Бог сумерек - Всеволод Глуховцев

– Почудилось... – повторил он со странной интонацией.

– Ну да. – Игорь потрогал пальцем переносье. – Как будто что-то так... – Он не договорил, но Палыч его понял.

– Тень, – сказал он.

Артемьев помялся, он не очень был уверен.

– Даже не знаю, – сказал наконец так.

Лев Евгеньевич тоже стал всматриваться очень внимательно в ясную даль и не увидел ничего. Он хмыкнул с сомнением.

– Тень, тень, – ответил на это хмыканье Палыч. – Сначала только тень.

– Сначала тень? – переспросил Огарков. – По-моему, все-таки тень должна быть после.

– То по-вашему, – невозмутимо молвил Палыч. – А здесь – сначала.

ГЛАВА 14

Дракон, снесший башку глупому гордецу, огляделся. Безголовый труп валялся подле, но одного трупа, понятно, было мало. Потому и огляделся дракон, ужасный его взгляд заскользил по миру, отыскивая грешников, некрещеных, богохульников, умерших нечистой, лютой смертью. Конечно, он легко нашел таких: маньяка-убийцу, которого должны были расстрелять по приговору суда, но вместо того палачи вставили ему в член и в задний проход два электрода и умело пропускали ток в шестьсот вольт, так что сначала он обосраася, потом у него .выкрутило и порвало связки в суставах, потом полопались глазные яблоки, потом он в муках изгрыз и окончательно откусил язык, потом его половые органы обуглились и стали дымиться, а потом наконец он издох и теперь валялся в тюремной котельной, на очереди в топку. Еще он увидал висельника, удавившегося у себя на квартире и висящего четвертый день, распухшего и протухшего, а также тело проститутки, зарезанной бандитами и валяющейся в придорожной лесополосе.

И он выдернул все эти трупы, сгреб их, взмахнул могучим крылом...

Замок стоял под синим небом, на склоне, среди сосен. Приземлившись на круглой верхней площадке башни, похожей на шахматную ладью, дракон прогромыхал вниз по винтовой лестнице и вошел в громадную залу, всю выложенную черными и красными мраморными плитами со множеством высоких двустворчатых дверей. Он бросил свой груз – неряшливой зловонной кучей – зашагал, скользя когтями по мрамору, к необъятному камину, заглянул вглубь. Дрова – расколотые вчетверо, толстые сосновые поленья – сложены были аккуратным – массивом. Потом посмотрел на себя в гигантское, до потолка зеркало... Ну что, дракон как дракон. Солидная картина.

Вернулся к трупам. Ручища у него была как человечья, пятипалая, только из металлических блестящих звеньев, что твоя кольчуга, и вместо ногтей – когти, как кривые кинжалы. Этими руками управлялся он играючи. Взял висельника, сунул один коготь под воротник рубахи, без усилий рассек ее вдоль спины, потом брючный ремень, брюки... Так раздел догола. Потряс рванье: вылетели и веселыми колокольчиками расскакались по полу монетки, брякнула связка ключей. Больше ничего.

Отшвырнув тряпки, за ноги поднял посиневшее нагое тело, запустил его верхней частью в клыкастый раскаленный зев, сомкнул резцы. Раздался хруст.

Подергивая длинной шеей, дракон кромсал человека, придерживал за ноги, осторожно высасывая кровь, стараясь не пролить ни капли – примерно так же мы обхватываем губами надкусанный пельмень, чтобы не расплескать аппетитный сок. Драконьи зубы дробили кости без помех, даже самые крупные; а трупный яд – ну, это ему было, что нам с вами перец.

Тем же манером дракон схрумкал и прочих мертвяков. Покуда жрал, вертикальные щели его зрачков неторопливо расширялись и сужались, из ноздрей выпыхивал сизоватый дымок. Пожрав же, пламенно рыгнул. Хорошо! Сграбастав распоротое тряпье, тяжко прошагал к камину, швырнул барахло в топку. После чего растворил пасть, фукнул как из огнемета, и поленья вспыхнули, затрещала, лопаясь, сосновая кора.

Дракон стоял, смотрел, как полыхает в печи, затем отвернулся. Постоял, подумал – и обратился в двухметрового, атлетического мужчину, белокожего, светловолосого и голубоглазого, как пришелец из Валгаллы. До пояса он был обнажен, на мощной шее – золотая цепь с золотым ромбическим медальоном, а на ногах белые лайковые лосины, крупно выделяющие мужское достоинство, и красные сафьяновые сапожки, на мягкой подошве, изящные, остроносые, с ремешками и шнурками, с синими сапфировыми пряжками по внешним сторонам подъемов.

Подойдя к зеркалу, оборотень с удовольствием полюбовался собой. Отступил на полшага, принял позу “двойной бицепс спереди”. Постоял так, распрямил спину, закинул руки за голову... Так бы он упражнялся еще невесть сколько, но вдруг встрепенулся, стал напряженным.

Он вслушивался. Глаза сузились, дыхание стало слышным. И вот он круто повернулся влево, быстро зашагал к одной из многих дверей, сильным толчком распахнул ее.

Он знал маршрут. Спешил, почти бежал по пустым залам, коридором, галереям. Шаги гулко отдавались в пустоте. Он взбегал по лестницам, спускался по ним, вновь взбегал, и вот он пришел.

Остановился перед малой дверцей, провел ладонью по волосам. Он оробел, и сразу стало страшно. Открыл дверь.

Комната, куда он вошел, была проста. Это была небольшая совсем пустая комната, куб: пол, потолок, четыре стены. Темно-серое все. Окон нет. Полумрак.

Затворив за собою дверь, оборотень осторожно прошел к стене напротив и встал на колени, вплотную, ладонями, лбом, носом и губами прижавшись к шершавому камню. Сжал зубы, но губы подрагивали. Стиснул плотнее, и все равно дрожали. Неспокойны были руки.

И раздался Голос:

– Я ждал тебя долго.

– Да, господин, – спешно проговорил оборотень.

– Ты виноват передо мной, – сказал Голос.

– Позволь объяснить, господин, – заторопился оборотень, ерзнув коленями по полу.

– Ты должен быть наказан, – сказал Голое. Оборотень снова сглотнул. Стало очень страшно.

– Господин... – начал он.

Бог сумерек

Боль скрутила его в бараний рог, вывернула суставы наизнанку, тело вспыхнуло огнем и стальной обруч скомкал череп. Терпеть стало нельзя.

Он ослеп и завизжал невыносимым, раздирающим визгом, от которого разлетелись в пыль стены замка, полегли леса и выплеснулись моря из берегов, а рвущий вопль летел все дальше и дальше, и мир оцепенел в страхе, и было это долго, дни и месяцы, и годы, годы, еще годы, и потом – бесконечно и бесконечно...

Так казалось ему. А в самом деле: икота и мычание. Зубы скоблили язык и обильная пена с кровью лезла изо рта на подбородок, вялыми ошметками падая на могучую грудь. Глаза закатились под лоб, стали пустые, а руки и ноги било судорогами.

И кончилось все. Он тяжко, со страданием дышал, глаза вернулись, и он увидел, что грудь, колени и пол у колен – в розоватой пене.

– Ты должен быть благодарен мне, – заметил Голос.

– Д-да, господин... – с трудом произнес оборотень, едва ворочая распухшим языком. – Да. Я благодарен тебе за справедливость и доверие. Я твой слуга навек.