«Если», 2002 № 02 - Ллойд Биггл

Когда Барри натер ноги, а бутерброды и чипсы кончились, он решил, что, пожалуй, на один день можно вернуться домой — на свой день рождения. В этот особый день его родители будут вести себя хорошо, а там уж можно снова сбежать. Во всяком случае, мама и папа любят собак, рассуждал он — они обучили уже целую кучу, хотя ни одна не шла ни в какое сравнение с Санди, так, может, они обрадуются, увидев, что теперь у него тоже есть свой замечательный пес. Как здорово сесть с ним рядом и погладить жесткую шерсть. Барри никогда не гладил взрослого пса, родители не разрешали. А милый, теплый, чуть пахнущий пылью Санди отлично подходил для того, чтобы обнять его, когда ты устал и хочешь отдохнуть.

У холма, покрытого коричневой травой со случайными вкраплениями ярких розовых, желтых и белых цветков, Барри повернул назад. Чем ближе он подходил к дому, тем отчетливее вспоминал, как его родители ругались с утра, и тем сильнее у него сжималось сердце. Точно так же они ругались и вчера, и позавчера, и поза-позавчера. А ведь он помнил, как много они смеялись, когда он был маленьким. То были отрадные воспоминания, и Барри не мог понять, почему родители не хотят жить, как раньше. Конечно, они не станут ругаться, когда увидят, что сын пошел по их стопам и заимел собственную собаку!

Задний двор был обнесен высоким забором для защиты от ветра; там держали молодых собак, которых брали из вольеров на обучение. Вот и сейчас отец Барри надел толстый нарукавник, а молодой ротвейлер изо всех сил старался стянуть его с руки человека. Поэтому отец не замечал сына до тех пор, пока Барри не остановился перед калиткой.

— Папа, погляди, кого я нашел! — крикнул Барри. — Такой замечательной собаки ты в жизни не видел! Его зовут Санди.

Ротвейлер отпустил нарукавник и, прежде чем отец успел удержать пса, кинулся через двор прямиком к калитке. Санди придвинулся вплотную к маленькому хозяину, опустив хвост и прижав уши; грудь его задрожала от глухого рычания. Но это только еще больше разозлило ротвейлера, и он бросился прямо на калитку. Папа Барри пытался экономить деньги, и, похоже, калитка тоже относилась к разряду вещей, на которых он экономил, потому что задвижка вывалилась… Последнее, что Барри услышал, перед тем как все прочие звуки утонули в лае и рычании, был крик отца:

— Ты, полудурок! О чем ты думал, когда решил приволочь сюда эту шавку?

В следующее мгновение обе собаки превратились в черно-коричневый водоворот визга и клочков шерсти, взлетающих в воздух вместе с каплями крови. Барри заплакал от страха за себя и свою собаку, он попробовал оттащить или отпихнуть ротвейлера, но не смог, упал в пыль от мощного толчка. Мать выскочила из дома. Барри не мог расслышать, что именно она кричала, размахивая руками. Подбежал отец; он принялся пинать и колотить рукой в нарукавнике коричневую часть рычащего клубка до тех пор, пока Санди не взвизгнул особенно громко и не пустился наутек. Ротвейлер хотел было броситься вдогонку, но отец Барри защищенной рукой обхватил его шею, а другой пристегнул к ошейнику поводок. Барри повернулся посмотреть, куда помчался Санди.

— Кретин! — крикнул отец, нажатием ладони заставляя ротвейлера сесть. — Ты хоть представляешь, сколько стоят эти собаки?

— Не называй своего сына кретином, — сказала мать, подходя. Руки у нее были скрещены на груди, щеки пылали. От нее пахло мылом. Потом она повернулась к Барри: — Где ты нашел эту дворнягу?

Барри пытался ответить, но его никто не слушал. Родители никогда не слушали его, если он плакал, но порой он не мог заставить себя перестать.

— Он не мой сын, — отрезал отец. — И я буду называть его, как захочу.

— Если он кретин, значит, твой, — сказала мать.

Вместо того, чтобы снова начать орать на нее, отец повернулся к Барри. Лицо его побагровело от злобы.

— Только и знаешь, что портить мне жизнь! Убирайся отсюда, и чтобы я больше тебя не видел, маленький мерзавец!

С Барри было довольно. Он слышал это не раз и знал все, что они скажут и сделают дальше, только готов был поспорить, что сейчас все будет намного хуже. «Надо же — нашел Санди и испортил им жизнь», — вспыхнула мысль.

И он побежал вдоль бывшей железной дороги, от слез почти ничего не видя вокруг, то и дело спотыкаясь. Скоро Барри упал, не в силах двигаться дальше. Он улегся под деревом с толстыми ветвями, на которое так любил забираться, и разревелся еще пуще. Солнце постепенно опускалось за дальние поля, деревья вдоль колеи потемнели. Воздух становился холодным и сырым, а лицо мальчика — грязным от пыли и слез.

— Я не хочу больше их видеть! — всхлипывал Барри. Мысли разбегались. Как он мечтал, чтобы Санди был тут; его так хорошо было бы обнять. Он жалел, что не может прекратить все ссоры на свете. Он надеялся, что с его собакой ничего не случится.

Маленький зонд вышел из подпространства в другой звездной системе, где, как он помнил, можно было отыскать людей. По крайней мере, здесь находилась одна из баз Союза.

Я здесь, — крикнул он мысленно. — Я не знаю, что делать дальше. Есть тут кто-нибудь?

Он прождал час, как обычно, снова и снова повторяя это сообщение, но база не подавала признаков жизни. Зонд уже собирался отправиться дальше, когда неожиданно услышал ответ.

«Великий господин и хозяин, шестьдесят тысяч лет мы ждали этой минуты. Прежде всего мы должны сообщить вам, что были против вашего заточения…»

О чем это ты? — спросил зонд. Его заинтриговало, что к нему обращаются так, словно он — человек, и все же он не спешил исправить эту ошибку, в надежде, что это поможет ему получить информацию о том, где найти настоящих людей. — Куда все исчезли? — добавил он. Под словом «все», он, естественно, подразумевал людей. Представитель любой малой расы должен был это понять.

«Мой господин, разве вы не были заключены в тюрьму на Земле, в Солнечной системе? — удивился туземец. — Именно там сейчас живут все люди, они пребывают в невежестве и копошатся в грязи с тех пор, как пришел конец Великой Эпохе. Ваш клан, должно быть, избежал последствий предательства. Слава предкам! Наш народ, р’каг‘кра, защищал людей на Судилище, доказывая, что вы принесли нам просвещение и славу, которой мы не знали за всю свою историю. Мы были готовы сражаться и умереть, служа вам, мы были готовы к тому, что вся наша раса погибнет. Мы не стали предателями. Мы единственные из союзников остались на вашей стороне, когда остальные лживо утверждали, что ваш народ виновен в Великой Войне. Ничто не может заставить р’каг‘кра пойти против человечества! Но изменники среди нас не дали нам возможности действовать!»