С «Джу» через Тихий океан - Дончо Папазов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из всей нашей компании, пожалуй, самой интересной парой были австралийцы. Ему 70 лет, ей 65. Они покинули Австралию 10 лет назад и с тех пор живут на яхте, скитаясь по белу свету. Свою яхту они назвали «Bachelor's wife» – «Жена холостяка». Долгое время они жили в Африке, в Южной Америке, на Антильских островах. Сейчас уже во второй раз находятся в южных морях. Оба сухощавые, бледнолицые, всегда улыбающиеся, курят и крепко выпивают.
Интересно, что большинство молодых людей, которых мы встретили на островах, а это в основном американцы, не курят. Я даже в дневнике записала: «Не курят, не пьют, только чай да разговоры до умопомрачения».
Еще перед тем, как отправиться к Рози, мы зашли в лавку китайца. Он как две капли воды похож на одного из героев книги Анны ван де Вилле «И Пенелопа путешествует». Отказавшись поменять французские франки на полинезийские (официальную валюту французской Полинезии) и предпочтя им американские доллары, владелец лавки стал нас расспрашивать – кто мы, как добрались, куда направляемся и правда ли, что у нас сломана мачта.
В поисках подходящей для мачты трубы мы с Лесли и Джефом побывали всюду, но тщетно. Самое лучшее, что видели, – железобетонный столб.
Распространился слух, что на остров приезжает губернатор Таити. И началась спешная подготовка к его встрече: танцы, репетиции. Вечером все население Атуаны, от стариков до детей, собралось на площади. Пели, хлопали в ладоши и обсуждали танцоров. Танцы полинезийцев чрезвычайно сложные и трудные, ритуальные, тесно связаны с бытом. Есть свой распорядитель, который руководит танцем. Он запевает, остальные ему отвечают, и так до конца танца ведется диалог. У мужчин пляски воинственные, сопровождаемые гортанными кликами и устрашающими движениям копий. Иногда они пляшут с зажженными факелами в руках. И так ловко и виртуозно перебрасывают их, так стремительно вращают их, что создается впечатление извивающейся в пламени фигуры. Некоторые женские танцы исполняются на коленях, движения рук при этом очень выразительны.
Самые, пожалуй, интересные пляски – смешанные, в которых состязаются, стараясь переплясать друг друга, двое мужчин и девушка или же юноша и девушка. Здесь демонстрируются чудеса темперамента – вращение бедрами, причем мужчины совершают его, танцуя на кончиках больших пальцев ног. Этим искусством владеют далеко не все полинезийцы – очевидно, оно достигается огромными усилиями. Я приложила немало труда, пытаясь постичь секрет танца, но так и не смогла добиться такой виртуозной быстроты, гибкости и изящества.
Наиболее захватывающее зрелище – это пляски в сопровождении ударных инструментов, которые представляют собой всевозможные горшки, обтянутые кожей, и специальные молоточки. Танцоры и музыканты все время поют. В танцах полинезийцев столько кипучей радости и жизни, а у танцоров и музыкантов так сияют глаза, что невозможно спокойно слушать и равнодушно смотреть. Мне показалось, что и в моей душе что-то поднялось и выплеснулось восторгом. «Боже мой, что же это за колдовство?!» Ночь, остров посреди Тихого океана, пылают факелы, немыслимо извиваются гибкие тела, мечутся длинные и черные как смоль косы, а мы с Дончо сидим будто на раскаленных углях, неистово хлопаем в ладоши и вместе со всеми самозабвенно издаем гортанные клики.
Но пляска продолжается. И самая полная девушка пляшет в таком темпе, извивается столь пластично, что невольно думаешь: да есть ли у нее кости, уж не гуттаперчевая ли она?!
Когда танец закончился, несколько пожилых мужчин подошли к танцорам и выразили им какое-то неодобрение – видимо, те допустили ошибку в одном из множества ритуальных движений. Танцоры и музыканты не пошли в пальмовую рощу, как в старое доброе время, когда естественным завершением пляски было удаление парочек в теплую, благоухающую ночь. Нынешним плясунам вот уже 70 лет церковь объясняет, что благочестиво, а что грешно. Поэтому они после короткой передышки вновь продолжили репетицию.
В два первых вечера на танцорах и музыкантах была очень удобная одежда – «парео», лоскут цветастого ситца, повязанный на бедрах. На некоторых островах «парео» продолжают носить и мужчины. Женщины в последнее время надевают также блузки или повязывают через шею на грудь лоскут цветастого ситца. Женская грудь, о которой столько вздыхали рыцари в Европе, для полинезийца никакого интереса не представляла. Поэтому туземки грудь не прятали. Когда же появился белый человек, то он объявил их бесстыдницами. Бедные полинезийки! Откуда им было знать, что оставлять женскую грудь обнаженной, чтобы ее видели мужчины, – это большой стыд. Так бы они и жили в неведении, если бы не пришел кто-то со стороны и не указал им на такой позор! А у полинезийцев была своя, веками складывавшаяся мораль, которая вполне подходила для их географической широты и совсем не годилась для других широт. Поразительно, насколько условна и относительна мораль на нашем земном шаре! Но вспомним, как много на свете других народов и стран и, значит, сколько еще различных «моралей» существует на белом свете!
Маркизцы (которых, надо заметить, считают самыми красивыми среди полинезийцев) на генеральной репетиции были наряжены в листья кокосовых пальм. Из пальмовых листьев изготовили юбки: для мужчин – короткие, для женщин – подлиннее, ниже колена. Грудь женщины прикрыли связками листьев, а на голову надели венки из цветов. У мужчин на голове красовались короны все из тех же пальмовых листьев. Появился и отряд всадников в таком же одеянии, но с копьями в руках, будто готовился не торжественно встречать губернатора, а напасть на него.
Танцы проходили всегда по вечерам, и мы не могли их снимать при свете факелов. Однако мы упорно таскали с собой киноаппараты, надеясь, что когда-нибудь пляски начнутся засветло и уж тогда мы обязательно отснимем чудесные кадры. Пока же я записала их песни на магнитофон.
К сожалению, никто из нашей группы не говорил по-французски. Называю «группа» потому, что обитатели всех яхт, стоявших в заливе, жили дружно, одним коллективом. Была среди нас одна швейцарка в обществе американского морского офицера. Она-то и помогала нам общаться с местным населением. Правда, они вскоре отплыли. Но нам с Джуди, как самым непоседливым и общительным, удалось наладить дружеские контакты с островитянами и с помощью нескольких французских фраз, которые знала Джуди, добывать фрукты. Кое-где плоды мы покупали, а кое-где их нам просто дарили. Когда мы предлагали полинезийцам деньги, они энергично отмахивались, совали их обратно нам в карманы и заваливали нас всевозможными дарами. Мы возвращались к себе с огромными сумками, доверху набитыми плодами хлебного дерева, папайи (нечто вроде дыни, но растущей на дереве), манго и мелкими кислыми лимонами. Даже вино брали в долг у Рози. Почему в долг, я уже и не помню – вероятно, не было при себе денег. Помнится, однажды мы вернулись с Джуди из деревни с богатыми трофеями – несколько сумок с фруктами, много хлеба и два бидона вина. Всю поклажу несли трое курчавых, улыбающихся местных молодцев, а мы важно шагали впереди них. На берегу наши мужчины, ошеломленные этим зрелищем, встретили нас изумленными возгласами. А мы готовы были лопнуть от гордости и не пожелали дать никаких объяснений. Юноши, имена которых мы так и не запомнили, потому что в каждом насчитывалось до 15 гласных звуков, молниеносно вскарабкались на ближайшую пальму и набросали нам целую гору кокосовых орехов. Потом спустились на землю и показали, как тремя ударами ножа отсечь верхнюю часть ореха и пить прохладное и свежее бесцветное кокосовое молоко. В спелом орехе молоко превращается в твердую массу белого цвета, тоже очень вкусную и жирную. Из зрелого ядра получают ценную копру, которую сушат и затем продают.