Джейн Эйр - Шарлотта Бронте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вошел мистер Рочестер в сопровождении врача, за которым он ездил.
– Ну, а теперь, Картер, поторопитесь, – обратился он к врачу. – Даю вам полчаса на то, чтобы промыть рану, наложить повязку, свести больного вниз и так далее.
– А можно ли ему двигаться, сэр?
– Безусловно, можно. Ничего серьезного нет; просто он разнервничался, и надо поднять у него настроение. Пойдемте, принимайтесь за дело.
Мистер Рочестер отдернул плотные занавеси на окнах, поднял полотняную штору и впустил в комнату как можно больше дневного света. И я с радостью отметила, как светло уже было на дворе! Какие яркие розовые полосы озаряли восток! Затем он подошел к Мэзону, которого осматривал врач.
– Ну, приятель, как дела? – спросил он.
– Боюсь, что она меня прикончила, – последовал едва слышный ответ.
– Глупости, мужайся. Через две недели ты будешь здоров, как прежде. Просто немного крови потерял – вот и все. Картер, скажите ему, что никакой опасности нет.
– Могу, и с полной уверенностью, – отозвался Картер, который уже снял со своего пациента повязку. – Жалею, что не оказался здесь раньше, тогда он не потерял бы столько крови. Но что это? Плечо не только порезано, оно изорвано. Эта рана не от ножа, тут поработали чьи-то зубы.
– Она кусала меня, – прошептал больной. – Она накинулась на меня, как тигрица, когда Рочестер отнял у нее нож.
– А зачем ты ей поддался? Надо было сопротивляться, – заметил мистер Рочестер.
– Но что можно было сделать при таких обстоятельствах? – возразил Мэзон. – О, это было ужасно, – добавил он содрогнувшись. – Я не ждал этого, она вначале была так спокойна.
– Я предупреждал тебя, – ответил его друг, – я говорил тебе: будь начеку, когда ты с ней. И потом, ты же мог подождать до завтра, и я пошел бы с тобой; это было просто безумием – попытаться устроить свидание сегодня же ночью и с глазу на глаз.
– Мне казалось, что это будет полезно.
– Тебе казалось! Тебе казалось! Я просто из себя выхожу, когда слушаю тебя. Ну, как бы там ни было, ты пострадал, и, кажется, пострадал достаточно за то, что не послушался моего совета; поэтому я умолкаю. Картер, скорей, скорей! Сейчас взойдет солнце, и мы должны его увезти отсюда.
– Сию минуту, сэр. Плечо уже перевязано. Я сейчас осмотрю только еще эту рану на руке. Тут тоже, видимо, побывали зубы.
– Она сосала кровь; она сказала, что высосет всю кровь из моего сердца! – воскликнул Мэзон.
Я видела, как мистер Рочестер содрогнулся: странное выражение отвращения, ужаса и ненависти исказило его лицо до неузнаваемости, но он сказал только:
– Замолчи, Ричард, и не обращай внимания на ее глупую болтовню; не повторяй ее.
– Хотел бы я забыть… – последовал ответ.
– Ничего, и забудешь, как только уедешь из Англии; очутишься опять в Спаништауне и будешь вспоминать о ней так, как будто она давно умерла. Или лучше не вспоминай о ней вовсе.
– Эту ночь забыть невозможно!
– Нет, возможно. Возьми себя в руки! Два часа тому назад ты считал, что погиб, а вот же ты жив и болтаешь как ни в чем не бывало. Ну, Картер кончил или почти кончил свое дело; я живо приведу тебя в порядок. Джейн, – впервые после своего возвращения обратился он ко мне, – возьмите этот ключ, спуститесь в мою спальню и пройдите прямо в гардеробную; откройте верхний ящик гардероба, выньте чистую рубашку и шейный платок и принесите их сюда. И попроворней.
Я пошла, отперла шкаф, достала упомянутые предметы и вернулась с ними.
– А теперь, – сказал он, – зайдите за кровать. Я приведу его в порядок. Но не выходите из комнаты. Вы можете еще понадобиться.
Я последовала его указанию.
– Никто там не просыпался, когда вы ходили вниз, Джейн? – спросил меня мистер Рочестер.
– Нет, сэр. Всюду было очень тихо.
– Мы увезем тебя без шума, Дик. Так будет лучше и для тебя, и для этого несчастного создания, там за дверью. Я слишком долго избегал огласки и меньше всего желал бы ее теперь. Помогите ему, Картер, надеть пиджак… А где твой меховой плащ? Тебе ведь без него и мили не проехать в этом проклятом холодном климате. Я знаю. Он в твоей комнате. Джейн, бегите вниз в комнату мистера Мэзона – она рядом с моей – и принесите плащ, который вы там найдете.
Снова я побежала и снова вернулась, таща широчайший плащ, подбитый и опушенный мехом.
– А теперь у меня для вас еще одно поручение, – сказал мой неугомонный хозяин. – Вам придется опять спуститься в мою комнату. Какое счастье, что у вас бархатные лапки, Джейн. Если бы вы топали, как лошадь, это было бы ужасно. Откройте средний ящик моего туалетного стола, там вы найдете маленький пузырек и стаканчик. Живо!
Я поспешила вниз и принесла флакончик.
– Отлично! А теперь, доктор, я позволю себе сам определить ту дозу, которая ему необходима, на мою ответственность. Я приобрел это средство в Риме у итальянского шарлатана; вы такого субъекта, наверное, выгнали бы, Картер. Пользоваться этим средством без нужды незачем, но при случае оно хорошо подхлестывает; как теперь, например. Джейн, дайте немного воды.
Он протянул мне стаканчик, и я налила его до половины водой из графина, стоявшего на умывальнике.
– Довольно, а теперь смочите носик флакона.
Я исполнила его просьбу. Тогда он накапал в стаканчик двенадцать капель какой-то алой жидкости и предложил ее Мэзону.
– Пей, Ричард. Это даст тебе примерно на час те силы, которых тебе недостает.
– А оно мне не повредит? Оно возбуждает?
– Пей, пей, пей!
Мистер Мэзон подчинился, так как возражать, видимо, не приходилось. Он был совсем одет, в лице еще оставалась бледность, но он уже не производил впечатления ослабевшего и изнемогающего человека. Мистер Рочестер дал ему посидеть три минуты, затем взял его под руку.
– Теперь я уверен, что ты можешь подняться на ноги, – сказал он. – Попробуй.
Больной встал.
– Картер, возьмите его под другую руку. Приободрись, Ричард! Сделай шаг… вот так.
– Я действительно чувствую себя лучше, – заметил мистер Мэзон.
– Не сомневаюсь. А теперь, Джейн, бегите на черную лестницу, отоприте боковую дверь и скажите кучеру кареты, которую вы увидите во дворе или за воротами, – я не велел ему греметь колесами по камням, – чтобы он приготовился. Мы идем. И потом, Джейн, если кто-нибудь уже встал, подайте нам сигнал с нижней площадки лестницы.
Было около половины пятого, и солнце уже всходило, но в кухне еще царили сумрак и тишина. Боковая дверь оказалась запертой, и я постаралась открыть ее как можно бесшумнее. Двор был пуст, но ворота были открыты настежь, и за ними я увидела запряженную парой лошадей карету и кучера, сидевшего на козлах. Я подошла к нему и сказала, что джентльмены сейчас будут. Он кивнул. Затем я внимательно огляделась кругом и прислушалась. Всюду еще дремала тишина раннего утра, в окнах третьего этажа, где спала прислуга, занавески были задернуты. Птицы щебетали в густой листве плодовых деревьев, цветущие ветви которых свисали, подобно белым гирляндам, через стену, тянувшуюся в глубине двора, да в конюшнях лошади изредка переступали с ноги на ногу, и это были единственные звуки, нарушавшие тишину.
Наконец джентльмены появились. Мэзон, поддерживаемый мистером Рочестером и врачом, шел без особых усилий. Они помогли ему сесть в карету, затем сел и мистер Картер.
– Присматривайте за ним, – сказал мистер Рочестер последнему, – и держите его у себя, пока он не поправится окончательно. Я приеду через день-два его навестить. Ну, как ты сейчас, Ричард?
– Свежий воздух оживил меня, Фэйрфакс.
– Оставьте окно с этой стороны открытым, Картер, ветра нет. До свиданья, Дик!
– Фэйрфакс…
– Ну что такое?
– Пусть ее берегут; пусть обращаются с ней как можно мягче, пусть ее… – Он смолк и залился слезами.
– Я и так стараюсь; и буду делать, что возможно, – последовал ответ.
Мистер Рочестер захлопнул дверцу кареты, экипаж тронулся.
– Но как бы я благодарил Бога, если бы все это кончилось, – добавил он, закрывая и запирая на засов ворота.
Затем он медленно и рассеянно направился к калитке в стене, окружавшей плодовый сад. Я решила, что больше ему не нужна, и уже собиралась повернуть к дому, когда он снова окликнул меня:
– Джейн! – Он уже открыл калитку и стоял возле нее, ожидая меня. – Пойдите сюда, подышите несколько минут свежим воздухом. Этот дом – настоящая тюрьма, вам не кажется?
– Он мне кажется роскошным замком, сэр.
– В вас говорит невинная восторженность, – отвечал он. – Вы смотрите на все сквозь розовые очки. Вы не видите, что это золото – мишура, а шелковые драпировки – пыльная паутина, что мрамор – грязные камни, а полированное дерево – гнилушки. А вот здесь, – он указал рукой на густую листву, под которую мы вступали, – все настоящее, сладостное и чистое.