Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе - Владимир Козлов

Кроме попыток выдать этническую конкуренцию и культурные различия за несовместимость социальных целей и ценностей, а попросту говоря политизировать этнический конфликт, представив конкурентов «врагами социализма», некоторые участники бытовых межличностных ссор в своих целях использовали репрессивную инерцию послесталинской политической системы. Они приписывали личной вражде качества политического противостояния и через доносы в «органы» также пытались втянуть власти в конфликт на своей стороне[286].

Попытки вытянуть бытовые этнические конфликты на уровень большой политики и заручиться поддержкой начальства отклика в Москве не нашли. Но этническая напряженность в Чечено-Ингушетии, жалобы на двусмысленность и взрывоопасность ситуации, в которой по вине власти — прошлой и нынешней, оказались в конце концов все этносы, просьбы дагестанских, осетинских и русских переселенцев помочь им выбраться из Чечни заставили советское руководство обратиться хотя бы к очевидным решениям. 12 апреля 1957 г. (спустя целых три месяца после восстановления чечено-ингушской автономии!) Совет Министров РСФСР принял специальное решение о дополнительном переселении с территории Чечни и Ингушетии. Желающих выехать оказалось значительно больше, чем первоначально планировали власти[287]. Экономические возможности принять переселенцев в Дагестане были, но совсем не там, куда предпочитали возвращаться люди. На этой почве в Дагестане даже начались внутриэтнические столкновения.

Ситуация усугублялась тем, что параллельно с неожиданным наплывом переселявшихся назад дагестанцев шло плановое и неплановое возращение в тот же Дагестан чеченцев (до 1944 г. на территории Дагестанской АССР проживало 4700 чеченских семей). Часть вернулась в общем потоке и самовольно расселилась в городе Хасавюрте и районе, а также в Казбековском, Новолакском и Кизилюртовском районах республики. Большинство, так же как и возвратившиеся дагестанцы, оказалось в тяжелых бытовых условиях, некоторые вообще без жилья и работы1. Неудивительно, что местные власти просили задержать на некоторое время хотя бы возвращение оставшихся чеченцев.

В большинстве случаев московские руководители старались не втягиваться в спровоцированный ими же этнический конфликт на чьей-либо стороне, что в принципе было единственно возможным решением. Но они фактически уклонялись даже от столь привычной для себя роли верховного арбитра — воплощения высшей справедливости, продолжая «тасовать» этносы в конфликтном районе Северного Кавказа, полагаясь прежде всего на полицейские меры контроля. В итоге власти попали в своего рода «порочный круг». Приостановить массовое и отчасти стихийное, плохо управляемое возвращение чеченцев и ингушей, «придержать» их в местах ссылки, а тем более в пути следования — значило создать многочисленные потенциальные очаги конфликтов. Либерализировать полицейский контроль, а следовательно допустить стихийное и стремительное возвращение вайнахов на родину, было не менее опасно. Этническая напряженность на Северном Кавказе и так достигла чрезвычайно высокого уровня.

В конце концов проблема приобрела политическое значение, но решать ее пытались по-прежнему полицейскими мерами. 10 июня 1957 г. Президиум ЦК КПСС рассмотрел вопрос «О самовольных переездах семей чечено-ингушей в район города Грозного». Немедленно после заседания Президиума ЦК КПСС МВД отдало указания министрам внутренних дел Казахской, Киргизской, Узбекской, Туркменской СССР и РСФСР. Прежде всего опасались возникновения беспорядков и эксцессов на железных дорогах, где в эшелонах и отдельных вагонах скопилось к тому времени немало людей. На всех крупных железнодорожных станциях на пути репатриантов установили милицейские заслоны. К счастью, работникам МВД и милиции было «строжайшим образом запрещено применять к чеченцам и ингушам административные меры воздействия», которые могли бы вызвать те или иные эксцессы. Кое-кого удалось уговорить вернуться в места поселения и «ожидать организованной отправки на Кавказ»1.

Власти надеялись успеть до того, как накал страстей достигнет критической отметки. В свою очередь этнические конкуренты чеченцев и ингушей, прежде всего русские — представители «имперского» народа, попытались подтолкнуть начальство к действиям. Но произошло это не в сельских районах, где условий и возможностей для широкомасштабного конфликта не было, а в столице восстановленной республики — городе Грозном.

4. Массовые беспорядки в Грозном (26–28 августа 1958 г.)

Грозный накануне волнений

Конфликтные ситуации в сельских районах Чечено-Ингушетии, где разворачивалась борьба между этносами за ресурсы, влияние, где «выдавливание» переселенцев из других районов страны наталкивалось на ответное сопротивление, тайное или явное, отвлекали на себя основное внимание органов милиции. Столица республики, довольно большой полиэтничный промышленный город, казалась более спокойной, да и находилась она под непосредственным контролем республиканского министерства внутренних дел. Однако в Грозном чувствовалось напряжение. До жителей доходили слухи о конфликтах и столкновениях в сельской местности. Через город шел поток послевоенных переселенцев, возвращавшихся на родину. В сельской местности историческая давность была целиком за чеченцами. Представители других этносов — переселенцы, хотя и не чувствовали себя виноватыми, полагая, что отдуваются за чужие ошибки, все же оказались в психологически невыгодном положении. Они, фактически, занимали чужое место.

Иначе было в Грозном. Город построила империя. Он был основан русскими как военная крепость в начале 19 века. В 1920-е гг. при создании чечено-ингушской автономии в высших эшелонах власти прошла даже небольшая дискуссия о необходимости придания Грозному особого статуса самостоятельной административной единицы. На этом настаивали руководители местных нефтепромыслов. В 1930-е гг. город стал политическим и культурным центром автономии, но его экономическая жизнь по-прежнему была связана с нефтепромыслами, на которых в то время чеченцы работать не хотели, да, наверное, и не могли. И если депортация чеченцев и ингушей в 1944 г. опустошила сельские районы, в том числе плодородную плоскость, куда и направили поток новых поселенцев, то в Грозном, который стал центром новой области, ситуация была иной. В 1950-е гг. б0льшую часть населения составляли рабочие различных национальностей, занятые в нефтяной промышленности. Их «давность» могла по крайней мере конкурировать с чеченской. И психологически они чувствовали себя более спокойно. Да, город стоял на чеченской земле, но в Грозном уже целый век существовало многонациональное (в значительной мере русскоязычное) сообщество, которое чеченцы, вообще говоря, не в состоянии были «выдавить» — по крайней мере, в близком будущем. В городе доминировали не чеченцы. Но многонациональное население столицы восстанавливаемой автономии, как и все на Кавказе, имело обостренную этническую чувствительность.

Поэтому местные жители не просто постоянно жаловались на плохую работу органов внутренних дел, на уличное хулиганство и рост преступности. Обиженные горожане, не вникая в статистику (кого на самом деле было больше среди преступников и хулиганов — чеченцев, русских, азербайджанцев, евреев?), склонны были повсюду замечать «чеченский след» и придавать своему недовольству этническую окраску. Сама по себе такая примитивная психология довольно обычна в полиэтнических сообществах. Всегда находятся некие «козлы отпущения», включенные в примитивную систему опознавательных знаков и этнических стереотипов: кто есть кто, от кого и чего можно ожидать и т. д. У тех, кто не хочет или не может утруждать себя более сложными способами интеллектуального освоения социального пространства (а таких, вообще говоря, большинство), этнические символы (так же как и классовые ярлыки) часто выполняют роль ориентиров и опознавательных знаков в мире людей и вещей. В нормальных, спокойных ситуациях, при эффективно функционирующих полицейских службах и разумной политике центральных и местных властей эти психологические конструкты дремлют, включенные в бытовое общение, и при всей своей моральной сомнительности не таят непосредственной угрозы для социума.

В столице только что восстановленной Чечено-Ингушской АССР не было ни нормальной ситуации, ни эффективно работающей милиции, да и разумность и дальновидность политики центральных и местных властей может и должна быть поставлена под сомнение. Симптомы потенциального конфликта с этнической подоплекой были зафиксированы в Грозном еще до массового возвращения чеченцев. Под новый 1955 г. МВД СССР счел необходимым информировать ЦК КПСС о случае коллективного избиения и столкновения с властями молодежи Сталинского района Грозного. 25 декабря 1954 г. ученик ремесленного училища № 2 Л. «на почве личных счетов» затеял ссору с курсантом автошколы, возвращавшимся поздно вечером из дома культуры вместе со слушателем школы механизации. Приятель Лисовского побежал к общежитию ремесленников с криком «наших бьют». Выбежавшая толпа начала забрасывать противников камнями. Те вскочили в проходивший трамвай. Но ремесленники трамвай остановили, вытащили беглецов на улицу и стали избивать. К избиению присоединились учащиеся расположенного рядом ремесленного училища № 2. Наряд милиции с трудом отнял жертв у разъяренной толпы молодых людей и задержал двух хулиганов. По дороге в отделение милиции вооруженная камнями молодежь требовала освобождения задержанных. В этих беспорядках участвовало около 200 молодых людей, которые разошлись только после освобождения их задержанных товарищей1. Никаких намеков на этническую подоплеку событий в докладной записке МВД СССР не было, но именно на этническую составляющую событий указывали фамилии участников конфликта.