Отмеченные богами (СИ) - Анна Завгородняя

— Долго ты ещё будешь мучить меня? — спросил он тихо. Я повернула к нему голову.

— Мне кажется, что ты никогда не полюбишь меня. Нас ничего не связывает. Мы как чужие друг другу, — продолжил он.

— Это не моя вина, — сказала я.

— Но я люблю тебя, — он резко развернулся и подошел к кровати, — Что ты прикажешь мне делать?

Я не знала, что сказать ему. Я многого не понимала в наших отношениях. Возможно, если бы он не был таким скрытным…

— Расскажи мне о том, что произошло на самом деле со мной там на острове, — я приподнялась и села.

Он удивленно посмотрел мне в глаза.

— Что ты знаешь?

— Я ничего не знаю, потому и спрашиваю, — слишком резко ответила я, — Наши отношения не станут лучше, пока ты что-то утаиваешь от меня.

— Я не могу, — ответил он.

Я собралась ему было возразить, как резкая боль пронзила мое тело. Я согнулась пополам и застонала. Эйрик бросился ко мне, упав на колени, схватил мою руку и поднес её к губам.

— Ребенок? — спросил он.

Боль прошла, но только для того, чтобы новой волной возвратится. Я почувствовала, как увлажнилась простыня подо мной.

Эйрик ещё раз поцеловал мою руку и бросился к двери.

— Гуда! — закричал он, распахнув её. Крик эхом пронесся по спящему дому, и уже буквально через пару минут в мою комнату заскочила его растрепанная, сонная сестра.

— У неё начались схватки, — сказал Эйрик.

Гуда быстро взглянула на меня и сказала Эйрику:

— Быстро приведи повитуху!

Мой муж буквально выбежал из комнаты. Я переждала очередную волну боли, когда Гуда села рядом и обняла меня.

— Все будет хорошо, — сказала она твердо.

Повитуха пришла быстро. Первым делом приказала рабам растопить камин и нагреть воды. А так же принести побольше чистых полотенец. Схватки начали учащаться. Боль была просто невыносимой. Я стонала и корчилась, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. Время шло, повитуха выжидала.

— Скоро уже, — успокаивала она меня, но по её лицу я видела, что что-то идет не так.

По моему лицу струился пот. Полотенца, пропитанные кровью, едва успевали менять. Я закрыла глаза, чувствуя, как сознание покидает меня. Словно во сне услышала голос повитухи.

— Ребенок лежит неправильно. Он слишком большой для неё, она не сможет родить сама.

— Что же делать? — прозвучал перепуганный голос Гуды.

— Я сейчас попробую поменять его положение, — ответила повитуха, — Если ей не удастся родить самой в ближайшие минуты, придется резать живот, иначе младенец погибнет.

Я снова провалилась в блаженную тесноту без боли, но лишь на некоторое время. Вскоре новый приступ заставил меня очнуться. Глаза упорно не открывались. Я услышала новый голос, он принадлежал мужчине, но почему-то сейчас это меня совершенно не волновало. Хотелось только одного, чтобы этот ад поскорее закончился.

— Она умирает, — плачущим голосом проговорила моя подруга.

— Я не допущу этого, — сказал какой-то мужчина.

Я приоткрыла глаза. Лицо, склоненное надо мной, было расплывчатым. Я проморгалась, резкость постепенно стала возвращаться.

— Руд, — мужчина был молод и удивительно красив, — Держись. Я рядом и я не позволю тебе умереть.

Он поцеловал меня в лоб и стал что-то быстро говорить. Слова лились словно песня, но я не понимала её содержания. Только почему-то мне становилось легче. Боль постепенно стала уходить, когда я почувствовала, как из моего тела отделилась его часть. Теплая кровь, заливавшая ноги, постепенно стала бежать все медленнее. Крик младенца прозвучал в наступившей тишине, и кто-то сказал голосом, полным торжества:

— Мальчик!

Я хотела привстать, но сил не хватило даже на то, чтобы пошевелить пальцами.

— Она скоро поправится, — сказал мужчина и вышел.

— Спасибо тебе, Алазар, — сказала ему вслед Гуда и добавила, — Никогда бы не подумала, что буду когда-то благодарить тебя.

— Она моя дочь, — ответил мужчина, — Я был бы совсем плохим отцом, если бы не помог в самую трудную минуту в её жизни и, к тому же, я бы не вынес, если бы она умерла, и нам пришлось бы видеться каждый день в моем царстве.

Услышанное удивило бы меня, если б у меня остались силы на то, чтобы удивляться. Повитуха показала мне ребенка, уже вымытого и замотанного в чистые пеленки.

— Настоящий богатырь, — сказала она гордо, — Весь в отца!

Я устало улыбнулась. Гуда помогла мне приподняться и влила в рот какую-то горькую гадость.

— Теперь ты заснешь. Тебе надо спать и набираться сил. Я пойду, обрадую твоего мужа, он, наверное, весь извелся в ожидании.

Выпитое снотворное стало действовать, и вскоре я провалилась в спасительный мир снов без сновидений.

Мальчика я назвала Данном. Это был красивый ребенок с необычными сине-зелеными глазами. Он родился с густой копной волос на голове и таким громким голосом, что когда требовал чего-то, внимания или грудь, то кричал так громко и звонко, что я серьезно опасалась за свой слух и за уши окружающих. Эйрик, казалось, был счастлив, но иногда, когда он думал, что я не вижу, я замечала, что он как-то странно смотрит на нашего сына, словно ищет в его чертах что-то особенное, известное только ему. Мальчик совсем был не похож ни на меня, ни на своего отца, хотя, конечно об этом было ещё рано судить. Дети, взрослея, меняются.

Прошел всего месяц с момента рождения ребенка, как Гуда стала настаивать на том, чтобы я возобновила наши с ней занятия на мечах. Поначалу я сопротивлялась, но скоро сдала под её безумным натиском. Каждое утро, покормив Дана, я спешила на тренировку, оставив ребенка на попечение няни-рабыни. Пожилая женщина, растившая ещё Гуду и Эйрика, с удовольствием возилась с малышом, и я не переживала за него, пока он находился в её надежных руках. Вначале занятия выматывали меня, и хотелось каждый раз придумать достойный повод, чтобы пропустить их, но постепенно, я стала втягиваться и скоро приобрела прежнюю форму.

Я была почти счастлива. Эйрик больше не докучал мне со своей любовью, очевидно решив выждать какое-то время, и я была благодарна ему за это. Единственное, что беспокоило меня, это был тот человек, которого я видела во время родов. Долгое время я пыталась расспросить о нем Гуду, но как-то не предоставлялось удобного случая. Но, он все-таки настал.

Урбан и Эйрик были заняты тренировками во дворе, а мы с Гудой впервые остались вдвоем, без Ингрид и матери Эйрика. Сидя у окна и кормя сына, я решительно посмотрела на подругу и спросила:

— Кто был тот человек, который присутствовал при моих родах?