Фарьябский дневник - Виктор Носатов

Первые мирные дни у меня из памяти не выходил образ Аркашки. С увеличенного портрета на меня словно с укором смотрели его по-мальчишески доверчивые глаза и словно спрашивали: «Ведь в том бою все могло быть и по-другому?».

Могло быть, Аркаша, если бы ты и твои ребята думали бы только о себе. Но ни ты, ни твои ребята, обеспечивая огневым прикрытием наш маневр, меньше всего думали о своей личной безопасности. По-другому и быть не могло, ведь ты прекрасно понимал, что без вашей огневой поддержки могли сгореть все наши шесть боевых машин. Ты сделал все, что мог, и даже больше. Теперь я и десятки моих боевых друзей у тебя в неоплатном долгу. Дорого заплатили за твою гибель душманы. За десять месяцев после твоей гибели мы основательно потрепали банды нашего главного врага Мавлави Кара. Уже перед заменой я узнал, что сам Мавлави убит.

Он убит, но тебя-то этим не вернешь, не вернешь ребят, погибших в тот трагический для всех нас день. Кто заплатит за гибель десятков тысяч наших ребят в Афганистане? Кто вернет матерям их сыновей, женам мужей, детям отцов?

Знаю точно, только не смерть еще сотен и даже тысяч боевиков. Ведь смерть одних еще никогда не воскрешала других.

Я, как мог, заглушал в себе это чувство вины перед погибшими. Помогал, чем мог, Аркашиной семье, когда его жена и сын Сашка столкнулись с первыми трудностями. Пока сын Аркадия Волкова был маленьким, я рассказывал ему об отце как о герое-интернационалисте.

Но скоро Сашка повзрослеет и спросит меня, зачем мы были там. Что я ему отвечу, еще не знаю, но я готовлюсь заранее к этому вопросу. Ведь рано или поздно на него нужно ответить именно нам, «афганцам», не только Сашке, но и всему народу.

Помогал семьям погибших, которых у нас в городе не меньше ста. В этом находил хоть и маленькую, но отраду. Ведь долги надо возвращать.

Со временем, когда мне уже казалось, что Афганистан понемногу забывается, начали сниться кошмары.

Я почему-то один с автоматом на какой-то высотке. На меня движутся молчаливые моджахеды. Я стреляю в них. Вижу даже, как трассы пересекаются с их телами. А они почему-то не падают. Все идут и идут на меня, оскалившись в молчаливом крике.

Я вставляю последний магазин, стараюсь стрелять одиночными, экономлю каждый патрон, а они идут и идут. Можно уже разглядеть их расширенные то ли от злости, то ли от ужаса глаза, слышу их шумное дыхание.

От ужасной мысли о том, что нападающие и в самом деле бесплотные духи, которые вот сейчас начнут хватать меня своими огромными ручищами, у меня волосы встают дыбом.

Мелькает мысль: бежать. Но сзади пропасть, бездонная и мрачная. Через мгновение душманы будут надо мной, что делать? Вдруг я замечаю небольшую расселину в скале. Ползу туда, осторожно и в то же время торопливо начинаю туда спускаться. Нащупываю ногой какую-то выемку, опираюсь на уступ. В этот момент чувствую, как враги занесли над моей головой приклады, и в страхе дергаюсь и срываюсь.

С воплем «А-а-а…» просыпаюсь.

Так повторялось довольно-таки часто.

К кому я только ни обращался.

Не помню, кто посоветовал мне не держать в себе афганский груз, больше рассказывать о том, что испытал там, своим друзьям. Друзья мои рассказы встречали с недоверием. Ведь многое из того, о чем я говорил, они слышали впервые. Привычка обо всем судить с подачи средств массовой информации преодолевалась с трудом.

Я, не обращая внимания на скептическую реакцию друзей, старался выговориться. Признаться, это помогло. Кошмары стали реже, и вскоре я перестал падать во сне.

С трудом добившись более или менее духовного комфорта, я столкнулся с массой чисто служебных проблем. Раньше, после училища, я многих из них почему-то не замечал или считал, что так и должно быть. После Афганистана все они почему-то начали приобретать для меня принципиальное, даже какое-то жизненное значение.

На войне все было достаточно просто. Вот враг – в него стреляй. Вот друг – его выручай. Да и все мы, наверное, были чище, честней, именно в экстремальных ситуациях каждый из нас словно счищал с себя шелуху жизненных приобретений и становился самим собой. Если солдат или офицер стремился во время боя спрятаться за спину других, то ему, не глядя на форму и количество звезд, говорили в глаза: ты трус.

Глава XXV

Из воспоминаний Пайкора Мохаммад Хашима, в 1982–1984 гг. – губернатора провинции Фарьяб

К моменту ввода советских войск в Афганистан и в провинцию Фарьяб, в частности, обстановка в Меймане, улусвольствах и валикадарствах была довольно сложной. Народная власть только-только становилась на ноги. Пехотный полк и недавно созданный оперативный батальон царандоя были слабо вооружены. Не хватало боеприпасов, обмундирования. Защитники революции ходили кто в чем. Все это, конечно же, не способствовало успешным боевым действиям правительственных сил против моджахедов. В этот период в провинции насчитывалось около 40 вооруженных бандформирований. Душманы грабили кишлаки, физически уничтожали партийцев (членов НДПА) и активистов народной власти. Мне часто приходилось выслушивать претензии старейшин ограбленных, а зачастую и сожженных душманами кишлаков, которые хотели одного – защиты от бандитов. Рейды войск, проводимые командованием правительственных сил в труднодоступных районах, где в основном и хозяйничали боевики, пользы приносили мало. Как только войска покидали охраняемый район, там вновь орудовали бандиты. Были случаи, когда они захватывали или уничтожали целые подразделения правительственных войск. Так, под Кайсаром было уничтожено крупное подразделение из состава пехотного полка, расквартированного в Меймене, которое было направлено для охраны органов народной власти.

Усложняла обстановку в провинции и обостряющаяся фракционная борьба в НДПА. Одно время дошло до того, что местные «парчамисты» решили совершить свой небольшой переворот, чтобы захватить всю власть в провинции. Конечно же, мы им этого не позволили, но тем не менее на устранение всех существующих партийных разногласий приходилось тратить слишком много времени и сил.

Вот почему весть о прибытии в Афганистан большой группы советников, руководством провинции была встречена с большой надеждой и радостью.

Мне приходилось сталкиваться с советскими военными советниками и раньше; насколько я знаю, в 1972 году в Афганистан было направлено около 100 советских военных консультантов. Отношение к ним было самое уважительное. В центральных газетах не редко цитировались слова, сказанные шахом М. Даудом: «Если хоть один волос упадет с головы советского офицера, виновный поплатится жизнью». Это и понятно, ведь и тогда и сейчас все, от ракет ПВО до шомполов, в армии Афганистана было советского производства. До момента ввода войск в Афганистан в 1979 году советские военные консультанты и специалисты передвигались по Афганистану без охраны и всюду встречали самый радушный прием.