Звезда упала - Владимир Алеников

— Что сразу в постель к нему полезла, да? — жёстко сказала Вера.

Надя не выдержала, снова заплакала, закрыла лицо руками.

— Прости, прости меня!.. — глухо доносилось сквозь пальцы.

Вопросы становились всё больнее, били её наотмашь.

— Давно это у вас? Когда? Как долго?

Надя не отвечала, рыдала надрывно.

Вера расширенными глазами смотрела на подругу.

— Говори, — потребовала она. — Я хочу знать! Говори!

Голос у неё срывался, она сама уже была на пределе.

— Пожалуйста! — проговорила умоляюще. — Скажи мне всё.

Надя отняла руки.

— Скоро год будет, — сказала, всхлипывая. — Миша боялся тебе сказать…

Вера горько усмехнулась:

— Все всего боялись… Я одна бесстрашная.

— Вера, милая, — опять закатилась Надя, — родная моя, Верочка! Я страшно виновата перед тобой, прости меня! Я не хотела, честное слово… Меня это всё время мучило…

— Молчи! — вдруг выкрикнула Вера.

Надя испуганно осеклась.

— Не говори больше ничего, не надо. Я прощаю тебя, слышишь? Перестань…

Она судорожно вздохнула.

Надя напряжённо ждала, смотрела на неё неотрывно.

— Я искала тебя… — вдруг по-детски пожаловалась Вера. — Долго искала.

— У меня была другая фамилия и имя, поэтому ты и не могла меня найти.

— Как это? — не поняла Вера.

— Долгая история. Так получилось. Сначала от немцев пряталась, боялась, что Генрих нас разыщет. Потом от тебя… Я только недавно себе своё имя вернула. Чуть под суд не угодила из-за этой катавасии с документами. Чудом отделалась строгачом. Ну и понизили меня, конечно. Была заведующая в библиотеке, а теперь вот просто… книжки выдаю. Да и на том спасибо, что не уволили…

Надя внезапно замолчала, понимая, что говорит совсем не о том.

Вера тоже сидела безмолвно, думала о своём.

Мимо, не поглядев в их сторону, пробежала беспризорная тощая собака, потом прошла парочка, в темноте было непонятно, какого возраста, только видно, что он в шляпе, а она в платке.

— Вер, не молчи, скажи что-нибудь, — взмолилась Надя. — Я сойду с ума, если ты будешь молчать… Хочешь, я больше с ним не увижусь?.. Никогда! Клянусь тебе!..

Вера печально покачала головой. Она уже всё обдумала.

— Это ничему не поможет. Он всё равно не может мне простить историю с Генрихом. И потом, он хочет детей. А у меня их больше нет. И не будет. Это уже точно.

Надя в ужасе смотрела на неё, пыталась осознать услышанное.

— Ты… заберёшь… Алёшу? — тихо спросила она.

Вера снова отрицательно мотнула головой.

— Моя жизнь всё равно разбита. Зачем мне разбивать ещё и твою?.. Ты моя лучшая и единственная подруга. Ты спасла меня от жуткого кошмара, от ужасного преступления… Ты его спасла… Ты имеешь полное право на этого ребёнка…

Она судорожно хватала ртом воздух. Слёзы вновь душили её, не давали говорить.

Она продолжила через силу, сдавленным шёпотом:

— Я так искала тебя, так ждала… Я надеялась, что ты вернёшься… вместе с мальчиком… что мы будем жить рядом, в Дарьино… что мы вместе… что я тоже…

Вера захлебнулась, неумелые слова путались, забивали рот. Она всё же огромным усилием опять взяла себя в руки, постаралась произнести как можно спокойней:

— Теперь так уже невозможно…

— Ну почему же… — попыталась протестовать Надя, — мы же…

— Нет-нет, не спорь, — твёрдо прервала её Вера, — это совершенно невозможно… Невозможно! Всё!

Надя поняла, что говорить больше не о чем, она права.

Всё!

И снова обе они безутешно плакали, крепко обнявшись.

— Пойдём ко мне, — в конце концов проговорила Надя. — Что мы тут сидим, мёрзнем…

— Нет-нет, ни за что, — испугалась Вера. — О чём ты говоришь!.. Но ты права, надо идти. Иди домой, пожалуйста. Мне тоже пора назад ехать. Ночь скоро. Я только об одном тебя прошу, не говори ему, кто настоящий отец. Он не знает?

— Нет, что ты!..

— Пусть никогда и не узнает.

Опять наступила пауза.

Обе задумались, смотрели куда-то вдаль.

— Ты хочешь, чтоб я так и жила с этим? — повернувшись к подруге, несчастным голосом спросила Надя.

Вера кивнула.

— Да. Кроме меня и тебя никто не должен об этом знать. Только так у Алёши, у тебя и у Миши есть шанс на нормальную жизнь. У всех вас троих. Иначе ничего не получится. Затравят его. Да и обо мне подумай.

Надя с удивлением вглядывалась в лицо подруги. Она и в этом была права.

Откуда только она брала силы, чтобы утвердиться в подобной правоте, произнести вслух свой окончательный приговор — «У всех вас троих» ?!

— Я понимаю, Вера, — хрипло сказала Надя. — Ты права. Я обещаю. Никто и никогда.

Вера медленно встала.

Всё было сказано. Пора прощаться.

Сколько можно!

— Обними меня, — прошептала она.

Надя бросилась ей на шею.

— Будьте… счастливы… — выдохнула Вера. — Хотя бы вы…

Она разжала руки, повернулась и, чуть пошатываясь, пошла прочь.

Надя смотрела неотрывно, пока Вера не исчезла из виду, потом медленно побрела в обратную сторону. Только сейчас она ощутила, как страшно замёрзла, ноги совсем окоченели, ведь выскочила совсем налегке.

Вера, зная, что Надя глядит ей вслед, старалась держаться, шла по возможности ровно, выпрямив спину. Ей удалось завернуть за угол аллеи, но тут силы полностью оставили её, в глазах стало совсем темно, ноги подкосились, и Вера без сознания упала на землю.

Глава 62

РЕШЕНИЕ

Надя вошла в комнату. Её трясло. Михаил рванулся к ней с перекошенным от волнения лицом:

— Что с тобой? Где ты была? Что случилось?

Она ничего не могла ответить, бессильно опустилась на стул. Кружилась голова, руки дрожали, стучали зубы.

Он перестал спрашивать, содрал одеяло с кровати, набросил на неё. Она закуталась, стало чуть легче.

Михаил схватил со стола бутылку водки, зубами сковырнул крышечку, протянул ей.

— На, выпей, согреешься!

Она хлебнула. Поперхнулась, закашлялась.

Он забрал бутылку, встал рядом, крепко тёр её по спине широкой ладонью.

— Сейчас будет легче.

И впрямь стало легче, внутри потеплело, в голове прояснилось.

— Мы с Алёшей прямо разнервничались!.. — укоряюще приговаривал Михаил. — Вдруг вскочила и унеслась как сумасшедшая… В чём дело-то?

Дрожь постепенно прекратилась.

Она подняла голову, посмотрела на него тяжёлым взглядом, сказала глухо:

— Я виделась с Верой.

— С Верой? — переспросил он неожиданно низким голосом. — Она была здесь?

— Да, — кивнула Надя, всё так же тягуче глядя на него. — Мы разговаривали. Она всё знает.

Михаил оглянулся, подвинул к себе табурет. Он тоже должен был сесть, чтобы осмыслить услышанное.

— И что теперь? — не сразу спросил он. — Чем кончился разговор? Где она?

— Уехала, — коротко ответила Надя.

Она внимательно наблюдала за ним, ловила каждую мелочь.

То, что сказала ей Вера, было очень важно, но вовсе ничего не решало. Окончательное решение всё равно должен принять Миша, и никто из них двоих — ни она, ни Вера, — не могут на него повлиять, он будет решать сам.

Его серьёзное нахмуренное лицо внезапно остро впечаталось ей в память, именно таким она запомнит его, если им придётся расстаться.

Алёша, почувствовав, что происходит что-то серьёзное, оторвался от своих переводных картинок, подошёл поближе к Михаилу, заглянул ему в глаза.

— Ты теперь от нас уедешь, да? — с ужаснувшей Надю прозорливостью спросил он. — И больше не будешь к нам приезжать?

Тот единственной рукой подхватил мальчика, усадил его на колени, прижал к себе светлую головку.

— Ну что ты такое говоришь, Алёша! Куда я от вас уеду?.. Как это я могу к вам не приезжать?.. Я без вас не могу!..

Алёша подумал немного, словно взвешивая его ответ, а потом вдруг произнёс куда-то в сторону, словно ни к кому конкретно не обращался:

— А как же тётя Вера?

Надя замерла, потрясённо разглядывала сына.

Оказывается, он всё знает, всё прекрасно понимает и чувствует. С присущей ребёнку непосредственностью он задал самый важный, самый больной вопрос. На него следовало ответить, и поскорее. Но она не станет этого делать. Ответить должен Миша.

Надя ждала. Незаметно стиснула кулачки, больно вонзила ногти в ладони.

В комнате стало очень тихо, напряжение достигло предела.

— Тётя Вера очень хорошая, Алёша, — спокойно произнёс Михаил. — Очень. Она спасла меня, тебе наверняка мама про это рассказывала. Она вылечила меня, когда я сильно болел, мог умереть. И я ей благодарен за всё. И всегда буду благодарен. Но моё место здесь, с вами…

Алёша крепко, изо всех сил обнял его, прижался лицом к широкой груди.