Слепой часовщик. Как эволюция доказывает отсутствие замысла во Вселенной - Ричард Докинз

На самом деле наше субъективное суждение будет, вероятно, даже еще более ошибочным. Ведь наш мозг приспособлен оценивать возможность тех или иных событий не только на коротком промежутке времени, но и для узкого круга знакомых нам людей. Это связано с тем, что наш мозг формировался в тех условиях, когда средства массовой информации еще не властвовали над миром. Что означает массовое оповещение? Это означает, что, когда с кем-либо где-либо в мире произойдет что-либо невероятное, мы все прочитаем об этом в газетах или в “Книге рекордов Гиннесса”. Если кто-нибудь, выступая перед слушателями, воскликнет, что, дескать, пусть его поразит молния, если он лжет, и будет в ту же минуту поражен ею, мы прочтем об этом и довольно-таки впечатлимся. Однако на свете есть несколько миллиардов человек, с которыми такое совпадение могло бы произойти, а значит, оно было совсем не так велико, как кажется. По всей вероятности, природа наделила наш мозг способностью оценивать риски того, что может случиться непосредственно с нами, ну и еще с несколькими сотнями человек из нескольких окрестных деревень, откуда наши жившие племенами предки могли узнавать новости. Когда мы читаем в газете об удивительном совпадении, произошедшем с кем-нибудь из Вальпараисо или из Виргинии, на нас это производит большее впечатление, чем оно того заслуживает. Возможно, большее в 100 млн раз: именно таково соотношение между всем мировым населением, о котором пишут газеты, и численностью племени, от которого наш мозг “ожидает” получать информацию.

Такие “популяционные” расчеты точно так же применимы и к нашей оценке правдоподобия теорий о происхождении жизни. Только в данном случае речь идет не о численности земного населения, а о численности планет во Вселенной — тех планет, на которых жизнь могла бы зародиться. Этот довод уже приводился в начале данной главы, так что здесь я не буду подробно на нем останавливаться. Давайте еще раз вернемся к нашей мысленной мерной шкале невероятных событий, на которой в качестве ориентирных отметок использовались карточные расклады и броски игральных костей. Отметим на этой шкале, градуированной раскладионами и микрораскладионами, еще три точки: вероятность возникновения жизни на планете (скажем, за миллиард лет), если исходить из допущения, что жизнь возникает с частотой примерно один раз на планетную систему; вероятность возникновения жизни на планете, если приблизительная частота этого события — один раз на галактику, и вероятность возникновения жизни на случайно выбранной планете, если жизнь возникала во всей Вселенной лишь однажды. Обозначим эти три точки соответственно как Число Планетной Системы, Галактическое Число и Число Вселенной. Вспомним, что всего в мире где-то 10 000 млн галактик. Сколько всего на свете планетных систем, неизвестно, поскольку мы можем видеть только звезды, а не планеты, но прежде мы уже пользовались оценкой, согласно которой во Вселенной может быть около 100 миллиардов миллиардов планет.

Оценивая невероятность события, постулируемого, к примеру, теорией Кернса-Смита, мы должны исходить не из своих субъективных представлений о вероятном и невероятном, а из чисел, сопоставимых с этими тремя: Числом Планетной Системы, Галактическим Числом и Числом Вселенной. Ответ на вопрос, какое из трех подойдет лучше, зависит от того, какое из следующих утверждений мы считаем наиболее близким к истине.

Жизнь возникла только на одной планете во всей Вселенной (и следовательно, как мы уже аргументировали, этой планетой непременно является Земля).

Жизнь возникала примерно по одному разу в каждой галактике (в нашей галактике счастливый билет вытянула Земля).

Возникновение жизни — событие достаточно вероятное для того, чтобы происходить в среднем по одному разу на каждую планетную систему (так, в Солнечной системе удача улыбнулась Земле).

Эти три утверждения являются своего рода тремя контрольными точками в континууме взглядов на уникальность жизни. Истина находится, вероятно, где-нибудь между двумя крайностями, представленными в утверждениях 1 и 3. Почему я так считаю? В частности, почему мы вычеркиваем четвертую возможность, что возникновение жизни — это намного более вероятное событие, чем предполагается в утверждении 3? Дело в том, что будь оно так, будь возникновение жизни событием значительно более вероятным, чем можно предположить, исходя из Числа Планетной Системы, тогда к настоящему моменту мы должны были бы уже столкнуться с внеземными формами жизни — если не во плоти (что бы под этим ни подразумевалось), то хотя бы по радио. Не самый сильный аргумент, но уж какой есть.

Нередко указывается на то, что все попытки химиков воссоздать спонтанное возникновение жизни в лаборатории были неизменно неудачными. Этот факт трактуется так, как будто он опровергает те теории, которые химики пытались проверить. Но на самом деле стоило бы забеспокоиться, если бы получить жизнь в пробирке оказалось легким делом. Ведь химические эксперименты длятся годы, а не тысячи миллионов лет, и проводят эти эксперименты всего несколько химиков, а не тысячи миллионов. Если бы самопроизвольное зарождение жизни было событием достаточно вероятным, чтобы произойти за те несколько человеко-десятилетий, что были потрачены на эти химические опыты, это означало бы, что жизнь возникала неоднократно как на Земле, так и на многих планетах, находящихся в пределах досягаемости земных радиосигналов. Эти рассуждения, разумеется, не учитывают важного вопроса о том, насколько точно химикам удалось воспроизвести условия молодой Земли. Но, даже если признать, что ответа на этот вопрос мы не знаем, вся наша аргументация тем не менее останется в силе.

Если бы возникновение жизни было событием по нашим повседневным человеческим меркам вероятным, тогда на многих планетах, находящихся в зоне досягаемости радиосигнала, радио было бы уже изобретено достаточно давно (если учитывать, что радиоволны распространяются со скоростью 186 тыс. миль в секунду), чтобы за те десятилетия, в течение которых мы можем улавливать радиосообщения из космоса, мы уловили хотя бы одно. Если исходить из допущения, что инопланетяне изобрели радиотехнологии так же недавно, как и мы, то и тогда мы могли бы уже получить сигналы от примерно 50 звезд. Однако полвека — это лишь скоротечный миг, и было бы невероятным совпадением, если бы другие цивилизации развивались до такой степени синхронно с нашей. Если мы включим в свои вычисления те цивилизации, где радио было изобретено 1 тыс. лет назад, тогда количество звезд (со всеми планетами, вращающимися вокруг каждой из них), от которых до нас мог бы дойти сигнал, приблизится уже к миллиону. А если учесть и тех, кто изобрел радио 100 тыс. лет назад, то радиосигналы приходили бы к нам со всей галактики с ее триллионом звезд. Понятно, что при вещании на столь чудовищные расстояния сигнал доходил бы уже в изрядно ослабленном виде.

И вот мы приходим к следующему парадоксу. Если какая-либо теория о возникновении жизни будет достаточно “правдоподобна” для того, чтобы удовлетворять нашим субъективным представлениям о правдоподобии, тогда она окажется слишком “правдоподобной”, чтобы быть в состоянии объяснить всю ту безжизненность, какую мы наблюдаем во Вселенной. В соответствии с этим та теория, которую мы ищем, просто обязана казаться неправдоподобной нашему ограниченному воображению, привязанному к Земле и к нашей короткой жизни. Глядя под таким углом, можно и теорию Кернса-Смита, и теорию первичного бульона заподозрить в излишнем правдоподобии! Теперь, после всего, что я сказал, мне следует тем не менее сознаться: во всех этих расчетах столько неточностей и допущений, что, если бы какому-нибудь химику все же удалось получить самопроизвольное зарождение в пробирке, меня бы это отнюдь не обескуражило!

Мы по-прежнему не знаем, как именно начался на Земле естественный отбор. И данная глава преследовала лишь скромную цель показать, какого рода способом это должно было произойти. На сегодняшний день единая общепринятая теория возникновения жизни отсутствует, но это ни в коем случае не должно быть камнем преткновения для дарвиновского мировоззрения в целом, как некоторые — возможно, с надеждой — полагают. В предыдущих главах мы избавились от других таких мнимых затруднений, а в следующей уберем с дороги еще одно: мысль, будто естественный отбор может только разрушать и совершенно не способен к созиданию.

Глава 7

Созидательная эволюция

Иногда люди думают, что естественный отбор — сила исключительно отрицательная, способная только устранять уродцев и неудачников, но никак не создавать сложность, красоту и эффективность конструкции. Разве он не удаляет просто-напросто то, что уже есть, и разве не должен процесс истинно созидательный и привносить что-то? В какой-то мере ответом на этот вопрос может послужить скульптура. К куску мрамора ничего добавлено не было. Скульптор только удалил лишнее, но прекрасная статуя тем не менее возникла. Однако эта метафора не слишком удачна, поскольку некоторые могут сразу же ухватиться за ее неверную часть — тот факт, что скульптор является разумным создателем, — и не заметить существенную: что скульптор действует отнимая, а не добавляя. Но и на этом далеко не уедешь. Естественный отбор способен только отнимать, однако мутации могут и кое-что добавить. Действуя сообща в геологическом времени, естественный отбор и мутации могут порой давать начало процессам, имеющим больше общего со сложением, чем с вычитанием. Происходит это главным образом двумя способами. Первый носит название “коадаптация геномов”, а второй известен как “гонка вооружений”. На первый взгляд они существенно отличаются друг от друга, но оба при этом могут быть объединены под такими заголовками, как “Коэволюция” и “Гены в окружении других генов”.