Шпионка. Часть 2 (СИ) - Вернер Анастасия

Один раз прозвучал вопрос: «А как с такой работой справляются замужние женщины?», на что Кларисса ответила резко и совершенно однозначно:

— Даже не смейте думать о любви.

***

Я стояла, прижавшись к стене, и хмуро смотрела, как Золин болтает с только ему знакомым парнем. Нет, серьёзно, где он находит этих людей? Кто они вообще? Как он умудряется собирать их вокруг себя?

Не справившись с негодованием, я поджала губы и отвернулась к окну.

Мы ждали, когда освободится аудитория, и можно будет занять места на лекторий. После выступления Клариссы Йельской я весь день пробыла в раздумьях, причём не самых радостных. Если первое время мою голову занимали слова о нежити, то впоследствии они плавно сменились на воспоминания о том, что мне сказал Золин. Мол, он мне услугу оказывает, что вечно издевается и пошлит. У меня аж кулаки чесались в желании ударить его в челюсть. Меня! Учить! Жизни! Так!

Я прекрасно владею своим эмоциональным состоянием, а то, что он там себе придумал, это его больная фантазия.

Догадываясь, что парень вновь сядет рядом со мной, я решила зайти в кабинет последней. Когда дверь открылась, другая группа вышла, а наша зашла, я подождала немного и тоже проследовала в кабинет. На стуле рядом с Золином стоял его рюкзак.

Довольно улыбнувшись, схватила его вещь и поставила на стол перед носом парня. Сама же плюхнулась на освободившийся стул и сказала тихо:

— Ты искал у меня татуировку.

— Что? — не понял тот, переводя непонимающий взгляд с рюкзака на меня.

Я наклонилась ближе и прошептала проникновеннее:

— Во сне моя татуировка не давала тебе покоя, поэтому ты раздевал меня. Очень. Очень. Медленно. Ты обследовал каждую клеточку моего тела, и залез в такие места…

Честно, я готова была начинать ржать, как лошадь. Хорошо, что в этот момент зашёл Прохор Авдеевич, иначе по аудитории прокатился бы очень неприятный звук, призванный имитировать смех.

Золин несколько секунд удивлённо пялился на меня, потом хлопнул челюстью и спросил с задоринкой:

— Надеюсь, я нашёл, что искал?

— Я проснулась до того, как ты достиг самого главного, — с каменным лицом ответила я. Убийственно спокойно открыла тетрадь, взяла самописку и прикинулась, что мы ведём светскую беседу.

— Могу ещё раз поискать, — аристократически задирая подбородок и являя всем идеальный профиль, прошептал парень.

Я тоже глядела перед собой.

— Ну, попробуй.

— Сегодня вечером, — холодно сказал Золин.

— Встретимся в кладовке, — таким же тоном отозвалась я.

— Лучше у меня.

— Не хочу, чтобы Марти нам помешал.

— Значит, у тебя.

— Не хочу, чтобы Дарина нам помешала.

— Тогда в кладовке.

— Договорились.

Мы переглянулись, оба едва сдерживая улыбки и пытаясь не выдать себя смешинками в глазах, после чего уставились в тетради и эту тему больше не поднимали.

— Так, студенты, кто из вас написал эссе «Мамулина доча»? — не утруждая себя приветствием, спросил наш преподаватель. — Быстрее, не надо стесняться, я ведь не буду вас бить.

Он сказал это с таким выражением лица, что сразу стало ясно: будет.

Спустя несколько мгновений поднялась чья-то рука. Мы с любопытством уставились на её обладателя, и внезапно выяснилось, что это… парень.

— Отлично. Даже не хочу знать, как тебя зовут. Встань в угол.

— Простите? — удивился тот.

— Прощаю. А теперь встань в угол.

— Но…

— Без всяких «но»! Ты решил ослушаться преподавателя? Хочешь, чтобы я вызвал проф-мага?

Парень удивлённо посмотрел по сторонам, словно искал поддержки у других первокурсников, но так и не найдя её, неохотно поднялся и подошёл к углу.

— Повернись к нам спиной.

Студент стиснул зубы, но возражать себе не позволил. Две секунды помялся, затем повернулся.

— И так будет с каждым, кто решит сделать из меня идиота, ясно? Мне не нужно, чтобы кто-то писал за вас. Мне нужны ваши мысли! Ваши, понимаете?! Пускай глупые, в чём-то наивные, но мне нужны ВЫ, а не профессионал, который напишет за вас работу.

Прохор Авдеевич устало потёр виски.

— Так, те, кто написал эссе «Мои родители», «Моя семья» и странное что-то без названия, но оно подписано именем Матильды. Вы тоже встаньте.

Мы встали, хоть и с явным раздражением.

— Разойдитесь по углам. Живо. И это теперь ваша клетка на весь урок за то, что решили сделать из меня идиота. Не надо придумывать какие-то нелепые истории. Поверьте, правду всегда видно. Знаете, почему? Потому что правда никогда не бывает сказочной и радужной.

Сказать, что мне захотелось придушить собственного преподавателя — ничего не сказать. Но пока не заняли второй угол у задней стены, я ломанулась к нему. Не хватало ещё стоять перед десятками пар глаз, тем более — спиной к ним!

Мы уткнулись носами в холодные стены и злобно сопели. В это время Прохор Авдеевич продолжил занятие.

— Хорошо. Теперь я попрошу встать того, кто написал эссе «Всё, что у меня есть».

Я стояла спиной к партам, поэтому могла полагаться лишь на свой слух. Кто-то отодвинул стул — скрипнули ножки о пол.

— У тебя получилось лучшее эссе из всей вашей группы. Я бы попросил тебя зачитать его вслух. У тебя есть право отказаться, но тогда ты можешь потерять моё расположение, а оно дорогого стоит, уж поверь.

Дальше я не поняла, что произошло. Какая-то заминка, копошение. Затем Прохор Авдеевич сказал «отлично». Чьи-то шаги, шелест листов. Кашель, словно прочищают горло.

После чего Золин начал читать:

Раньше мне легко было сказать, кто моя семья. Мои родители маги, у меня есть старший брат. Чтоб вы понимали, он старше меня на две минуты. Мы двойняшки. У меня есть мама, и когда-то был папа.

Обычно люди странно реагируют, когда я говорю, что мой отец погиб. Они начинают жалеть меня и сочувствовать, но мне кажется, это глупо. Сочувствовать можно тому, кто потерял работу, ведь этот человек сможет найти себе ещё одну. Но я не могу ни вернуть отца, ни найти себе другого. Мне кажется, нужно ввести правило: когда ты говоришь, что у тебя погиб отец, в ответ должно быть несколько секунд молчания.

Удивительно, но после того, как я его потерял, в моей голове многое поменялось. Странно, потому что я всё время спрашиваю себя: неужели, чтобы что-то понять, нужно потерять самого близкого и дорогого человека?

Я понял, что всё это время тратил свою жизнь на никому не нужные вещи. Дело в том, что мой отец был крутым и занимал не последнюю должность. Он тащил меня наверх, за собой, но я этого не ценил. Он многое сделал, чтобы обеспечить мне хорошее будущее. Но я понял это только после того, как его потерял.

После смерти отца с братом у нас стали складываться ужасные отношения. Мой брат инвалид, и это ужасно. Не потому, что он не может ходить, а потому что он всех отталкивает от себя. Такое чувство, что больше никто никогда не сможет к нему пробиться, и единственный способ вывести его на эмоции — начать на него орать. Только тогда он реагирует.

Маму я очень люблю, но в последнее время она отдалилась от нас. Если мы находимся дома, то она делает всё, лишь бы сбежать на весь день. Она пытается справиться с утратой, но, наверное, мы с братом каждой день напоминаем ей об отце.

Мне бы очень хотелось сказать, что они моя семья, но сейчас я вижу, что как семья мы разваливаемся. Мы родственники, но мы уже не семья.

Зато я нашёл свою семью в других людях. Их немного, но они поддерживают меня, заставляют улыбаться, шутить, они помогают мне выживать, они дают мне надежду на то, что ещё не всё потеряно. Благодаря им я жив, и я смело могу назвать их моей семьёй.

Мне на самом деле, жаль только одного. Я очень люблю этих людей, только они, к сожалению, никак не могут этого понять.

Я смотрела в пол. Я знала, как меня видят со спины: опущенная голова, напряжённые плечи, стиснутые в кулаки руки. Краем сознания прекрасно понимала, что выдаю себя этими жестами. Но мысли были слишком далеко, чтобы заставить тело подчиниться разуму.