Вся Агата Кристи в трех томах. Том 1. Весь Эркюль Пуаро - Агата Кристи

Комиссар ахнул от неожиданности и даже подался вперед, всем своим видом выражая крайнее изумление.

— Мадам Добрэй? Вилла «Маргерит», что тут рядом?

— А я что говорю. Очень даже приятная дамочка.

Старуха презрительно вскинула голову.

— Мадам Добрэй, — бормотал комиссар. — Просто немыслимо!

— Voilà, — проворчала Франсуаза. — Вот и говори вам после этого правду.

— Да нет, что вы, — поспешил ее успокоить следователь. — Нас просто удивило ваше сообщение, вот и все. Мадам Добрэй и мосье Рено, они что же, э-э?… — Тут он деликатно замялся. — А? Наверное, так и было?

— Откуда мне знать? Впрочем, что ж тут удивительного? Мосье ведь был milord anglais — trиs riche,[89] а мадам Добрэй, она еле концы с концами сводила, но trиs chie,[90] хотя они с дочерью живут очень скромно. Но меня не проведешь, это женщина с прошлым! Теперь она, правда, уже в летах, но, ma foi,[91] еще хоть куда! Сама не раз видела, как мужчины на нее заглядываются. А в последнее время она — все в городе это заметили — в расходах не стесняется, видно, денежки-то завелись. А ведь было время, каждую копейку считали.

Франсуаза тряхнула головой с видом совершенной уверенности в своей правоте.

Мосье Отэ в задумчивости поглаживал бородку.

— А мадам Рено, — заговорил он наконец, — как она относилась к этой… дружбе?

Франсуаза пожала плечами.

— Она ведь всегда уж такая вежливая, такая обходительная… Говорят, она ничего и не подозревает. И все-таки сердце-то, оно ведь все чувствует, как вы думаете, мосье? День ото дня мадам все худеет да бледнеет у меня на глазах. Теперь уж она совсем не та, что месяц назад, когда они приехали сюда. Мосье тоже очень изменился. Точно его что-то мучило. И нервный стал — вот-вот сорвется. А чему тут удивляться — такие странные отношения… Ни выдержки, ни благоразумия. Одно слово — style anglais![92]

Я от возмущения аж подпрыгнул на стуле, но следователь как ни в чем не бывало продолжал допрос, не удостоив внимания выпад Франсуазы.

— Так вы говорите, мосье Рено сам проводил мадам Добрэй? Значит, она ушла?

— Да, мосье. Я слышала, как они вышли из кабинета и подошли к парадной двери. Мосье пожелал ей доброй ночи и запер дверь.

— В котором часу это было?

— Минут двадцать пять одиннадцатого, мосье.

— А когда мосье Рено пошел спать, вы не знаете?

— Минут через десять после нас. Эта лестница такая скрипучая, всегда слышно, когда кто-нибудь поднимается или спускается.

— Что же было потом? Ночью вы ничего не слышали?

— Совсем ничего, мосье.

— Кто из прислуги раньше всех спустился вниз утром?

— Я, мосье. И сразу увидела распахнутую дверь.

— А окна, они все были закрыты?

— Да, мосье. Все было в порядке, ничего подозрительного.

— Хорошо, Франсуаза, можете идти.

Старуха зашаркала к дверям. На пороге она обернулась.

— Скажу вам одну вещь, мосье. Эта мадам Добрэй скверная женщина! Да-да, мы, женщины, лучше знаем друг друга. Это недостойная особа, попомните мои слова.

Покачивая головой с важным видом, Франсуаза удалилась.

— Леони Улар, — вызвал следователь.

Леони появилась на пороге, заливаясь слезами, чуть ли не в истерике. Но мосье Отэ оказался на высоте и весьма ловко справился с рыдающей девицей. Она только и твердила о том, как увидела связанную мадам с кляпом во рту, но зато уж живописала эту сцену с истинным драматизмом. Ночью же она, как и Франсуаза, ничего не слышала.

Потом пришла очередь ее сестры Дениз, которая подтвердила, что хозяин, мосье Рено, разительно изменился в последнее время.

— С каждым днем он становился все угрюмее, потерял аппетит. Всегда был в дурном настроении.

У Дениз была своя версия преступления:

— Тут и думать нечего, с ним расправилась мафия! Эти двое в масках, кто они, как вы думаете? Ужас что творится в мире!

— Возможно, вы и правы, — невозмутимо заметил следователь. — А теперь скажите мне, милочка, это вы вчера открывали дверь мадам Добрэй?

— Не вчера, мосье, а позавчера.

— А как же Франсуаза сказала, что мадам Добрэй была здесь вчера?

— Нет, мосье. Действительно, вчера мосье Рено посетила дама, но это была вовсе не мадам Добрэй.

Удивленный следователь выспрашивал и так и этак, но Дениз твердо стояла на своем. Она прекрасно знает мадам Добрэй. Та дама, что приходила вчера, правда, тоже брюнетка, но ниже ростом и гораздо моложе. Переубедить девушку было невозможно.

— Вам раньше приходилось видеть эту даму?

— Нет, мосье, — сказала она и добавила неуверенно: — И еще, мне кажется, она англичанка.

— Англичанка?

— Да, мосье. Она спросила мосье Рено на очень хорошем французском, но акцент… пусть самый легкий, всегда выдает иностранцев. К тому же, когда они выходили из кабинета, они говорили по-английски.

— И вы слышали, о чем они говорили? Я хочу сказать, вы поняли что-нибудь?

— О, я хорошо говорю по-английски, — с гордостью ответила Дениз. — Правда, эта дама говорила слишком быстро, и я не ухватила смысла, но последние слова мосье Рено, которые он сказал, открывая дверь, я поняла.

Девушка помолчала, потом старательно, с трудом выговаривая слова, произнесла по-английски:

— Да-а… да-а… но, рати боога, идите сечас!

— Да, да, но, ради бога, сейчас уходите! — повторил следователь.

Он отпустил Дениз и, поразмыслив немного, снова вызвал Франсуазу. Он спросил ее, не могла ли она ошибиться, точно ли мадам Добрэй приходила вчера. И тут Франсуаза выказала удивительное упрямство. Вот именно что мадам Добрэй была здесь вчера. И сомневаться тут нечего, конечно, это была она. А Дениз просто-напросто выставляется тут перед вами, voilà tout![93] И про иностранную даму она все сама сочинила. Хочет показать, что тоже не лыком шита — английский знает! Наверное, мосье и вообще ничего не говорил по-английски, а если и говорил, это ничего не доказывает, ведь мадам Добрэй отлично болтает по-английски, а с мосье и мадам Рено она только по-английски и разговаривает.

— А мосье Жак, сын мосье Рено, — он здесь часто бывает — так он вообще еле-еле говорит по-французски.

Следователь не стал спорить с Франсуазой, он только поинтересовался шофером и узнал, что как раз вчера мосье Рено отпустил Мастерса. Вероятно, ему не понадобится автомобиль, сказал мосье, и шофер может взять отпуск.

Тут я заметил, что Пуаро недоуменно нахмурился — лоб его над переносицей прорезала глубокая морщина.

— В чем дело? — прошептал я.

Он нетерпеливо тряхнул головой.

— Прошу прощения, мосье Бекс, надо полагать, мосье Рено и сам умел водить автомобиль?

Комиссар вопросительно