Как переучредить Россию? Очерки заблудившейся революции - Владимир Борисович Пастухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Общества, сумевшие обзавестись современным политическим государством, в долгосрочной перспективе приобретают существенные конкурентные преимущества перед всеми другими обществами, обеспечивая себе невиданные до этого темпы роста. Подчеркну, речь сейчас идет не о демократии, а о создании государств, выстроенных вокруг права, культивирующих в себе «правовой позитивизм». Демократия во многих, но отнюдь не во всех случаях является необходимым условием формирования таких государств, но все же это разные вещи[89].
Само появление на свет государств «нового типа» обрекает все остальные, продолжающие существовать в рамках традиционной парадигмы государства на застой, автоматически превращает всех неприсоединившихся в несостоятельных. Происходит это, однако, вовсе не потому, что «дополитические» государства стали хуже, чем были, а потому, что они уже не могут стать лучше, чем есть.
Обеспечиваемый традиционными государствами минимальный темп культурного прироста, ранее вполне достаточный, теперь, в новых условиях, когда они вынуждены конкурировать с современными государствами, обрекает их на зависимость от государств нового типа, способных двигаться вперед, т. е. наращивать культурный слой, иными, недостижимыми для обычного государства темпами. Эти государства обречены на вымирание, как динозавры.
Если «дополитическому государству» удается выжить, в нем начинает происходить быстрое вымывание культурного слоя, что обрекает его на медленное умирание. Элита из таких стран постепенно съезжает туда, где ей может быть обеспечено более комфортное пребывание, а сами эти страны начинают рассматриваться всеми, в том числе и собственными гражданами, исключительно как ресурсная база.
Несостоятельные государства не имеют перспективы. При этом они могут существовать очень долго, смещаясь на периферию мировой политики, без малейших шансов продвинуться когда-нибудь в центр.
Дискуссию о судьбе России на этом можно было бы быстро закончить, уложив ее в прокрустово ложе концепции несостоятельного государства, если бы не одно «но». Обладая в течение веков всеми известными свойствами несостоятельного государства, Россия отличалась при этом колоссальной культурной производительностью, совершенно этим государствам несвойственной.
На протяжении многих веков России удавалось воспроизводить в себе обширный и плодотворный культурный класс, обладающий незаурядным творческим потенциалом. Достижения России как в области материальной, так и в области нематериальной культуры бесспорны. Сама ее способность удерживать под своим контролем огромные территории, непрерывно защищая их от агрессии, ее военные и дипломатические успехи, достижения в области науки, техники и искусств, ее литература, музыка и живопись незаурядны, заслужили глубокое уважение во всем мире и не позволяют поставить Россию в один ряд с остальными несостоятельными государствами.
Сегодня много слов говорится о суверенитете России и угрозах ему. С моей точки зрения, Россия могла сохранить суверенитет и не стать чьей-то обширной колонией только потому, что ей удавалось долгое время производить, воспроизводить и удерживать в своей орбите многочисленную и эффективную культурную элиту. Длительное сосуществование этой элиты с алчной и неразвитой бюрократией внутри несостоятельного государства представляет собой одну из центральных загадок российской политической истории.
Эта выдающаяся культурная производительность в сочетании с совершенно нефункциональным государством – ненормальна. Это все равно как если бы паровоз, где машинист бросает уголь в топку, начал бы двигаться по шпалам со скоростью японского монорельсового скоростного поезда.
Парадоксальная эффективность российской модели неэффективного государства, по всей видимости, обеспечивалась встроенным внутрь него компенсаторным механизмом.
Слабость «регулярного» государства испокон веков возмещалась здесь силой «чрезвычайного» государства. Дело в том, что в России, как в современном авиалайнере, все жизненно важные механизмы дублируются. Поэтому типичные недостатки «внешней» власти в ней уравновешиваются особыми достоинствами власти «внутренней».
О взаимодействии внешней и внутренней власти в России как о сквозной черте российской государственности писали многие исследователи, и в первую очередь Юрий Пивоваров[90]. Но они видели в этом свойстве русской власти прежде всего роковой изъян, воспроизводящий себя на каждом новом витке исторического развития русской государственности. На самом деле дуализм русской власти – это очень функциональный изъян. Только благодаря ему Россия состоялась исторически как «государство первого ряда».
Если бы внутренней власти не существовало, Россия в лучшем случае застряла бы в своих «средних веках», как это случилось с большинством несостоятельных государств мира. Специфическое русское «двоевластие» – порок только в глазах оптимистов, которые полагают, что единственной альтернативой современному русскому государству в истории было современное европейское политическое государство. Но есть еще и пессимисты, которые полагают, что альтернативой могло быть и государство африканского типа. Более того, эта «опция» всегда остается актуальной.
Матрешка – это не только любимая русская игрушка, но и символ российской государственности. На протяжении как минимум последних пятисот лет в России всегда существовало своего рода «государство в государстве» – невидимая внутренняя власть, на которой все и держалось.
Особенность русской внутренней власти состояла в том, что она имела такой же институциональный характер, как и власть внешняя. В этом отличие российской внутренней власти от всевозможных дворцовых партий, теневых кабинетов, кружков интриганов, которые существуют везде и всегда вокруг любой власти.
Внутренняя власть в России – это система, действующая пусть по неписаным, но от этого не менее жестким правилам. По сути, мы имеем дело с весьма специфическим случаем разделения властей: на власть внешнюю, регулярную, и внутреннюю, чрезвычайную. В этом разделении кроется секрет «конституционализма по-русски». Одновременное существование двух параллельных государственных систем неизбежно приводило к конкуренции между ними. В этой конкуренции, видимо, и кроется секрет русской высокой культурной производительности. Развитие есть всегда там, где есть конкуренция, даже такая специфическая.
Россия сумела методом исторических проб и ошибок создать государство-дублер, которое тенью следовало за основным государством, дополняя и восполняя его. Но появился этот дублер не на пустом месте. Он возник благодаря обнаружившейся у России способности к созданию собственной идеологии. Россия относится к тем немногим обществам, которые смогли развить свою систему религиозных взглядов до уровня политической, государственной идеологии.
Корни идеологии западного либерализма, несомненно, уходят в западное христианство, а западное право, как это убедительно показал Гарольд Дж. Берман, является продуктом развития западной религиозной культуры[91].
Христианский эксперимент по внедрению морали в ткань политики и права, несмотря на все свои очевидные изъяны: формализм, недостаточность, противоречивость и т. д., – завершился в западном мире грандиозным успехом. В конечном счете, несмотря на все неудачи, несмотря на бесконечную удаленность от идеала, здесь было создано мировоззрение, краеугольным камнем которого являются право и справедливость. Это не значит, что право и справедливость царят в западных обществах безраздельно. Это только значит, что здесь они признаются безусловной высшей ценностью большинством населения.
Казалось бы, русское православие было всегда очень далеко от той исторической миссии, которую исполнила западная церковь. Но если приглядеться, то можно увидеть, что и восточное христианство проделало в России определенную работу. Но сделало оно это по-своему.
Либеральному идеалу Запада была противопоставлена «русская идея», которая прошла сложный путь эволюции от почти еще целиком религиозного учения о «Москве – третьем Риме» через политическое и философское обоснование самодержавия к народничеству и в конечном счете к большевизму. Но если западный либерализм вращается вокруг идеи права, то русская мысль всегда была «зациклена» на идее власти.
В русском политическом сознании власть занимает то место иррационального начала всех начал, которое в западноевропейском политическом сознании занимает право. Власть, а не право носит в России сакральный характер. Русская власть – это не только и не столько
