны, уложены одна на другую, скреплены чём-то почерневшим от времени. Но у стены было значительно светлее, чем в начале пути.

Куда теперь: вправо? влево? Иван застыл в раздумий. Чавканье и хруст были одинаково хорошо слышны и оттуда, и отсюда, с обеих сторон. Он пошёл вправо. И уже через пять или шесть шагов попал ногой в узкий колодец — еле успел вывернуться, сохранить равновесие. Пошел было дальше. Но что-то заставило его вернуться к колодцу.

Иван лег плашмя на холодную глинистую землю. Заглянул в колодец… И его передёрнуло судорогой от мизинцев ног до затылка. Эдакого зрелища Иван не ожидал увидать! В багряном густом полумраке-полузареве открывалась внизу огромная пещера с мраморно-белыми поблёскивающими матовым блеском полами и иссиня-чёрными, явно отшлифованными или механизмами или человеческой рукой стенами. Но это всё было третьестепенным, даже вообще не заслуживающим внимания. Главное же леденило кровь. Посреди пещеры, на мраморном полу, вольготно раскинув двенадцать мясистых могучих лап, выставив живой горой гребнистую спину, лежало трехглазое рогатое чудовище, каких Иван отродясь не видывал, хотя он мог кой о чём порассказать. Чудовище это было болотно-зеленого цвета, мохнатое и с чрезвычайно большой головой, каких обычно не бывает у глупых и диких тварей. Все три глаза, беспрестанно высовываясь из огромных глазниц, озирали пещеру — и таилось в них что-то неведомое, угнетающее, давящее. Ивану поначалу показалось, что это светится в глазищах чудовища недобрый, настороженный разум. Но он тут же смекнул: всё сложнее. Мысли эти рождались без его воли, он просто автоматически отмечал детали. А воля была просто подавлена, сознание оцепенело, ибо видимая картина порождала ужас.