Хранитель ключа - Андрей Марченко

— Я ведь бить буду тебя, пока ты не расскажешь. Или не подохнешь… Но это вряд ли…

Лехто убрал кастет, нанес пару быстрых ударов по телу, снова вернул его на прежнее место.

— Ну говори, мразь, куда он двинул. Облегчи душу.

— Он к станции ушел… На депо…

Еще серия ударов — сильных, жестоких.

— Не ври, гад! — кричал Лехто

И снова затишье. Теперь одно ухо вампира было прижато к стене, во второе упирался кастет.

— Ну же… — говорил Лехто уже почти ласково. — Говори… И тебе ничего не будет.

— Я честно говорю! — кричал уже вампир, вжимаясь в стену. — только там бой недавно был! Поезда, наверное, и не ходят!!!

Геддо улыбнулся, кивнул. Вытерев об одежду вампира кастет, убрал его в карман.

Достал длинную спичку, зажег ее, прикурил трубку.

— Ну вот видишь, как хорошо. Я обещал — и свое слово сдержу. Тебе ничего не будет. Ни света, ни воздуха, ни жизни…

Махнул спичкой, сбрасывая с нее огонь. Затем жестом неуловимым вдавил огарок в грудь вампиру, в то место, где у живых людей бьется сердце.

Склеп на мгновение озарился холодным синим цветом. На пол осыпался пепел.

— Ну вот и все. — выбрасывая спичку, подытожил Лехто. — Думаю, кровь девственницы сюда не попадет. Да и…

Но мысль не высказал, махнул рукой и стал выбираться из подземелья.

Оказавшись на поверхности, тут же сел в тачанку. Саквояж взял на руки так, как обычно держат какого-то смертоносного домашнего любимца.

Распорядился:

— Трогаем. Они уже недалеко — может до темноты и нагоним.

…Когда тачанка уже выезжала из деревни, Геддо спросил у своего возницы.

— А вы знаете, что спички шведские, иначе говоря, безопасные изготавливаются исключительно из осины.

— Да ну?.. В самом деле? — возница изобразил на лице крайнюю заинтересованность и удивление.

Видимо сделал это совершенно откровенно — все равно Лехто не видел его лица. Впрочем, от колдуна можно было ожидать всякого.

— В самом деле. — подтвердил Лехто. — Спичка названа безопасной, потому как после прекращения горения не тлеет. Для изготовления таковых годиться только осина. Ее еще пропитывают чем-то, но не в этом суть…

А в чем, собственно суть? Ее Лехто как-то запамятовал. Потому просто махнул рукой: разговор окончен.

Бой под депо

Где-то далеко отшумела первая годовщина Октябрьской революции.

Поскольку ее здесь никто не отмечал, а за календарем Клим не следил, то о празднике вспомнил лишь по прошествию двух дней.

Да и вообще, если во Мгеберовске жили по советскому, новому стилю, то здесь продолжали считать время по календарю юлианскому.

— Вообще как-то нелогично отмечать годовщину Октябрьской революции в ноябре. — пожимал плечами Аристархов.

Делал он это осторожно. Хотя и территория эта была неподконтрольная советской власти, но Чугункин мог здорово попить крови по возвращению.

Впрочем, порой проскальзывала мысль: а стоит ли возвращаться вообще?

Порой Аристрахов присматривался к Геллеру: тот совершенно комфортно живя вне идей, вне власти. Вернее, идеи у него какие-то имелись, но простые, человеческие, те, что пишут не с большой буквы.

Он плевать хотел на коммунистические идеалы. И запросто мог бы выдать Чугункина первому же белогвардейскому патрулю… Но, к счастью Клима, монархические идеи Рихард тоже не воспринимал всерьез.

В чем была разница между ними? Они вместе шли к одной цели. Оба не были фанатиками тех или иных сил. Но от этого они не переставали быть разными. Что-то их отличало. Но что, шут его возьми, что? — ломал голову Евгений.

Ему казалось, пойми он это, жить станет проще…

С войной повстречались нежданно-негаданно.

Дорога, по которой ехали, шла между полем и лесом.

И с коня Рихард заметил воронье, клубящееся в подлеске. Птиц было никак не меньше двух дюжин, они громко каркали, хлопали крыльями, на проезжающих мимо конников внимания не обращали. В общем вели себя как абсолютные хозяева.

Наверное, Рихарду это и не понравилось больше всего, и отпустив поводья, он свистнул в четыре пальца. Захлопал ладоши, крикнул:

— Кыш, пернатые!!!

Действительно: воронье лениво взлетело, а то и просто убежало в лесок.

На траве лежало то, что осталось от человека: окровавленное тряпье, разодранное тело. Рядом валялась винтовка. От росы ее затвор покрыли оспины ржавчины. Уже нельзя было понять, к какой армии принадлежал погибший. Не то красноармеец, не то не получивший форму ополченец.

Наверное, он был ранен, отполз от дороги, где благополучно и умер. Ему не закрыли глаза сердобольные, не подобрал винтовку кто-то прагматичный, не сорвал с шеи серебряный крестик мародер.

— Вот скажите, Клим… — проговорил Рихард, пуская коня вокруг умершего. — Все же странно… Я ведь читал прокламации большевиков — дескать, устанавливайте перемирие с немцами, идите домой пахать землю. А выходит вместо войны с германцами, в Австрии или Польше, солдаты получили войну дома со своими соседями. Войну гражданскую. В чем ее преимущество? В том, что необученные солдаты гибнут от ошибок бездарных командиров?

Чугункин, не сводя глаз с покойника, гулко сглотнул.

— Похоронить бы… — вместо него заговорил Евгений. — Неправильно это. Не по-божески, не по-человечески…

— Вот еще! Сказано в Библии: "Пусть мертвые хоронят своих мертвецов". Я не знал его при жизни, и не хочу с ним связываться после смерти! Может, я бы закрыл ему глаза, но их уже нет…

— Не в том смысле об этом в Писании сказано.

— А вдруг там, впереди дивизию какой-то олух положил. Так что мы теперь каждого хоронить будем? Да и что мы напишем у него на могиле? "Вот лежит то, что было человеком, который позволил себя убить". Скучно же!

И направил коня назад, к дороге за ним тут же поехал Клим. Чуть подумав, отправился и Евгений.

Далее, где-то через версту, из леса вынырнула железнодорожное полотно, и пошло вдоль большака. Меж ними вырос небольшой холмик, над которым валялась раздолбанная трехдюймовка. Тут же валялся один из номеров обслуги: без винтовки, но не погребенный.

— Место плохо выбрали. Ее за версту видно, чем противник и воспользовался. — прокомментировал Рихард. — Я бы вон в той рощице пушку поставил, открыл бы контрбатарейный огонь. Взял бы в вилку…

Клим вздрогнул, ему показалось, что из-за той самой рощи за ними кто-то по-прежнему наблюдает через прицел. А то и загнал снаряд, сейчас грянет выстрел…

— Место плохое, если у противника пушка есть. А иначе — тут батальон можно угрохать, если шрапнелью стрелять. Говориться же про трехдюймовку: "Коса смерти".

— Ну вот и нашла коса на камень…

Далее светло-ржавые рельсы железной дороги текли рядом с большаком. Затем, обе дороги проскользнули меж холмами, за которыми уже было видно маленькую станцию: три пакгауза с одной стороны полотна, и двухэтажное здание вокзальчика с другой.

Меж ними, на путях стоял бронепоезд. Уйти со станции он не мог, по причине взорванной выходной стрелки.

Пока ехали, Климу было как-то не по себе: все мерещились люди у оружия. Вот показалось, что двинулось орудие… Сейчас грянет выстрел…

Но нет, только показалось.

— А вдруг он в нас выстрелит. — кивнул Клим в сторону бронепоезда.

— Ну вот еще. — пожал плечами Рихард. — станут из-за тебя снаряды переводить. Захотят тебя убить — повесят. Дешево и сердито. Одной веревкой можно всех передушить.

— Лучше скажи, что будем делать, когда кого-то встретим? — хмуро спросил Евгений.

— Если большевики — разговариваете вы. Если наоборот — я. Если там части иррегулярные, проще говоря, бандюки — сказываемся бродячими рыцарями. Пока они соображают, кто это такие — пытаемся драпать.

Но говорить не пришлось ни одним ни другим. Станция оказалась пустой.

Бронепоезд стоял мертвый: огни в его топках не горели, люки были призывно открыты. Но даже если в тендере и был уголь, проехать бы получилось саженей сорок: выходная стрелка также была взорванной.

Спешились, прошли по перрону, мимо заколоченного окошка касс, буфета. Скрипнула дверь, впуская их в здание вокзала. Пустые лавки, сквозняк, словно брошенная собачонка скользнул между ногами.

— Тут и заночуем. — постановил Рихард.

— Не нравится мне тут… — Скривил скулу Клим. — Как-то жутко тут.

— Кому не нравится, может ночевать в лесу с волками. Но без меня…

За окном стремительно догорал день, спать в лесу как-то не хотелось.

В сумерках обошли пакгаузы, надеясь найти что-то полезное. Но склады оказались забиты каким-то мусором: пустые деревянные ящики, металлический трос, брошенный по причине неподъемности, обрезки металлических листов. В уголку стоял древний токарный станок с приводом в две-три крепостные человеческие силы.