На волне шока - Джон Браннер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как итог, поддаваться эмоциям, хоть положительным, хоть отрицательным, было очень страшно. О том, чтобы пуститься во все тяжкие, как позволяли себе другие, нечего было и думать. Дети сбегали в другую банду, своевольничали и, пережив свой час крови и слез, могли от души вопить и улюлюкать. Взрослые находили другую работу и уезжали, оставляя при себе лишь память и какую-нибудь реликвию. Нельзя позволить себе кого-то слишком сильно ненавидеть или презирать. Такие эмоции могли привести в состояние, в котором невозможно предсказать ни собственные, ни чужие поступки. «Здесь тоже водятся тигры!»[7]
И все-таки способность к переживанию сохранялась в уме, просто он этого не знал. С оттенком иронии он вспомнил, как рассматривал аппарат для снятия стресса на временной квартире, выделенной «ЗК», и жалел тех, кто поддавался влечению к постоянству и привязанности.
А жалел я, выходит, себя. Ну что ж, чего-чего, а жалость я заслужил.
Теперь пленник вынужденно осознавал, насколько глубокими бывают эмоции, и для того, чтобы поощрять это побуждение, имелась здравая логическая причина.
Фримен и те, кто стоит за ним, вытягивали данные из холодной расчетливой личности — мистера Икс минус Э. А теперь его место занял мистер Икс плюс Э.
В результате вы, суки, столкнетесь с тем, чего больше всего боялись. С уникальным уравнением иррациональностей!
Выходящее на запад окно комнаты окропил дождь. Пленник подошел к окну посмотреть на алеющие облака — солнце садилось на западе, а дождь шел с востока.
Я нахожусь в положении человека, который пытается стащить из ядерного исследовательского центра ровно столько плутония, чтобы хватило смастерить бомбу. Добычу надо вынести незаметно для учетчиков количества, обмануть детекторы на выходе и при этом не получить радиационные ожоги. Задача на три трубки, Ватсон. На ее решение может уйти целая неделя, а то и десять дней.
Свет мой зеркальце…
Вы на околопланетной орбите. Вас обгоняет другой объект, тоже на орбите, движущийся на несколько км/сек быстрее вас. Вы ускоряетесь и догоняете его.
Здрасьте — до свидания. Конец соревнования.
Увидимся не скоро.
Хартц и нефарт-с
В комнате для допросов тривизионный экран поменяли на зеркальную ширму. Хартц не хотел подолгу пялиться на обнаженное женское тело в стальном кресле и предпочитал смотреть на собственное отражение. Заметив пятно испарины на лбу, он вытащил большой носовой платок, нечаянно смахнув с лацкана гостевой пропуск. Карточка-пропуск спикировала на пол.
Фриман предупредительно поднял ее и вернул посетителю.
Пробормотав «спасибо», Хартц водрузил пропуск на место, громко высморкался в платок и сказал:
— Ваши последние донесения измельчали.
— Я, разумеется, немедленно поставил бы вас в известность о любом существенном продвижении вперед.
— О, продвижение имело место! Поэтому я и приехал! — огрызнулся Хартц, наконец решив, что отводить глаза от девушки не имело смысла. Худая, как цыпленок, обритая наголо, напоминающая в своей наготе ребенка, она мало походила на человека — скорее на подопытное животное, безволосую крысу-переростка, мутировавшую до человеческих размеров.
— Какой прогресс? — едва заметно напрягся Фримен. В его тоне проскользнула резкость.
— А вы не в курсе? — язвительно спросил Хартц. — Вы говорили с ее матерью, так что должны знать! По крайней мере, вам стоило сообразить, какой вес ее должность имеет в «ЗК»!
— Мы разработали, — проговорил Фримен, с трудом сдерживаясь, — подробнейший психологический профиль ее матери. Мать и дочь не питают друг к другу эмоций, которые могут нам повредить.
— Профиль, говорите? — с нажимом произнес Хартц. — Вот как? И что вы можете рассказать о ней на основании вашего профиля?
— Ину Грирсон вполне устраивает, что дочь уехала из КС. Это позволяет Ине перебраться на другую должность, о которой она давно мечтала.
— О господи! Вы не пробовали оторваться от вашего жалкого профиля? Давно ли вы проверяли, что происходит в реальном мире?
— Я в точности выполнял инструкции! — вспыхнул Фримен. — Причем не чьи-либо, а ваши!
— Когда я отдаю указания, то предполагаю, что люди будут включать мозги, а не заваривать кашу на весь континент, чтобы ее за них расхлебывали другие!
На секунду их взгляды сцепились. Наконец Фримен примирительно произнес:
— В чем вы видите проблему?
— Я вижу? О-о, не один я. Проблема вполне реальна.
Хартц вновь промокнул лицо.
— Эта девчонка пробыла здесь уже неделю…
— Пять дней.
— С момента ареста прошла целая неделя. Не перебивайте. — Заместитель директора БОД сунул платок обратно в карман. — Не будь у нас мощной группы бывших пареломцев в административном совете УМКС, мы бы… А-а, какого черта! Зачем я вам это рассказываю? Будто вы сами не знаете.
— Если у вас была для меня важная информация, вы могли бы сообщить ее мне заранее, — натянуто возразил Фримен. — А раз не сообщили, хотя бы передайте сейчас своими словами.
Лицо Хартца побагровело, он едва удержался, чтобы не высказать вслух вертевшуюся на языке резкость. С трудом взяв себя в руки, посетитель продолжил:
— Любой человек, находящийся за пределами зон платных лишенцев, пользуется личным кодом для кредитных операций хотя бы раз в сутки. Поэтому установить, кто где находится, можно с точностью до минуты. Кейт Лиллеберг, конечно, совершеннолетняя, однако пребывает in statu pupillari[8] и официально не запрещала матери, единственной родственнице, говорить от ее имени. С тех пор как Кейт забрали из КС, пятьдесят-шестьдесят человек пытались установить, где она находится, — в основном знакомые с факультета УМКС, на котором она училась. Однако один запрос, самый тревожный, поступил от начальницы отдела «ЗК». Долго мне еще продолжать, прежде чем до вас дойдет, какое осиное гнездо вы разворошили?
— Я разворошил? — процедил Фримен.
— Вам не приходило в голову, что, если человек не пользуется кодом для доступа к кредиту целую неделю, это может вызвать подозрения?
— Мне не приходило в голову, что вы свалите на меня ответственность за каждую мелочь! — огрызнулся Фримен. — Раз вы на этом настаиваете, я сам займусь созданием убедительной фальшивки, например, устрою так, чтобы ее код сработал где-нибудь в зоне платных
