Прыжок через пропасть - Сергей Самаров

— Это я и спрашиваю: для чего он приехал? — нетерпеливо произнес король, уверенный в способности своего любимца делать правильные выводы путем логического умозаключения.

— Он приехал, Ваше Величество, чтобы встретиться с вами…

— Тогда я хочу его видеть немедленно, Алкуин! Найди его…

— Мне кажется, что князь Годослав проживает в соседней палатке с мессиром Аббио, Ваше Величество. И мес-сиру Аббио будет удобнее пригласить его на свидание с вами.

Король встал и пристально посмотрел на эделинга.

— Это пятый участник среди зачинщиков? Аббио не долго колебался.

— Нет, Ваше Величество. Я не могу раскрыть перед вами инкогнито рыцаря, но могу только дать слово, что это не Годослав. Но прошу никому не говорить об этом.

— Но ты знаешь, где Годослав?

— Знаю, Ваше Величество. Но опять же, не могу сказать вам. Годослав, думается мне, сам вскоре предстанет перед вашим величеством. Скорее всего, прямо завтра. Очевидно, у него есть веские причины не сразу просить у вас аудиенции…

Карл сел и принялся сердито стучать по отвороту сапога хлыстом.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Никогда князь-воевода Дражко не думал, что одевание без посторонней помощи покажется ему почти невозможным. Рогнельда удалилась, ушел выполнять необходимые приказания Сфирка. А Дражко предпринял самостоятельные попытки облачиться хотя бы в простой костюм. Но это получилось далеко не сразу, лишь после мучительной борьбы с болью и с жесточайшим превозмоганием ее. Он снова встал. Как ни странно, ходить он уже мог. Ходить было даже легче, чем наклоняться и выпрямляться сидя. Горислав сказал правду. Силы вернулись в одночасье — от одного известия о начале нашествия данов. В том, что нашествие началось в самом деле, воевода нисколько не сомневался. Хотя совсем недавно сам уверял Рогнельду, что не следует полностью полагаться на мнение Власко. Дражко поверил и потому сразу отослал Сфирку с требованием вызвать в город оставленную под стенами воеводскую дружину, которая должна прибыть на площадь перед дворцом. К этому времени сотнику дворцовой стражи было приказано подготовить свою сотню стрельцов, частично отпущенных пока по домам. Одна часть несет дежурство, другая отдыхает до прихода смены. Эта сотня прекрасно себя зарекомендовала в роковую ночь. С первых же выстрелов накрыла полностью полусотню охранных данов герцога Гуннара.

— И собери своих людей, которые за боярскими домами следят. Мне нужны последние сведения. В каком дворе какая дружина стоит: сколько пеших, сколько стрельцов, сколько конных, как настроен сам боярин. И — немедленно! И еще отправь срочно гонца к Годославу. И сам найди такого, чтобы быстрее ветра летел. Пусть князь попробует договориться с Карлом. Это единственное наше спасение. Как смогу, я наступление данов задержу. Пусть так и скажет…

Никто не знал, что задумал Дражко. Сфирка лишь головой качал, представляя, как соберет воевода малые силы, которые сумеет наскрести, и во главе всего-то трех сотен выступит навстречу целой армии данов, двинувшейся с северо-запада. И даже Дворец оставит без стрельцов, что совсем уж никуда не годится, поскольку бояре такие ненадежные и готовы выставить никак не меньше двух тысяч дружинников. А сам князь в седле едва ли удержится, если вообще сможет на лошадь сесть. И кто за таким воеводой в бой пойдет? Причем на верную смерть! Много ли найдется желающих?

Но взгляд Дражко был тверд, как никогда, усы злобно и напряженно топорщились, будто крылья сильной птицы, голос окреп. Страшно было не подчиниться, и Сфирка подчинился. Но, верный своей природной хитрости, потихоньку послал стражника разбудить княгиню-мать. Пожалуй, это единственная управа на воеводу.

Когда мать, прошаркав по коридору, пришла, Дражко уже сумел одеться и ждал, когда кто-нибудь принесет ему кольчугу и оружие. Сфирка зашел следом за старой княгиней, в надежде помочь ей уговорить воеводу отказаться от безумных намерений. Вдвоем-то всегда проще…

— Уже… — неожиданно спокойно и как-то буднично, хотя и не сумев подавить естественный вздох, сказала мать. — А я-то думала, что дадут они тебе еще пару дней отлежаться. Вот же до чего торопятся, рогатые…

Сфирка глазам своим не поверил. Княгиня, вместо того, чтобы начать ругаться и заставлять сына лечь, как должно бы, стала поправлять на нем, одергивать кое-где неаккуратно застегнутую одежду.

— Верно Горислав сказал — в одночасье встанешь… Сделай-ка вот отсюда еще глоток, — протянула она сыну маленькую бутыль.

Дражко глоток сделал, не поморщившись, хотя полынь, как ей и полагается быть, была горька, а конопля отдавала неприятной липкой сладостью.

— А ты чего ждешь? — сердито прикрикнула вдруг старая княгиня на застывшего Сфирку. — Неси быстро воеводе кольчугу полегче, да меч потяжельше. Нет времени на по-глядки!

Растерянный Сфирка не знал, что сказать, молча побежал выполнять приказание княгини, с испугу затопав ногами ничуть не легче стражников, чем удивил, конечно, и самого воеводу, и стражу, теперь стоящую на каждом повороте и у каждой лестницы.

Дражко меж тем начал ходить по комнате. И с каждым шагом движения его становились ровнее, энергичнее, шаг приобретал упругость — будто заново учился ноги переставлять, и учился быстро. Сказывал действие целебный настой, принесенный волхвом. Попробовал воевода развести в стороны и руки, но поморщился, задергал усами, словно в гневе на самого себя, а вовсе не от боли. Это еще давалось тяжело.

Дверь открылась без стука, с легким скрипом. Однако даже не этот звук, а что-то другое привлекло внимание. Невидимое, но ощутимое, сильное. Дражко обернулся. В дверном проеме стоял сам Горислав, легкий на помине. Стоял и смотрел на князя-воеводу как всегда невозмутимым, неподвижным своим взглядом. Долго смотрел, потом шагнул за порог, словно по воде проплыл. Горислав обычно и ходил так — ровно и быстро.

— Пришел час… — изрек устало, словно это он израненный, а не Дражко, и остановился против князя, по-прежнему всматриваясь ему в глаза.

— Как ты и говорил… — сказала княгиня-мать.

— И пора уже… — голос волхва неожиданно стал грозным.

— Пришел час, — согласился Дражко, слегка робея перед волхвом, чего никогда не испытывал перед врагом. Но сила Горислава была вовсе не такая, какой бывает у воина, и потому, наверное, казалась особенно значимой, которой невозможно сопротивляться.

— Садись, — показал Горислав на скамью под окном. — Прямо сиди и спину держи, будто оглоблю проглотил…

Дражко молча подчинился, а волхв водил ладонью над раной, вторую ладонь оставив неподвижной за спиной, и громко шептал: