Фебус. Недоделанный король - Дмитрий Старицкий

У негрил — кинжалы, короткие абордажные сабли или дубинки.

Никто не брал железных доспехов, чтобы не звенеть ими, только гамбизоны и широкие пояса толстой кожи.

«Кошки» отковали в ближайшей кузне, по одной на десяток бойцов — преодолевать внешнюю стену. Но как это часто бывает, подготовка вышла избыточной.

Когда бастард передавал осажденным рыцарям первый транш затребованных проституток, то заметил, что ворота отеля запираются на очень такой симпатичный брус. Не тяжелый до неподъемное™, как то обычно в замках бывает, а вполне себе посильный для одного человека. Тем более что требовалось его не снимать, а всего лишь сдвинуть в сторону и приоткрыть одну створку ворот. Большего и не надо.

Гасконские кавалеры его еще про овес спросили, на что Жан Жаныч задумчиво сказал, что овес будет только для ослов, и то завтра. Но принимающая сторона не восприняла издевку из-за солидной залитости своих глаз. Только потребовала, чтобы не только мулов, но и коней их не забыли накормить. Посчитали, что мы пошли на все их требования. Обрадовались.

А вот когда сопровождали третью партию работниц сферы сексуального обслуживания, которых приходилось периодически отбивать у жаждущих женской ласки понаехавших в город рыцарей, то Жан Жаныч обратил внимание на одну путану.

— Что тебе сказать, Франсуа Гастоныч… Валькирия. Высока, стройна, сильна и… красива. Тут я недолго думая отвел ее в сторонку и… — тут бастард, подмигнув, сделал многозначительную паузу, — и вербанул. Легко. Даже избыточно. Один золотой авансом, а второй после дела пообещал. Дальше оставалось только ждать, когда у этих рыцарей музыка с женскими визгами закончатся. Так вот они, представляешь себе… до рассвета почти гулеванили, нарушая общественный порядок громкими звуками в неположенное время. Впрочем, мы и так атаковать решили с рассветом, чтобы с факелами внутри зданий не замора-чиваться. Мало того что факелы эти не столько светят, сколько самих слепят, так еще и руки занимают.

Набулькав себе сидра, бастард лихо опрокинул в глотку слабо шипучий напиток и крякнул от удовольствия.

— И что дальше?

Интересно же мне, а тут даже телевизора нет. Новизна окружения прошла, и стал несколько одолевать сенсорный голод.

— Дальше… дальше все было легко и просто. Нам даже не пришлось стену форсировать. Завербованная путана качественно затрахала единственного их часового до полного бессилия, между делом споив вусмерть, и оставила его отдыхать на сеновале. Потом, когда его негрилы пеленали, он «мама» выговорить был не в состоянии и даже плохо понимал, что с ним делают. Справившись с главным заданием, эта валькирия с первыми неясными еще проблесками рассвета приоткрыла нам ворота. Осталось только просочиться. А твоих мурманов тихому передвижению учить не нужно было. Двери все были не заперты, ломать ничего не пришлось. Так что тихо распределились по этажам, как то было запрограммировано, и мурманы по сигналу разом повязали всех гасконских кавалеров пьяненькими и тепленькими, только-только уснувшими.

— Как? — только спросил я, желая подробностей.

— Как, как… Каком кверху. Франсуа Гастоныч. Заходят на цыпочках два мурмана в келью. Один путане соску ладонью зажимает, второй клиента спросонья отоваривает киянкой по лбу. А уж изумленного клиента повязать — это как два пальца об асфальт. Сейчас кавалеры отсыпаются от этой пьянки, но уже в плену. Млядей распустили отдыхать по основному месту работы, вот только заплатил им за труды я, а не рыцари Альбре. Не шарить же мне у кавалеров по кошелькам… Но зато мои негрилы на халяву попользовали девок на конюшне перед их роспуском, разговелись.

В конце своего доклада Жан Жаныч предложил превратить Тамплиерский отель в замок тюремного содержания пленников. А что? Под рукой, но уединенно. Доступ ограничен. С одной стороны обрыв, с другой всего две улицы. Просто разворачиваем пушки дулом к городу, а хоботом к воротам…

— …и аля-улю, — закончил он свой патетический спич. — Хрен кто сунется, Франсуа Гастоныч, тебе все равно нужна нормальная тюрьма, при твоих-то реформаторских замашках. Вот тебе и готовая Бастилия. Ничего строить не надо. Так… мелкий «евроремонт». Засовы на двери поставить, замки навесить, а то тамплиеры баловались полной открытостью жизни перед братией. Кое-где и сами двери требуется поменять на более прочные.

Решетки на окна. Впрочем, это даже не обязательно — там такие узкие бойницы, что даже пацан не пролезет. Локал-ки для прогулок во дворе выгородить и отделить от ворот и хозблока. Колючку на стены… Хотя колючка в эти времена слишком дорого выйдет при ручной работе, достаточно кучу битых бутылок по верху стены зацементировать. Вышки для охранников можно и деревянными сделать по первости.

— Какое битое стекло, Жан Жаныч? Окстись… — возразил я. — Стеклянная тара сейчас только в Венеции на секретном острове делается и продается чуть ли не на вес золота. Наладим у себя производство стекла — тогда и настанет для нас далекое светлое будущее, Жан Жаныч: построение ГУЛага в одной отдельной Гаскони. Вот так-то, — поднял я кубок с сидром. — В любом случае, если дело с Альбре доведем до конца, считай себя кавалером чести ордена Горностая. Ну, будьмо…

И мы чокнулись бокалами по-русски.

— Все равно мне носить можно только «Золотое руно», и ничего больше, — пожал плечами бастард, поставив опустевший кубок на стол. — Таков устав Ордена.

— Ой, Жан Жаныч, да кто этот устав соблюдать будет, без Карлуши-то Смелого? — засмеялся я. — Ты вспомни Атоса в «Двадцать лет спустя»… или в «Тридцать…». Точно не вспомню, из какой книги, но цитирую тебе Дюма почти дословно: «На нем красовались знаки орденов Золотого руна, Подвязки и Святого Духа, что одновременно в таком сочетании можно было встретить разве что у коронованных особ…» Так что не заморачивайся и носи все разом — пусть завидуют.

Бастард пожал плечами и затем радостно осклабился:

— А что? Я такой… весь из себя герой. Будешь отрицать? Тыры-пыры восемь дыры… помнишь?

В ответ я засмеялся намеку на старый анекдот, только замахал руками, показывая, что в его геройстве никто не сомневается ни на йоту.

— И это… — бастард вынул из-за пазухи сложенный лист и передал его мне, — вот список тех твоих придворных, кто посещал посольских в узилище за последние сутки. Мосарабы мои составили. Глядишь, и пригодится тебе такой компромат на них.

И я подумал: это мое упущение, что таковых записей ранее не вели мурманы. Но не трудно будет их опросить и постфактум, вроде провалами памяти они не страдают. А там разберемся, где просто визит вежливости, а где и сговор.

— Решено. Всех перевести из башни в отель. Не рассчитана башня на такое количество заключенных, — констатировал я.

— Но сначала нужен ремонт, сир, — заметил бастард. — Чтобы это была именно тюрьма, а не профилакторий.

— Сколько того ремонта? — спросил я, прикидывая, успеем ли с этим до коронации.

— Максимум неделя. Можно и быстрее, только мастеров подогнать побольше и правильно их мотивировать.

— Добро. Вот ты этим и займись. Смету, приблизительный расчет того, что делать немедленно, а что может и подождать. Деньги возьмешь у Микала.

— Ну, как всегда… — засмеялся бастард. — Инициатива имеет инициатора.

Вторая половина дня прошла в хлопотах и приготовлениях к завтрашней охоте на благородных оленей. Главный ловчий — барон дю Монтде Марсан, обещал мне выставить королевского оленя не менее чем с десятью отростками на рогах.

Желающих выехать со мной на охоту было чрезмерно много. Такой толпой можно было всю дичь в округе разогнать, что она больше в наши края и носа не сунет, и я объявил гендерную сегрегацию.

— Со мной на охоту едет только молодежь, претендующая стать пажами де корт. Хочу на них посмотреть в деле.

Возразить мне никто не посмел, но все равно набралось больше двадцати всадников. Не считая моего шута, телохранителя Марка, ловчего и его егерей.

Саншо звать с собой было бесполезно — он от Каталины не отходил ни на шаг.

Подготовка к охоте была веселой, как в любой компании подростков, которым предстоит оторваться в пампасах без взрослых, и остро переживающих это приключение заранее. И мне с ними — ровесниками моего тела, было хорошо и комфортно.

Но, видимо, я что-то делал не так, потому как, отозвав меня в сторонку, шут с серьезным выражением лица прочитал мне нотацию:

— Двор, куманек, это один большой гадюшник. Любой двор. Твой двор — не исключение. Любая твоя ошибка будет замечена, препарирована и высмеяна, обрастая самыми гнусными домыслами и сплетнями. Поэтому когда с кем-то из этих мальчишек будешь говорить, то просчитывай, кто у него отец, кто мать, кто дядя… К какой придворной партии они принадлежат, и всегда будь настороже. Доверяй только тем, в ком уверен как в себе самом. Не смотри, что они еще мальчишки… Самые прожженные придворные интриганы вырастают именно из таких мальчишек, начинающих обучаться при дворе интригам с младых ногтей, в пажах.