Помеченная звездами - Элис Хоффман

Когда приехала полиция, Клэр отправилась на кухню, чтобы ответить на вопросы. Соседей уже опросили, в квартире отовсюду сняли отпечатки пальцев, хотя полицейские признавали, что выследить мелкого воришку непросто. Клэр все время смотрела на луковицы на полу. Она мучительно пыталась вспомнить, закрыла дверь или нет. Что она делала после того, как месье Коэн попрощался с ней? Клэр взяла луковицу, поднесла к лицу и заплакала. Сколько ни крепись, а лук сильнее. Он всегда заставит плакать.

Прибыли внуки мадам Коэн и взяли все в свои руки. Вызвали машину, договорились с похоронным залом и часовней. Юноши были такими высокими, а крыша такой покатой, что, казалось, в квартире стало тесно. Один уговаривал ворону зайти в клетку. Другие звонили родным, планировали похороны. Полицейские переговаривались так быстро, что Клэр не понимала ни слова. В конце концов, французский не был ее основным родным языком и даже вторым. Внезапно в ее голове промелькнула мысль на арнелльском: «Nom brava gig. Reuna malin».

Полицейские наконец приступили к допросу, и им пришлось повторять фразы снова и снова, чтобы Клэр поняла. Да, она работала с покойным. Да, у него были драгоценные камни и золото. И да, она могла оставить дверь открытой прошлым вечером. Возможно, она забыла ее запереть.

Дыхание Клэр участилось. У нее закружилась голова, подкосились ноги. В комнате было полно врачей, но никто не предложил ей подышать в бумажный пакет или выпить валиум. Зато один из внуков мадам Коэн принес стакан водки, который Клэр с благодарностью приняла.

— Я могу еще чем-нибудь помочь? — спросил молодой человек.

Это был Филипп, который отнес Шайло вниз по лестнице. В руках он держал клетку с вороной. Когда птица закаркала, он набросил на нее салфетку и заставил замолчать.

Клэр покачала головой.

Она ушла, Филипп окликнул ее. Похоже, она не услышала, и он бросился за ней по винтовой лестнице. На самом деле она услышала, но решила не обращать внимания. Теперь же она разозлилась. Ей хотелось одного: чтобы ее оставили в покое. Когда Клэр резко повернулась, Филипп споткнулся и поднял руки в знак добрых намерений.

— Я хотел помочь тебе добраться домой.

— Разве похоже, что мне нужна помощь?

Филипп стал онкологом, на что решались немногие врачи. Этот высокий, шести футов ростом, мужчина был трудоголиком и доподлинно знал одно: поставить диагноз очень сложно. Нельзя судить по первому впечатлению.

— Внешний вид обманчив, — заметил он.

— Я убила его. Неужели по мне не видно? Это я во всем виновата.

Клэр вышла на улицу и села на скамейку на площади напротив здания. Одиночество впивалось в сердце, точно острый нож. Машина забрала тело. Внуки мадам Коэн разъехались. Последней место действия покинула полиция. Клэр сидела под темнеющим небом, несчастная и безутешная. Ничто не способно защитить тех, кого она любит. Она увидела, что к ней идет мужчина. Под мышкой он держал птичью клетку.

— Уходи, — попросила Клэр.

— Не могу. Бабушка велела отвезти тебя домой, — Филипп Коэн сел рядом. — Не будь идиоткой, Клэр. Ты его не убивала. У него случился инсульт из-за тромба. Дядя Самуил девяносто лет ел что попало и последние десять лет почти не двигался. Его артерии закупорились. Смерть все равно настигла бы его.

— Если бы я закрыла дверь, он бы не умер.

— Старик был настоящим параноиком. Он наверняка проверил замок перед сном. А если даже нет, по крайней мере, вор положил конец его страданиям.

Клэр поморщилась.

— Ты все на свете можешь объяснить?

— Нет. Я не могу объяснить, почему забрал ворону. Терпеть не могу птиц. Поехали домой. «Спасибо» говорить не обязательно.

Он указал на стоящую поблизости машину. Ржавый «сааб» давно пора было помыть. Внук мадам Коэн заботился о многом, но не обо всем. Филипп и Клэр встали и пошли к машине. Девушке было не по себе. Этот человек явно считал, будто знает ее. Но он жестоко ошибался.

— Спасибо, — неискренне проворчала она.

Ей хотелось доказать, что она вовсе не избалованный неблагодарный ребенок.

— Пожалуйста.

Из вежливости Филипп говорил по-английски, хотя вежливость давалась ему нелегко. Он был грубоватым и прямым человеком. Возможно, поэтому его не отталкивали дурные манеры Клэр. Однажды в детстве в бабушкиной лавке она обозвала его простофилей, и он много недель пытался понять, что она имела в виду. Он и сейчас не был уверен. Клэр обычно держалась очень надменно, странно, что она позволила себя подвезти.

— Можешь не выходить из машины, — разрешила она, оказавшись на месте.

— Я и не собирался, — ответил он.

— Почему? Бабушка не велела?

— Потому что один из моих пациентов умирает и я должен его навестить.

— Вот как, — смутилась Клэр. — Понятно.

— Не переживай. Все мы когда-нибудь умрем, но он умрет сегодня или завтра. Я могу опоздать на похороны дяди.

Клэр, напротив, пришла пораньше. Ей хотелось посмотреть на месье Коэна в последний раз перед службой. Старик выглядел безмятежным, далеким от мирских несчастий, как и говорил Филипп. Клэр положила покойному под пиджак «скарабея сердца».

Кладбище было маленьким и старым, вдоль каменной стены росла сирень. Места не хватало, и скорбящим приходилось тесниться среди памятников, чтобы послушать службу у могилы. Месье Коэн не покидал квартиру больше десяти лет и поразился бы, как много людей пришло на его похороны и сколько слез они пролили. Даже месье Абетан, который никогда не встречал месье Коэна во плоти, пришел почтить его память. Бабушка Клэр упала в обморок перед службой. Слишком много печали, слишком много людей. Вокруг хватало врачей, и вскоре Наталию привели в чувство при помощи нюхательных солей и стакана холодной воды. Клэр подошла к Наталии и встала на колени. Ей хотелось сказать, что она виновата в смерти месье Коэна, что она не закрыла дверь, но она произнесла лишь:

— Мне ужасно жаль, Ама.

Наталия погладила ее по голове.

— Он подарил мне счастье на закате наших дней. Я ни о чем не жалею. А ты была для него дочерью. Ты никогда не забудешь того, чему он тебя научил.

Во время службы Наталия сидела рядом с мадам Коэн. Один из внуков мадам держал над их головами черный зонт. Раввин прочел погребальные молитвы. Клэр заняла место в заднем ряду, она надела черное платье, которое Жанна подарила ей, когда она только начала работать в магазине. Шерстяная ткань кусалась. Посередине службы подошел Филипп и сел рядом.

— Твой пациент умер? — прошептала Клэр.

Женщина в переднем ряду обернулась и уставилась на них.

— Не вертитесь, — сделал замечание Филипп. — Вы на похоронах.

Когда женщина отвернулась, Филипп переглянулся с Клэр. Она раньше не замечала этот блеск в его глазах.

— Еще жив, но скоро преставится. Лежит без сознания, так что ему все равно, рядом я или нет. А мне было нужно к тебе.

— Дай угадаю, — протянула Клэр. — Бабушка велела?

Филипп взглянул на нее и не ответил. Клэр тревожно отвернулась. Похоже, она знала о нем еще меньше, чем он о ней.

Поминки прошли в доме мадам Коэн. Соседки принесли свои лучшие блюда, и вскоре стол ломился от еды. Многие рецепты были Клэр знакомы: pot-au-feu, рагу «Любовь слепа», говядина с черносливом, крем-карамель с фисташками, мясные пироги. Она все это готовила, но не пробовала. Однако теперь, отведав на поминках, сочла их превосходными на вкус.

Наталия осталась на ночь у мадам Коэн. Филиппа попросили отвезти Клэр домой. Он пожал плечами, как будто ему было все равно.

— Соглашайся, Клэр, — посоветовала Ама. — Ни к чему бродить по улицам одной.

Мадам Коэн протянула молодым людям куртки и вытолкала их за дверь.

— Как ворона? — спросила Клэр на лестнице.

— Настоящая ведьма. Будит меня в четыре утра.

Филипп оставил машину во втором ряду на стоянке такси. Он всюду опаздывал и вечно спешил. Когда они подошли к машине, один из таксистов принялся скандалить. Из-за того что его автомобиль заблокировали, он потерял нескольких пассажиров. Мужчины послали друг друга к дьяволу, затем Филипп утихомирил таксиста парой евро.

— Некоторые люди — совершенные идиоты, — сухо заметил Филипп.

— Да, — согласилась Клэр. — Я знаю.

— Или простофили, что бы это ни значило. Наверное, то же самое.

— Более или менее, — согласилась Клэр.

Было уже поздно, моросил легкий дождь. Машины неслись мимо. Филипп сам распахнул заржавевшую пассажирскую дверцу. Фокус был в том, чтобы пнуть определенную точку под ручкой. Шел тихий, зеленый, холодный дождь. На Клэр было ожерелье из лазурита. Она пригнулась, садясь в «сааб», и услышала звон колокольчиков. Наверное, ей померещилось. Проверяя, она шагнула назад и посмотрела на младшего внука мадам Коэн, такого неугомонного в детстве — разбивавшего окна, изобретавшего мухобойки, хоронившего собак, сидевшего с умирающими и старавшегося порадовать бабушку чем только можно.