Роман о девочках (сборник) - Владимир Высоцкий

Я продолжаю писать песни не только для театра и кино, но и для компании; и песни, которые можно исполнять в зрительном зале; и, конечно, песни, которые не имеет смысла исполнять перед зрителями, а можно спеть только дома: у всех есть такое сокровенное, что хочется сказать только дома жене и что никогда не скажешь в большой компании, – это совершенно естественно, абсолютно нормально.

Я никогда не пою на бис – это же, опять повторяю, не концерт. Я свою норму сегодня перевыполнил (спел примерно на 102 процента). Напрасно вы говорите, что мало, – просто я сегодня взял темп побыстрее, чем обычно. Можно было бы несколько песен назад уйти со сцены, покобениться там минуты три, снова выйти – дескать, вот какой я демократичный: «Высоцкий устал, его просили – он спел». Получается, что все знают, сколько они будут работать, только я один не знаю.

Спасибо за ваше долгое терпение, что вы после камерных голосов все-таки выдержали нашествие этого татаро-монгольского ига в лице моего голоса. Я хочу вам сказать еще об одном: у меня много песен. Я их, правда, никогда не считал, думаю, около тысячи. У меня много песен и стихов, которые никогда не исполнялись с эстрады, и мне пока есть что показывать. Но я все равно это перепеть не смогу за один раз, – чтобы все перепеть, нам с вами нужно где-нибудь запереться недели на две и сидеть там до упора. Это дело невозможное. Сегодня я постарался, чтобы каждому, независимо от возраста, профессии, вероисповедания, зарплаты, настроения и так далее, досталось по куску.

Я вас благодарю еще раз и с удовольствием буду к вам приезжать. У вас хорошие лица. Вы смеетесь, когда надо, серьезны тоже, когда надо, – в общем, вы сегодня делали все хорошо. Надеюсь, что и я тоже.

Я надеюсь, что, пока живу и пока могу двигать рукой, я буду продолжать писать песни. Если мои друзья будут того желать, я буду писать эти песни для их картин, для спектаклей, ну и, естественно, для своих друзей и знакомых. В общем, сколько буду жить – столько буду писать, потому что это одно из самых моих любимых занятий, авторская песня.

До новых встреч. Всего доброго. А я поехал сниматься.

Письма

22 июля 1954 года,

Адлер – Москва, В. Акимову

(Открытка)

Здравствуй, негодный!

Ты этого обращения заслуживаешь, так как провожать меня не пришел. Я уехал хорошо. Из Сочи приехал в Адлер, который находится от Хосты, где живет Толян, на 10 км, так что ты понимаешь, скучать я здесь не буду, тем более, что когда приедет батя, в начале августа, поеду жить в Сочи, а там грех скучать.

Море, вернее, на море я упал. Сегодня был 3-х-балльный шторм, и я купался, во-о-о какой я, поэл, пала.

В Адлере тоже есть кадры, довольно приличные. Ты скоро уходишь в поход, так что не пиши, я разрешаю. Передай огромный привет маме и дяде Ване.

Цел<ую>.

В. Выс<оцкий>.

<6 апреля 1958 или 1959 года>

Москва, Н. Высоцкой

(Открытка)

Мамулик! Если ты думаешь, что твой сын настолько невнимателен, что забыл, то ты ошибаешься. Сын твой тебя любит как очень хорошую, настоящую мать и поздравляет тебя с днем твоего …летия.

Вовка.

<Июль 1959 года> Москва,

П. Масальскому

(Записка)

Дорогой Павел Владимирович! Были у Вас Буров и Высоцкий. Хотели перед отъездом Вас повидать. Все остальные уже отдыхают или собираются. Передают Вам через нас большой привет и о здоровье беспокоятся. Дошли до нас слухи, что Вы себя неважно чувствуете, и вот сейчас расспросили – тоже, говорят, неважно. Но мы надеемся увидеть Вас 1-го сентября отдохнувшим и, как всегда, бодрым и веселым. Хотел и рассказать Вам о поездке, которая прошла в основном удачно. Были почти все 2 недели в районах Ступино – Подольск – Серпухов. Принимали хорошо. В одном отзыве написали даже, что мы «можем быть в прославленном МХАТе». Подробно расскажем по приезде.

Ваши студенты Буров, Высоцкий.

7 сентября 1960 года,

Москва – Грозный, В. Акимову

Ой ты гой еси, Володимир, свет Володимирович!

Дошел слух до нас, что ты стал грозой грозненских черкешенок, осетинок и одесситок. И что прилабуниваешься ты к звездам нашей отечественной кинематографии.

Мы с Васьком перед тобой злые вороги, ибо сукины мы дети, доселе письма тебе не написали. А потому начнем по порядочку.

Были мы в Риге. Город этот древний, но жизнь там дорогая, и Васечки прожили и прогуляли там души свои и шмотки. Я – рубашечку свою, а Гарик часики и плавочки нейлоновые.

Васечек приехал в столицу нашу с рублем в кармане и на одном полустанке продал авторучку, чтобы взять постельку и понежить тело свое бело и пьяное.

Я же остался в Риге играть массовку и репетировать. А потом тоже приехал в Москву. С Изой – женой моей – все в порядке, так что не переживай особо.

А в квартиру твою на Садово-Каретный, д. 20, поселили мы двух витязей на недолгий срок. Витязи из театра из моего, жить им негде, окромя вокзалов. Ведут они себя тихохонько, спят одемшись, уходят не умывшись, не охальничают, девок не насильничают, пьянки пьяные не устраивают. Соседи на них не нарадуются. Приедешь ты, и мы их все равно выгоним – рыцарей-то. Но… ежели ты против, мы могём и сейчас сказать. Но жаль витязей. Голодные они и бездомные. И опять же тихие и только ночуют. Соседка твоя Зинаида, кормилица наша, следит за ними неотступно.

В Москве ничего нового, погода серая, «Эрмитаж» работает, но нами не посещается, ибо я вечерами работаю, а Гарик хочет устроиться. Там сейчас грузинское «Рэро» болты болтают.

Я репетирую с утра и до вечера спектакль «Свиные хвостики». Название впечатляет. Пока не очень получается, но ни хрена.

Гришечка ублажает бабушек и дедушек на дачах, Мишечка же на телевидениях работы работает, декорации на тачках возит и все знает.

Целуем тебя в уста сахарные, друзья твои неизменные

Васечки.

20 февраля 1962 года,

Свердловск – Москва, Л. Абрамовой

Люсик! Уже я в Екатеринбурге, то бишь в Свердловске. Уже на подъезде ощутил я влияние стронция-90, потому что запахло гарью и настроение резко ухудшилось, в самом же городе, как говорят, махровым цветом расцвела радиация, и люди мрут как мухи. За окном – мерзкая мелкая дрянь падает с неба, и все миниатюрные артисты бегают по магазинам и ищут противорадиационные шмотки. Поселили в гостинице «Большой Урал» в маленький номер с мизерными удобствами и с новым артистом Рудиным (бывший Зильберштейн). Он – ничего себе – тихий, слушает песни и не пахнет майором. Скоро пойдем на спектакль.

Теперь по порядку. Сели в поезд. Гарик приехал провожать. Рассказал, как ему тяжело, как он влюблен в демонстрационный зал ГУМа, как ему хорошо под татаро-монгольским игом, спел «Бабье лето», и я уехал. Все шло, как обычно: пьянь у мужиков (кроме меня), вязание у баб, гитара с песнями у меня. Все пленились блатными песнями, особливо «Татуировкой», звали выпить, но я придумал грандиозную версию: сказал, что у меня язва, печень, туберкулез, астения и перпетуум-мобиле. Отстали. Сосед мой по койке напился и ходил все утро больной. И я ему рассказал, как прогоняют колотунов. Прогнал и воспылал ко мне уважением. Спесивый я, правда?! Видел тебя во сне. И ведь понимаю, что бесперспективно, а пригрезилось. И баклажанная икра тоже. Бонд и мсё.

Лапик! Любимый! Не хулигань, не пей, не болей, не рожай и не переходи улицу в недозволенных местах, помни мои наказы и пиши. Целую.

Засим – с пожеланием счастья в твоей ярко цветущей жизни, с приветом к тебе

Вовка Высоцкий.

P. S. Привет всем родным и Ясуловичу с Харитоновым. Люсик! Пиши скорее! Город Свердловск, гост. «Большой Урал», № 464.

23 февраля 1962 года,

Свердловск – Москва, Л. Абрамовой

Люсик, Солнышко и лапик!

Послал тебе письмо и решил ждать ответа. Но… вотще, напрасно… так сказать, всуе! Никаких вестей. Ну а зря! Потому что и так скучно. Живу, как ведмедь сибирский, в отрыве от семьи и вообще стал похож на командировочного. Уже сыграно несколько спектаклей. (Кстати, недавно, вместо «спектакля» в разговоре сказал «концерт». Обида была кровная.) Я почти ничего не делаю и отбрыкиваюсь от вводов, потому что все-таки это не очень греет, и уйти уйду обязательно. А чтобы это было безболезненно – надо меньше быть занятым. Доллары все равно капают, так что чего уж там! Несмотря на это – умудряются каждый день занимать меня в репетициях, а вечером – спектакль, а после работы – «вытягивай члены, усталые члены, вытягивай, тяни!» Шуаны действительно смешные. Они там поют: «Да! Робеспьер капканы решил нам становить». Интересно, оказывается, «Моржовую девушку» написал Поляков. Очень обрадовался он, что я про нее чего-то знаю.

А вообще – гнусно. И город, и народ, и все. За все это время ни разу не посмеялся, ничего не произошло, даже песни не пою и не пишу. Сосед мой – Рудин, как оказалось, пьесу пишет. Как Чехов, по 4 строчки в день. Утром мне эти строчки читает и сам глупо хихикает. Сегодня, например, разбудил и говорит: «Смотри, какой удачный диалог…